История была не самая убедительная, но дело спас колокол, приглашавший на ужин. Путешественники решили поужинать в купе, как подобает важным шишкам. Владислав спросил у официанта, что такое «морские язычки а-ля Плогофф». Тот по-итальянски объяснил, что это морские язычки, приготовленные на бретонский манер, в соусе из венерок — моллюсков, доставленных прямо из городка Плогофф, который находится в Бретани, на мысе Ра. Официант принял у Владислава заказ, но похоже, подумал, что этот парень в футболке, с неевропейским лицом и густой черной порослью на руках, вряд ли может быть важной шишкой, равно как и его спутник.
— Если ты волосатый, — сказал Владислав после ухода официанта, — они дают понять, что твое место — в вагоне для скота. Это я унаследовал от матери, — меланхолично добавил он, дернув себя за волоски на руках, а затем вдруг разразился хохотом, внезапным, как треск разбившейся вазы.
Смех у Владислава был необычайно заразительный, казалось, он может смеяться просто так, без всякого повода.
После морских язычков а-ля Плогофф, вальполичеллы и десерта Адамберг улегся на кушетку и раскрыл папки с досье. Все прочесть, все пропустить через себя. Для него это было самой трудной частью работы. Перебирая ворох бумаг — выписки из архивов, доклады, сводки, — он терял ощущение живой жизни.
— Как вам удается находить общий язык с Дангларом? — неожиданно произнес Владислав, отрывая Адамберга от чтения справки из немецкой полиции на фрау Абстер, семидесяти шести лет, проживающую в Кёльне. — А вы знаете, что он глубоко уважает вас, хоть вы и действуете ему на нервы?
— Данглару все действует на нервы. Он взвинчивает себя сам, без посторонней помощи.
— Он говорит, что не может вас понять.
— Как вода не может понять огонь, а воздух — землю. Но я скажу так: если бы не Данглар, Контора давно бы уже плыла по воле волн и в конце концов наскочила бы на скалы.
— Например, на скалы у мыса Ра. Где находится городок Плогофф. Вот было бы забавно. И там, изрядно потрепанные кораблекрушением, вы с Адрианусом утешились бы, наслаждаясь морскими язычками, которые впервые попробовали в поезде Венеция — Белград.
Работа над досье не продвигалась: Адамберг застрял на пятой строчке анкеты фрау Абстер, проживающей в Кёльне, дочери Франца Абстера и Эрики Плогерштайн. Данглар не предупредил комиссара, что ехать придется с болтуном: ему и так было трудно сосредоточиться, а тут еще Владислав все время втягивал в разговор.
— Мне удобнее читать стоя, — произнес Адамберг и поднялся с места.
— Потрясающе.
— Я оставлю вас, выйду погулять в коридор.
— Выходите, гуляйте, читайте. Ничего, если я здесь покурю? Я потом проветрю.
— Курите.
— Несмотря на мою волосатость, я не храплю. Как и моя мать. А вы?
— Иногда похрапываю.
— Ну и ладно, — сказал Владислав, доставая папиросную бумагу и курево.
Адамберг выскользнул за дверь. Если повезет, то, когда он вернется, Владислав будет плавать на облаке дыма, пахнущего марихуаной, и безмолвствовать. Он прогуливался по коридору с двумя папками, розовой и зеленой, пока не погас свет. Владислав спал с улыбкой на губах, голый по пояс, мохнатый и черный, как кот на ночной улице.
Адамберг заснул быстро, но, как ему казалось, неглубоким, тревожным сном, положив руку на живот; может быть, на него плохо подействовал рыбный деликатес, съеденный за ужином. Или мучила мысль о том, что в его распоряжении всего пять-шесть дней. Задремав на несколько минут, он просыпался, потом засыпал опять, а в коротких, прерывистых сновидениях воевал с деликатесом а-ля Плогофф, который явно вознамерился просверлить дырку у него в голове и отравить ему всю ночь. Анкетные данные фрау Абстер прокрались в ресторанное меню и перемешались с морскими язычками, возвещая о себе такими же изящными, затейливыми буквами. Бесконечные нити сплетались, спутывались, и Адамберг перевернулся на другой бок, чтобы стряхнуть с себя это идиотское наваждение. Или не идиотское? Он открыл глаза, мгновенно узнав тревожный сигнал, который обычно срабатывал у него еще до того, как он успевал понять, в чем дело.
А дело было в этой строке. «Фрау Абстер, родители — Франц Абстер и Эрика Плогерштайн», — подумал он, зажигая лампочку над изголовьем. Что-то знакомое слышалось в фамилии фрау Абстер. Точнее, в фамилии ее матери, Плогерштайн, которая влезла в меню, потеснив морские язычки а-ля Плогофф. Но почему? Он сел и, стараясь не шуметь, полез в рюкзак за папками. И в этот момент к связке Плогерштайн-Плогофф прицепилась фамилия человека, убитого в Пресбауме. Конрад Плёгенер. Адамберг достал и поднес к свету листок с анкетными данными австрийца. «Конрад Плёгенер, место жительства — Пресбаум, родился 9 марта 1961 года, родители — Марк Плёгенер и Марика Шюсслер».
Плогерштайн, Плёгенер. Адамберг положил растрепанную розовую папку на постель и достал белую, с французским досье. «Пьер Водель, родители — Жюль Водель и Маргерит Немессон».
Пустышка. Адамберг потряс за плечо пушистого кота, спавшего напротив в изящной позе, вполне достойной пассажира первого класса.
— Влад, мне надо кое-что у вас спросить.
Молодой человек изумленно открыл глаза. Его конский хвост был распущен, длинные прямые волосы рассыпались по плечам.
— Где мы? — пролепетал он, словно маленький ребенок, который, проснувшись, не узнает свою спальню.
— В поезде Венеция-Белград. Я полицейский, мы с вами едем в Кисилову, родную деревню вашего деда.
— Да, — более уверенно произнес Владислав: его мысли стали проясняться.
— Просыпайтесь, мне надо у вас кое-что спросить.
— Да, — повторил Владислав, и Адамберг подумал, что он, возможно, все еще плавает на своем облаке.
— Как звали родителей вашего деда? У кого-то из них фамилия начиналась на «Плог»?
В полутемном купе раздался хохот. Владислав протер глаза.
— «Плог»? — переспросил он, садясь на постели. — Нет, никакого «Плога» не было.
— Как звали его отца? Вашего прадеда?
— Милорад Молдован.
— А мать? Как звали вашу прабабку?
— Прабабушку звали Наталия Арсиньевич.
— А в окружении вашего деда, среди его друзей и родственников, не было никого с фамилией, начинающейся на «Плог»?
Владислав опять коротко рассмеялся:
— Zasmejavaš me, вы меня насмешили, комиссар, ей-богу, вы мне нравитесь.
И он улегся на бок, спиной к Адамбергу, все еще посмеиваясь себе в длинную шевелюру.
— Хотя постойте, — сказал он, вдруг приподнявшись. — Был один Плог. Учитель истории в местной школе, дед нам о нем прожужжал все уши. Михай Плогодреску. Кузен деда из Румынии, который приехал преподавать в Белград, потом жил в Нови-Саде, а когда вышел на пенсию, поселился в Кисельево. Они с дедом были неразлучные друзья, прямо как два брата, хотя Михай был на пятнадцать лет старше. И что уж совсем удивительно, умерли с интервалом в один день.
— Спасибо, Влад. Спи.
Адамберг, неслышно ступая по темно-синему ковру, вышел в коридор и взглянул на страничку в блокноте: Плогерштайн, Плёгенер, Плогофф, Плогодреску. Получился великолепный ансамбль, из которого, правда, придется убрать морские язычки, попавшие сюда совершенно случайно. «Хотя это черная неблагодарность с моей стороны, — подумал Адамберг, с некоторым сожалением вычеркивая название бретонского городка, — ведь если бы не морские язычки а-ля Плогофф, я бы ни о чем не догадался». Одни часы Адамберга показывали четверть третьего, другие — без четверти четыре. Комиссар позвонил Данглару, который отнюдь не отличался легким, веселым характером, когда его будили среди ночи.
— Что-то стряслось? — пробурчал майор.
— Извините, Данглар. Но ваш племянник все время хохочет, тут просто невозможно заснуть.
— В детстве он был такой же. У него от природы легкий, веселый характер.
— Да, вы мне уже говорили. Данглар, как можно скорее выясните фамилии деда и бабки Воделя-старшего, по обеим линиям, отцовской и материнской, а если удастся, еще его прадедов и прабабок, и даже более далеких предков. Углубляйтесь в его генеалогию, пока не докопаетесь до Плога.
— Как это понять: «до Плога»?
— На фамилию, которая начинается с «Плог». Например, Плогерштайн, Плёгенер, Плогофф, Плогодреску. Мать фрау Абстер была урожденная Плогерштайн; австрийца, убитого в Пресбауме, звали Конрад Плёгенер, а румынский кузен вашего дяди Славка носил фамилию Плогодреску. Ноги, которые мы видели на Хаджгете, — его, а не вашего дяди. Все же какое-то утешение.
— А Плогофф?
— Это морские язычки, которые мы с Владом ели на ужин.
— Хорошо, — сказал Данглар, удовлетворившись этим разъяснением. — Надо полагать, это очень срочно. Вы считаете, тут есть какая-то зацепка?
— Думаю, все эти люди — из одной семьи. Вспомните: Водель боялся стать жертвой вендетты.
— Вендетты, объявленной семье Плог? Но если эти Плоги из одной семьи, почему у них не одна фамилия?
— Потому что их разбросало по разным странам или, возможно, потому, что настоящую фамилию постоянно приходилось скрывать.
Сбросив с себя это бремя, Адамберг заснул. Ему удалось поспать часа два, пока не позвонил Данглар.
— Я нашел вам Плога, — доложил он. — Это дед Воделя по отцовской линии, эмигрант из Венгрии.
— Как его фамилия?
— Я же только что сказал вам: Плог. Андраш Плог.
XXX
Поезд проезжал по окрестностям Белграда. Владислав прилип к окну и комментировал увиденное с таким энтузиазмом, словно они участвовали в захватывающем приключении. Время от времени он сам себя смешил, произнося «плог». Радужное настроение Владислава превращало их путешествие в увеселительную поездку, однако Адамберг был настроен иначе: по мере того как комиссар приближался к таинственной Кисилове, эта экспедиция окрашивалась для него во все более мрачные тона.
— Белград, — констатировал Владислав, когда поезд въехал под своды вокзала. — Очень красивый город, но мы не успеем его осмотреть, наш автобус отходит через полчаса. А вы часто будите людей по ночам, чтобы спросить, нет ли у них в семье плога?