Фото А. Банникова
Здесь березняки узкой лентой поднимаются вверх, кое-где видна раскидистая черемуха, а у воды — пятна высоких зарослей вейника. На скалах ютятся сосны, на затененных участках стали встречаться ельники.
Вскоре пришлось вести лошадей в поводу — слишком крут подъем и тропа вьется, пересекая несколько раз крупнокаменистую россыпь. Самый трудный участок позади, и мы в верхнем лесном поясе, в кедровой тайге. Кедровники здесь особые, с обильным травяным покровом, но почти без подлеска и кустарников. Первым нас встретил марал; великолепный самец с еще бархатистыми окрепшими рогами выскочил на поляну, шарахнулся в сторону, но, отбежав 60–70 шагов, обежал нас кругом, мелькая среди стволов прозрачного леса. С шумом поднялся выводок тетеревов, кормящихся среди крупнолистного разнотравья из аконитов, чины, валерианы и каколий. Появились белки, такие же черные, как и в Забайкалье; поминутно слышны громкие голоса поползней; то там, то здесь перелетают крикливые кедровки, пролетела стайка клестов, с шумом поднимаются рябчики; слышен стон желны, резко свистят испуганные бурундуки; с нижней ветки ближайшего кедра смотрит на нас пушистая кукша. Шатающейся походкой пронеслась и скрылась за упавшим стволом кедра поднятая из-под самых ног кабарга, по зарастающей каменистой россыпи шныряют северные сеноставки…
Объездчик заповедника у входа в падь Богдо-Ула
Фото А. Банникова
Это самый южный форпост тайги в Монголии. Кедр здесь всегда хорошо плодоносит, и большие урожаи бывают очень часто, раз в 3–4 года. Кедровыми орешками кормится все население, собираясь к осени в этом поясе гор. Не только кабаны, бурундуки, сойки, но и маралы, рябчики и даже косули охотно поедают кедровые орешки.
Это хорошо видно зимой, когда олени и косули копытят снег, отыскивая шишки, а рябчики, сойки и синицы сопровождают их, кормясь у самых морд зверей. Самым большим лакомством, для косули, живущей у нас во дворе в Улан-Баторе, были кедровые орешки.
Еще выше мы опять попали в узкое горло пади, сильно заболоченное и заросшее ерником — низкорослыми корявыми березками и ивняком. Наконец поднялись на плоскую вершину, покрытую кобрезево-осоковыми лугами. Здесь много пороев кабана.
Маралы на Богдо-Уле.
Фото А. Банникова
Низко над землей перелетают рогатые жаворонки, дует пронзительный, холодный ветер. Спешим спуститься на южные склоны и среди хорошего соснового леса, под скалой, долго отдыхаем, всматриваясь в синеву уходящей на юг бескрайней монгольской степи и прислушиваясь к мелодичным голосам краснолапых клушиц.
Спускаться вниз по южным склонам, где в прошлый раз мы встретили много выводков серых бородатых куропаток, поймали на камнях милых палево-серых с полоской на спине даурских хомячков, долго наблюдали за парой дроф, не было времени. Обогнуть гору за один день на лошадях невозможно. Ее протяженность с запада на восток около 60 км, а ширина лишь в два раза меньше. Далеко за полдень, и нужно было до темноты успеть спуститься, минуя кручи и каменистые россыпи.
Только мы встали и подтянули подпруги седел, как с сосны, у которой мы сидели, неожиданно сорвался глухарь, кем-то напуганное семейство кабанов скатилось вниз, проскочив в нескольких шагах впереди нас. У старой с отломанной вершиной сосны мы задержались, высматривая сидящего на гнезде красавца беркута… Опять несколько раз поднимали оленей и в сумерках, когда в Улан-Баторе уже зажигались огни, спустились к опушке леса. Обе лошади, как по команде, дернулись и захрапели… От леса отделился волк; не торопясь и не оборачиваясь, он легкой рысью прошел вдоль склона в двух десятках шагов от нас.
Скалы у верхней границы леса на Богдо-Ула.
фото А. Банникова
Уже в полной темноте мы были у моста. Высокое темное небо было усеяно звездами; тихо позванивая квадратными колокольчиками, уходил В ночь караван верблюдов. До следующей встречи, прекрасная Богдо-Ула! Следующая встреча произошла только через 30 лет. Улан-Батор вырос в огромный современный город с многоэтажными домами и асфальтированными проспектами. По улицам уже не ездили верхом, и верблюжьим караванам закрыли доступ в город. Через Толу перекинуты железобетонные мосты, у подножия Богда-Улы на левом берегу выросли дачные поселки, а в падях построены санатории и дома отдыха. Но леса Богдо-Улы так же неприкосновенны, их не рубят, здесь не выпасают скот, не охотятся, и вход сюда по-прежнему запрещен.
Казалось, полная охрана должна была еще больше обогатить Богдо-Улу, но этого не произошло. Уже первая экскурсия показала, что на остепненных нижних склонах нет тарбаганов, исчезли совсем куропатки, почти не видно жаворонков, не парят в воздухе некогда бесчисленные хищные птицы. Все они не выдержали ядохимикатов, применяемых для борьбы с полевками на пригородных пастбищах. В лесу не видно косуль: они почти совсем исчезли, вытесненные маралами, которых невероятно много; маралы большими группами пасутся по опушкам, подходя в сумерки к самым домам. Когда-то высокотравные, поляны в лесу совершенно выбиты и стравлены, кустарники и подрост всюду подстрижены так, что топорщатся голые, большей частью уже мертвые ветки.
Что же произошло? Почему заповедная Богдо-Ула, где сотни лет охранялась природа, вдруг претерпевает экологическую катастрофу? Надо думать, в результате нарушения того равновесия, которое присуще этой экосистеме.
В 40-х годах на заповедной территории было около 1 тыс. оленей и плотность их популяции была 28–33 головы на 1000 га. Этот уровень численности был относительно стабилен на протяжении очень многих лет. При обилии волков популяция находилась в оптимальном состоянии: на одного взрослого самца приходилось в среднем две с половиной самки, и оленята к осени составляли 12–20 % всего поголовья.
В последующие годы при интенсивном освоении прилежащих к заповедному участку земель, примыкавших к быстро развивающейся столице, шло прежде всего полное истребление волков. Сейчас в этой части Богдо-Улы и ее окрестностях их совсем нет. Рыси на Богдо-Уле много, но она не может оказывать заметного влияния на оленей. В результате к 1972 г. численность оленей на заповедном участке достигла почти 4 тыс. голов, а плотность популяции составляла около 120 голов на 1 тыс. га. Такое количество оленей оказалось не в состоянии прокормить даже богатейшие угодья Богдо-Улы. На юге от заповедника лежит степь; широкая степная пойма Толы и остепненные в результате сведения лесов невысокие горы к северу не дают возможности оленям естественно расселяться и занимать новые районы. По ночам они нередко далеко уходят в степь, спускаются в долину Толы в поисках пастбищ, но день загоняет их обратно на Богдо-Улу. Популяция оленей угнетена: в стадах соотношение самцов и самок стало равным, оленят мы насчитали меньше 4 % всего поголовья.
Итак, заповедная Богдо-Ула необычайно ярко показала, что и здесь абсолютная охрана при резком изменении окружающих условий неизбежно влечет за собой отрицательные последствия для охраняемой экосистемы.
Законодательным актом Богдо-Ула объявлена заповедной и неприкосновенной в 1809 г. Однако как священная («Богдо») гора она почитается давно, видимо со времени основания Улан-Батора, т. е. с 1649 г. Существует легенда, согласно которой Чингисхан скрывался от врагов на Богдо-Уле. Гора спрятала его, и враги тщетно пытались найти Чингисхана среди непроходимых дебрей. Когда враги ушли, Чингисхан спустился к Толе, принес жертву горе и завещал своим детям и внукам почитать гору и впредь приносить ей жертвы. Действительно, по свидетельству П. К. Козлова, обряд ежегодного приношения горе жертв существовал еще в начале нашего века. Современная площадь заповедника —36 600 га, из которых 18 800 га покрыто лесом. Он занимает центральную и западную часть поднятия, примерно одну четвертую его часть, не считая степных предгорий. В восточной части Богдо-Улы недавно организовано охотничье хозяйство.
Охраняется заповедник издавна хорошо: у входа в каждую из падей постоянно живет охрана, миновать которую практически невозможно. Впрочем, случаи нарушения заповедности очень редки — монгольский народ очень любит и почитает красавицу Богдо-Улу.
Богдо-Ула до 1975 г. была единственным заповедным участком в Монгольской Народной Республике. Вместе с тем на территории Монголии сохранились совершенно уникальные животные, исчезнувшие в других странах. Среди них такие, как лошадь Пржевальского и дикий верблюд. Только в Монголии остались еще достаточно обычными такие животные, как кулан, дзерен, джейран, медведь-пищухоед, снежный барс. Каменистая пустыня — гаммада с оазисами из разнолистного тополя в Заалтайской Гоби, где и обитают многие из названных животных, представляет огромный научный интерес. Создание здесь большого заповедника на площади около 4 млн. га, организация которого начата, будет иметь исключительное значение для сбережения и изучения природы Центральной Азии.
В лесах Сосинпана
А. Г. Банников
Издали этот лес кажется обычным, напоминающим наши широколиственные леса Кавказа. Только богатство оттенков зелени да метелки теневых пальм (Corypha), кое-где торчащие над зарослями, выдают его тропический облик. Зеленая стена ближе подходит к шоссе, очертания отдельных деревьев рисуются четче, и впечатление обычного исчезает.
Почти каждое дерево опутали лианы, и всюду на деревьях видны эпифиты
Гигантские перья бамбука образуют над дорогой ажурную арку
Фото A. Банникова
Над самой дорогой дикие бананы протягивают огромные пальцы своих листьев, а гигантские перья бамбука образуют ажурную арку. Фикус на опушке леса, свесивший вниз свои мощные воздушные корни-подпорки, заставляет с улыбкой вспомнить карликовые фикусы в наших кадках и горшках. Постепенно начинаешь различать и другие деревья: вот это трохикарпус, а там камфарное дерево, рядом магнолия. Бесчисленные лианы перекидываются с дерева на дерево, подобно змеям, лежат на земле спутанными клубками и снова ползут вверх, перекручиваются, спадают петлями, связываются д