Заповедными тропами зарубежных стран — страница 47 из 64

и, и за ней видны группы пасущихся газелей Гранта и Томсона, а на возвышениях — застывшие странные силуэты конгони. Изгородь окаймляет восточное крыло Национального парка Найроби и препятствует животным выходить на шоссе.

Через полчаса изгородь кончается, а с ней исчезают и пасущиеся антилопы. Местность теперь кажется совершенно безжизненной, и это ощущение не нарушают ни асфальтовое шоссе, ни редкие купы деревьев, среди зелени которых видны белые стены и черепичные красные крыши домов. Это фермы, где разводят, вернее, пытаются еще разводить скот. Земледельцу здесь нечего делать — слишком сухо, нет воды, и маленькие оазисы, окружающие фермы, — это единственные пятна настоящего зеленого цвета.

Еще два-три часа утомительной езды, утомительной потому, что глазу не на чем задержаться, а над нагретым асфальтом плавится сверкающее марево, и мы замечаем, что пейзаж вдруг как-то незаметно изменился. Исчезли постепенно редкие акации, не видно больше и приветливых домиков фермеров. На смену им пришли заросли низкорослых, корявых, переплетенных кустарников. Местность становится более плоской, и кустарник заливает ее все гуще и гуще, бесформенный, безлистный, странно похожий на необозримые завалы старой колючей проволоки. Это и есть буш, или, как его еще выразительнее называют, скрэб. Мы подъезжаем к Цаво.

Дальше дорога идет узким коридором между двумя самостоятельными частями Национального парка — Западным и Восточным Цаво. Этим же коридором параллельно шоссе проходит и железнодорожная линия — восемьдесят лет назад здесь работал проводником шотландский парнишка, впоследствии известный охотник Джон Хантер. Похоже, железная дорога с тех пор изменилась мало: лишь раз в сутки тишину нарушает тихоходный паровоз, с усилием тянущий по единственной колее пять старомодных вагонов. Все грузы из порта Момбасы в Найроби везут сейчас по прекрасному асфальту шоссе, это дешевле и быстрее.

Проезжий коридор не отгорожен от заповедной территории. Да и незачем — свернуть туда нельзя: буш стоит непроходимой стеной.

Но близость парка, дыхание гигантского резервата уже ощутимо: на одном из округлений шоссе мы вдруг видим слона. Он спокойно стоит у самого асфальта, не обращая ни малейшего внимания на проносящиеся тяжело груженные могучие грузовики и легковые автомобили. Чувствуется, что слон «у себя дома».

Однако до въезда в парк еще далеко. Мы проезжаем небольшой городок Мтито, состоящий всего из трех десятков невзрачных одноэтажных домов, где единственная яркая точка — заправочная станция и магазин сувениров. Затем Вой, городок чуть побольше, с каким-то заводом, трубы которого видны в отдалении. И только потом неожиданно перед нами возникает перекресток, первый настоящий перекресток за весь долгий путь. Поперечное асфальтовое полотно с обеих сторон в сотне метров упирается в массивные ворота. Это главный въезд в национальный парк Цаво. Направо — Западный Цаво, налево — Восточный. Правая дорога ведет к отелям Килагуни-Лодж, левая — к Вои-Лодж и научно-исследовательскому центру парка. Мы поворачиваем налево.

Ворота парка — внушительное сооружение. Два въезда, перекрытые шлагбаумами, билетная касса, контрольно-пропускной пункт. Над воротами, издали бросаясь в глаза, возвышаются два громадных черных профиля носорогов. Это эмблема Цаво. Такого же, но медного носорога мы видим и на форменной фуражке охранника, поднимающего шлагбаум перед нашей машиной. Стройный, подтянутый кениец наклеивает пропуск на лобовое стекло и приветственно подносит руку к козырьку. Проходит еще несколько секунд — и мы на территории парка.

Сразу за воротами асфальт кончается. Машина легко идет по ухоженному, ровному грейдеру, кирпично-красному от цвета латеритовой почвы. Дорога неширокая, и местами подступающий к ней вплотную буш протягивает свои серые колючие ветви к самым окнам машины, угрожая расцарапать лицо. На первой же развилке — внушительный каменный монумент с указателем дорог и перечнем главных правил поведения посетителей в парке. Прочитав их, мы узнаем, что на территории парка мы находимся на собственный страх и риск и что администрация не отвечает за нашу безопасность. Кроме того, до нашего сведения доводится, что нельзя подъезжать близко к животным, нельзя пересекать дорогу слонам, нельзя выходить из машины, съезжать с дороги. Словом, разрешено только сидеть в автомобиле и смотреть. Что же, мудрые правила!



Блестящие скворцы — самые обычные птицы Восточной Африки

Фото А. Банникова


Еще с час мы едем однообразным бушем, оставляя за собой легкое облачко красноватой пыли. Вдоль обочины быстро бегут и срываются из-под самых колес цесарки и франколины; через дорогу, едва не задевая радиатор, то и дело перепархивают стайки отливающих металлом блестящих скворцов и черных буйволовых ткачей; по ветвям, не обращая внимания на длинные колючки, ловко лазают красноклювые токи; высоко в небе застыли на неподвижных крыльях грифы. Машина пересекает небольшую поляну в буше, и мы видим у самой дороги табунок импал: безрогие самки и несколько в стороне хозяин гарема, прекрасный взрослый самец с длинными лировидными рогами. Стоит машине затормозить, как антилопы прерывают полдневный отдых, встревоженно поднимают головы и под щелканье наших аппаратов неспешно отходят под прикрытие кустов. Звери в Цаво гораздо осторожнее, чем в Нгоронгоро или Найроби-парке.

Дорога то поднимается на пологий склон, то снова тонет в буше, где нет обзора. Солнце по-прежнему прямо над головой, и окружающая местность поэтому кажется плоской, лишенной теней, бесцветной. Но вот совершенно неожиданно дорога сворачивает к очередному холму слева, резко берет в гору, и мы, еще ничего не видя, чувствуем, что добрались до места. Несколько минут — и машина въезжает в ворота, на гравийную дорожку, по обе стороны которой высятся громадные канделябры молочаев и багрянцем полыхают заросли цветущей бугенвиллеи. Прямо перед нами отель, каменная лестница, просторные веранды со столиками, витрины с копьями, щитами и мечами масаев. Везде цветы, прохлада, пение птиц. Поразительный контраст после душного буша, пыльной дороги, жары и утомительного солнца. А потом в ожидании ленча мы долго сидим в легких плетеных креслах, положив ноги на каменный парапет веранды, наслаждаясь покоем и прохладой и глядя, как подъезжают к отелю машина за машиной, машина за машиной и из них выходят люди, по-разному одетые, разного возраста, говорящие на разных языках. Трудно поверить, что находишься в самом центре совершенно безлюдной, почти безводной, дикой местности.



Табунок антилоп импал



У самцов импал длинные лировидные рога

Фото А. Банникова


После ленча мы отправляемся в научный центр Цаво, лежащий в нескольких километрах от отеля. Научный центр — это целый небольшой городок с длинным одноэтажным лабораторным зданием, гаражами, мастерскими, складами и коттеджами для научных сотрудников. Как и отель, научный центр утопает в цветах. В лабораторном корпусе нас встречает Вальтер Леотольд, швейцарец, работающий по контракту с Управлением национальных парков Кении. Вальтер невысок, худощав, подвижен и на вид ему не дашь больше тридцати лет. Несмотря на молодость, он уже известен как прекрасный этолог, как специалист по копытным. Он встречает нас как старых друзей: наше первое знакомство состоялось несколько лет назад в Москве, где Вальтер был участником Международного конгресса биологов-охотоведов.

Осмотр лабораторий не потребовал много времени: в комнатах только столы с картотеками, с пишущими и счетными машинками да на стенах превосходные карты парка: ботанические, геологические, геоморфологические. Чувствуется, что вся работа не здесь, а в природе, в поле, что рабочее кресло сотрудников научного центра — это сиденье лендровера. И Вальтер торопит нас — ему хочется показать Цаво, показать не снаружи, как смотрят туристы, а изнутри, интимно, так, как показывают другу самое близкое и дорогое. Да и нам хочется того же, но мы все-таки задерживаемся у склада научных материалов: зрелище просто фантастическое. Склад — это просторный двор, где прямо под открытым небом лежат сотни и тысячи слоновьих черепов… Длинными правильными рядами, от совсем мелких к крупным и далее к огромным, белые, сверкающие на солнце черепа без бивней занимают всю площадь двора. А двор не менее полугектара! По стенам его — сплошные многоэтажные стеллажи, которые также тесно заставлены черепами носорогов. Черепа собраны с помощью вертолетов на территории парка, и по ним зоологи определяют возрастной состав погибших естественной смертью слонов и носорогов. Вполне научная коллекция, но почему-то от этого зрелища остается на душе тяжелый осадок.

Наконец, мы усаживаемся в лендровер, и Вальтер, выведя машину за ворота городка, сразу же сворачивает прямо в буш. Корявые сучья громко скребут по кузову, невидимые в траве рытвины и поваленные стволы заставляют автомобиль делать какие-то судорожные рывки, но все это никак не отражается на поведении нашего гида: все внимание его сосредоточено на окружающих кустарниковых зарослях, на дорогу он даже не смотрит, лишь коротким «sorry» сопровождая особенно буйные прыжки лендровера. Чувствуется, что Вальтер проводит за рулем бóльшую часть жизни.

Не проходит и десяти минут, как он резко останавливает машину и молча указывает рукой в буш. Секунда — и мы тоже видим то, что привлекло его внимание: на крохотной прогалине замер малый куду. Поразительной, редкой красоты антилопа! Стройное литое тело на высоких сильных ногах, маленькая узкая голова, чуткие уши и закрученные в пологую спираль черные с желтоватыми кончиками рога. На боках животного по голубовато-серому, пепельному фону точно острым мелком проведены тонкие белые полосы, образующие удивительно нежный, как бы колеблющийся рисунок. Недаром, нет, недаром Лесли Браун, один из лучших современных знатоков африканских зверей, назвал малого куду «аполлоном среди антилоп».

Что-то необычайно верное звучит в этом на первый взгляд пышном сравнении.