Интересно, что период экономических успехов Европы совпал с процессом усиления роли государства. Цифры статистики говорят сами за себя. Доля государственных расходов в ВВП росла и достигла к 1980 году 42,9 % в ФРГ против 30,7 % в 1961 году; 43,0 % во Франции против 33,7 %; 60,4 % в Нидерландах против 35,0 %; 42,8 % в Британии против 30,7 %. Даже в такой либеральной стране, как США, отмечалась аналогичная тенденция, хотя и в ослабленной форме: 33,1 % против 29,7 %. А рекорд принадлежит Швеции, у которой в 1980 году государственные расходы достигли 63,2 % от ВВП против 31,0 % в 1961 году. Несмотря на последующую волну неолиберализма, в конце 1990-х годов доля государственных расходов в ВВП Германии составляла 49,7 %, Италии – 50,1 %, Франции – 54,8 %, Бельгии – 55,0 %[36]. В середине 1980-х годов 90 % всех ресурсов банковско-кредитных учреждений Франции принадлежало государственным банкам[37].
Даже в XXI веке германскому государству принадлежало около 99 % сооружений железнодорожной сети и предприятий водоснабжения, порядка 95 % портовых сооружений, оборудования водных путей, городского транспорта и почти 80 % автомобильных дорог; практически вся добыча бурого угля, производство электроэнергии на атомных электростанциях, 75 % выплавки алюминия, около 50 % добычи железной руды, свинца, цинка и производства легковых автомобилей, свыше 30 % предприятий судостроительной промышленности[38].
В США «государственный сектор так или иначе поддерживает нормальное функционирование более половины американской экономики»[39].
Крупный государственный сектор сохраняется и в Италии, а Британия, хотя и считается инициатором неолиберализма, все равно широко практикует государственночастное партнерство.
Кстати, когда обсуждают опыт развитых стран мира, почему-то редко вспоминают Австралию. Между тем это огромное государство-континент занимает пятое место в мире по ВВП на душу населения, обгоняя такие страны, как США, Германия, Франция, Япония, Великобритания и ряд других мировых лидеров. Даже купающиеся в нефти Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты и Кувейт далеко отстают от Австралии.
Как удалось добиться таких успехов? Наверное, вам уже надоело в очередной раз читать слово «протекционизм», но я не виноват, что после войны руководство Австралии взяло курс на импортзамещение, введя жесткие защитные барьеры.
Еще один стандартный прием (концентрация производства) также использовался в полной мере. В середине 1970-х годов во всей стране было около 100 тысяч компаний, но на долю 556 приходилось более половины общего дохода, облагаемого налогом. В горнодобыче почти вся продукция выпускалась лишь 50 компаниями, а в обрабатывающей промышленности из 30 тысяч компаний на 200 приходилось 60 % капиталовложений, 44 % занятых и 50 % продукции[40].
Некоторые предприятия заняли положение и вовсе близкое к монопольному. Например, в начале 1980-х годов на один металлургический завод в Порт-Кембла приходилось 60 % от всех мощностей страны по выплавке стали, завод в Гладстоне обеспечивал треть производства глинозема, в обрабатывающей промышленности одно-три предприятия могло производить от 30 до 100 % того или иного вида продукции[41].
В сельском хозяйстве, которое в Австралии является мощной отраслью с важным экспортным значением, долгое время шел процесс сокращения мелких ферм в пользу крупных агрокомпаний.
Как и в Западной Европе, в период австралийского экономического чуда роль государства была немалой. К началу 1980-х годов в госсекторе работало треть занятых в хозяйстве, а доля государственных расходов в ВВП достигала 40 %[42]. Энергетика, транспорт, связь, водоснабжение, банковская деятельность – сферы, где позиции государства были особенно сильны, и к тому же госкорпорации активно занимались бизнесом.
Австралия еще в 1947 году подписала международное Генеральное соглашение по тарифам и торговле, призванное способствовать либерализации экономических отношений. Однако, несмотря на это, политика протекционизма продолжалась и в последующие несколько десятков лет. Повышение таможенных пошлин и введение квот на импорт использовалось даже в 1980-е годы.
Подводя итог главы, я хотел бы отметить, что протекционизм, концентрация производства и высокая роль государства в управлении хозяйством – вот три ключевых момента, которые регулярно повторялись, когда мы рассматривали экономические чудеса совершенно разных стран.
Глава 13. Протекционизм и Всемирная торговая организация
Как внезапная свободная торговля (глобализация), так и кровопускание, как правило, безвредны для здоровых людей, но представляют потенциальную опасность для ослабленных. Развитая страна с устойчивой промышленностью не пострадает от «естественных» сил рынка. Но сегодняшним бедным странам «естественные» силы рынка приносят деиндустриализацию и растущую бедность.
Давайте смоделируем следующую ситуацию. Представьте себе, что на прилавке лежат два абсолютно одинаковых товара – один российский, другой импортный. Ни по качеству, ни по своим функциональным возможностям они не отличаются, но иностранный на 5 % дешевле. 5 % – ерунда, мелочь? Ничего подобного. Если товар стоит $1000, то 5 % – это уже $50. Кто же в своем уме купит наш товар за $1000, если рядом полностью аналогичный за 950? Иными словами, 5 % скидки достаточно, чтобы начисто убить отечественную отрасль, производящую данный продукт.
Мне возразят, сказав, что ничто не мешает нам понизить цену на свои изделия и победить в конкурентной борьбе. Но этот аргумент не выдерживает никакой критики. Себестоимость товара падает при его выпуске сравнительно большими сериями. Крупные иностранные компании уже располагают огромными рынками сбыта и поэтому давно наладили масштабное производство. А России еще предстоит возродить свою промышленность и хотя бы отвоевать свой рынок, не говоря уже о выходе на мировые. Уже в силу одного этого фактора наши вновь созданные предприятия не смогут сразу наладить выпуск огромными партиями. Значит, и себестоимость продукции окажется у нас выше. Это лишь один неблагоприятный фактор, а их очень много. Имеют значение известность бренда, возможность проводить дорогостоящие рекламные кампании, доступ к дешевому кредиту, торговый опыт, лоббистские связи и тому подобное. Ясно, что и по этим параметрам масштабные, давно состоявшиеся корпорации имеют преимущество перед новичками. Но и это еще не все.
Для многих людей сухие цифры статистики ничего не значат, однако личные впечатления оказывают ошеломляющее воздействие. Наши туристы, возвращаясь из юго-восточной Азии, нередко рассказывают о бедности местного населения. Каких-то далеко идущих выводов из этого факта обычно не делают, но ясно, что чем беднее народ, тем дешевле рабочие руки. Сотни миллионов людей на планете живут в такой нищете и готовы вкалывать за такие мизерные деньги, на которые в нашей стране никто не согласится. Чтобы выиграть конкурентную борьбу у жителя трущоб, надо свое население превратить в таких же полубомжей. Лично я такой судьбы для России не хочу. Впрочем, у нас, в отличие от Индии, ежегодно на несколько месяцев устанавливается такой холод, что жить в коробках на улице или в хибарах без отопления невозможно. Поэтому путь тотальной нищеты с целью повышения конкурентоспособности все равно для нас закрыт, даже если в какую-то больную голову такая идея и придет.
Помню, когда эти аргументы излагал Андрей Паршев в книге «Почему Россия не Америка», критики говорили, что в жарких странах хотя и не требуется отопление, но кругом стоят кондиционеры, что тоже повышает себестоимость товаров. В начале моей книги я сказал о чудовищных условиях труда в Аатинской Америке. Кондиционеры там не предусматривались. Не спорю, уровень жизни в развивающихся странах заметно подрос за последние полвека, соответственно, выросли и зарплаты. И все же в мире до сих пор существуют огромные территории нищеты, по площади и численности населения превосходящие Россию. Даже сейчас в Китае 150 млн человек живут на 1,5 доллара в день и меньше[43]. Представляете, до какой степени там дешевы рабочие руки? Как с ними конкурировать без протекционизма? Никак.
А когда в Индии и Китае работники потребуют высоких зарплат, резко активизируется перенос производств в Африку. Да, сейчас там непростые условия для бизнеса. Но не сомневайтесь, Запад, когда ему нужно, умеет наводить порядок в своих колониях и неоколониях. Умеет Запад и вскрывать чужие рынки, уничтожая на своем пути протекционистские барьеры. Одним из таких инструментов является Всемирная торговая организация (ВТО). Вот о ней мы сейчас и поговорим.
В 1947 году несколько государств заключили Генеральное соглашение по тарифам и торговле. Речь шла о взаимном снижении импортных пошлин. Понятное дело, что страны, уже развившие свою промышленность под защитой протекционизма, не боялись конкурировать с теми, кто не располагал мощным производством, и поэтому в основном экспортировали сырье. А вот снижение покровительственной защиты для стран со слабой промышленностью означало упрощение доступа на их рынок товаров индустриальных лидеров. Как видим, Запад вновь проводил в жизнь принцип: покупай сырье – продавай готовую продукцию.
Постепенно к этому соглашению присоединялось все больше участников и параллельно снижались импортные пошлины. В конце концов на основе Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ) создали новую организацию под названием ВТО. Если в 1948 году средневзвешенные ставки импортных таможенных пошлин стран, подписавших ГАТТ, находились на уровне 40–60 %, то в 2000 году в рамках ВТО они составляли всего лишь 3–5 %