Накануне Первой мировой войны Германия обладала развитым сельским хозяйством, но все же зависела от импорта продовольствия. И вот когда страны Антанты ввели блокаду, от голода умерло около 700 тысяч немцев. Заметьте, ни один солдат вражеской армии не ступил на немецкую землю, но достаточно было перекрыть импорт, как уже в 1916 году вся Германия ела брюкву. Германские войска обстреливали Париж, а в немецком тылу смерть косила людей сотнями тысяч. Почти за год до военного поражения в Австро-Венгрии по карточкам выдавали только 100 граммов хлеба в день на взрослого человека. Остальное приходилось покупать на рынке по бешеным ценам. Голодали даже солдаты. Роль торговой блокады в итоговой победе Антанты была сопоставима с боевыми действиями на фронтах.
Мне возразят, скажут, что я привожу крайние примеры из истории войн столетней давности. Хорошо, посмотрим на сегодняшнюю ситуацию. Мы привыкли к Интернету, мобильным телефонам, компьютерам. И если вдруг в один прекрасный день мы не сможем послать sms или разместить в Сети фотографию, конечно, это вызовет немало неприятностей. Но от этого никто еще не умирал. А вот если завтра только лишь объявят о продовольственной блокаде, то сразу же цены на самые элементарные продукты взлетят до небес. Люди ринутся в магазины, сметая с полок гречку, сахар, муку и консервы. Но запасов все равно не хватит. Мы все съедим очень быстро, и что дальше? А дальше – реальный голод, и я не преувеличиваю. По самым скромным и минимальным оценкам, которые признаны официально, – порядка трети продуктов питания в России импортные.
Представьте, что ваш рацион сократится сразу на треть. Это уже существенно, но реально ситуация намного хуже, потому что снижение потребления вряд ли произойдет равномерно. Все же знают, что разница в доходах населения у нас очень велика. Грубо говоря, миллионер не снизит своего потребления от того, что продукты подорожают в пять, десять или даже в пятьдесят раз. А для не очень богатого человека, то есть для большинства наших граждан, рост цен даже в два раза станет ударом. Что касается бедных слоев населения, а это миллионы людей, то им и вовсе жить будет не на что.
К тому же товар начнут придерживать с целью наживы на дальнейшем повышении цен. Как с этим бороться? Введением карточек, строгим нормированием, принудительной фиксацией цен и тому подобных мер, хорошо знакомых нам не только по книгам о войне, но и по недавнему опыту нашей же страны конца 1980-х годов. На этом фоне «доброжелателям» не составит труда дополнительно раскачать ситуацию путем всевозможных «оранжевых технологий».
Отсюда очевидный вывод: производство продуктов питания – это де-факто часть оборонного комплекса страны. Поэтому нельзя относиться к такой сфере на основе чисто рыночного подхода. Это понимают везде, и даже в самых рыночных системах сельское хозяйство живет совершенно по иным законам.
В Европе государство выплачивает дотацию на каждый гектар обрабатываемой земли, в животноводстве бюджет платит за каждую корову. В США государство субсидирует даже экспорт мяса. Где тут невидимая рука рынка, о которой нам плели байки всевозможные агитаторы либерализма?
Япония, вступив в ВТО, добилась права оказывать государственную поддержку своему сельскому хозяйству в размере $64,3 млрд ежегодно. Китай и того больше – $147 млрд. Россия с 2018 года – лишь $4,4 млрд, и это меньше, чем в крохотной Швейцарии, для которой поддержка установлена на уровне $5,8 млрд[47]. И после этого нам рассказывают сказки о равенстве условий в «глобализирующемся мире». Никакого равенства нет, и это даже формально прописано в условиях Всемирной торговой организации. Да что и говорить, 40 % дохода фермера в Европе обеспечены бюджетными дотациями, а в России – 3 %[48].
Знаете, как в США гарантируют сбыт своему производителю? Государство обязуется выкупить у фермера его урожай по заведомо известной цене. Если рыночная цена оказалась выше, фермер продает, к примеру, свое зерно на рынке, если нет, то может продать государству, а государство обязано купить. Более того, фермеру предоставляется 9 месяцев отсрочки, то есть в течение этого времени крестьянин имеет право вернуть себе проданное государству зерно, если цены пошли вверх; и продать урожай теперь уже на рынке. В Канаде опять-таки государство платит сельхозпроизводителю компенсацию, если вдруг его рентабельность упала в случае климатических и даже экономических осложнений. Такие выплаты могут достигать 70 % потерянной маржи[49].
Апологеты невидимой руки рынка все время заявляют, что российский бизнес должен научиться побеждать в равной конкурентной борьбе. Отлично! Давайте сюда равные условия, например дотации, как в Евросоюзе, США или Японии.
На сельском хозяйстве завязан целый ряд и других отраслей. Среди них важную роль играет производство комбайнов и других машин. Думаете, там ситуация в России принципиально лучше? Ничего подобного. Когда фермер в Германии покупает комбайн, то четверть его стоимости оплачивает государство. При этом европейцы придумывают массу способов ограничить импорт иностранных машин, тем самым подталкивая своего фермера покупать европейские аналоги. Например, ввели требование на ширину комбайна. Когда устанавливали предельный размер габаритов, то, разумеется, сделали так, что машины европейских фирм соответствовали этим условиям. А остальные мировые производители пусть теперь подгоняют свое производство под стандарты Евросоюза. На это уйдут время и деньги. Европейский фермер, естественно, ждать не станет и купит ту технику, которая уже продается, то есть европейскую. Это типичный протекционизм, ведь, как я уже говорил, протекционизм не сводится только лишь к пошлинам на импорт.
Существует богатейший набор так называемых нетарифных способов поддержки экономики. То иностранная техника признается слишком шумной, то условия производства за рубежом объявляются недостаточно экологичными, то вдруг начинают устраивать волокиту с оформлением разрешительных документов, то выдвигают претензии к упаковке и так далее и тому подобное. Разумеется, все это обосновывают заботой о потребителе, и формально доказать факт несправедливой конкуренции непросто. Запад, когда надо, виртуозно защищается от чужих экспортеров, в результате бизнесмену проще вложить деньги в производство на Западе и там начать выпуск товара.
«Как я обнаружил, – сообщает Акио Морита, – многие американцы считают, что в Америке не существует торговых барьеров, в то время как в действительности таких барьеров много. Почти на половину товаров, которые мы посылаем в США, распространяются ограничения в той или иной форме»[50]. Заметьте, эти слова относились к периоду «рейганомики», о которой постоянно говорят, что она строилась на идеях свободной торговли и неолиберализма в целом.
Конечно, можно обратиться в суд при ВТО и начать разбирательство, только еще неизвестно, кто выиграет процесс и сколько все это займет времени, а время – деньги. Допустим, наш предприниматель взял кредит, развернул производство с расчетом на европейский рынок, приходит срок продавать свой товар, а в Евросоюзе неожиданно изменились какие-нибудь очередные правила и ранее разрешенный товар теперь не импортируют. Что теперь делать? Как отдавать кредит? Кто возместит убытки? Поэтому на страже интересов экспортера стоит государство, которое всемерно помогает своему промышленнику, но только где здесь свободный рынок и его невидимая рука?
Техническое переоснащение – залог успешного развития промышленности. Банальность? Конечно. Но теперь посмотрим, как с этим обстоят дела в нашей стране. Когда в Германии предприятие берет кредит на закупку и монтаж нового оборудования, то половина кредита оплачивается субсидиями. В Канаде модернизация поддерживается налоговыми льготами. Получил прибыль и хочешь потратить ее не на шикарную яхту и безумные кутежи? За это тебе «респект и уважуха», а половина прибыли, потраченной на станки, налогом на прибыль не облагается. В других странах траты на развитие производства зачисляются в счет себестоимости, и тем самым налогооблагаемая база уменьшается. Не то в России. У нас сначала заплати все налоги, и потом с того, что останется, закупай технику.
Несколько лет назад произошел показательный случай. Владимир Путин спросил российского бизнесмена Константина Бабкина: а что это он не переносит свое производство тракторов из Канады на родину? Ответ предпринимателя оказался коротким и обескураживающим: «Невыгодно».
Путин потребовал доказательств, и через некоторое время Бабкин представил аналитическую справку «О сравнении условий для производства тракторов на территории Российской Федерации и Канады».
Этот документ наделал много шуму, и ниже я его процитирую близко к тексту. Оказалось, что расходы на выплату процентов по кредитам тракторного завода в Канаде в 2012 году составили $3,5 млн, а выплаты за аналогичные кредиты в России составили бы $17,9 млн, что выше всей чистой прибыли, полученной на производстве в Канаде в 2012 году. Тарифы на поставку электроэнергии в Канаде для крупных промышленных предприятий составляют в среднем 1,70 рублей за кВт ($0,055). В России тариф в 2,20 раза выше – 3,70 рубля. Таким образом, издержки тракторного завода на электроэнергию при переносе в Российскую Федерацию вырастут на $2,118 млн США.
Цены на перевозку продукции грузовыми тралами в России значительно превышают канадские: в среднем 60,0 рублей/км у нас и 39,4 рублей/км в Канаде. Рост издержек на транспортировку составит порядка $4,183 млн. Эффективная ставка налога на прибыль составила на заводе в Канаде в 2012 году 16,7 %, что на 3,3 % ниже, чем в России (ставка налога на прибыль в РФ – 20 %). 70 % стоимости оборудования в Канаде можно отнести на затраты (снизить налог на прибыль) в течение 3 лет, в России – в течение 6 лет. В этой связи осуществлять инвестиции в станки и оборудование в Канаде более выгодно.