Запрещенные слова. Том первый — страница 56 из 91

— Вот и со мной та же херня, — вздыхает, явно намекая на то его «Би» на конференции.

— Прости, я… наверное… не смогу тебя… — Язык становится реально деревянным. — Тут мои коллеги. То есть… наши.

— Все нормально, Би. Я поэтому и сказал про плохую идею. — Пауза. — Но, может… я заберу тебя когда все закончится? Если ты не занята. И не очень устанешь. Или… любая другая причина для твоего «нет».

Я с трудом верю, что этот спокойный парень на том конце связи и тот бешеный зверь, который буквально впервые обкатал мою «Медузу» — одно и то же лицо.

«Заберешь — и что?» — мысленно спрашиваю его, но вслух ничего такого спросить не решаюсь. Не хочу показаться смешной и нелепой, наткнувшись на его фирменную иронию в стила «да у меня ничего такого и близко в голове не было!»

Он вообще-то занят.

Хотя Шершень говорил, что свободен, но это было еще осенью, а Дубровского я видела с той красивой брюнеткой накануне Нового года. Возможно, он был свободен потому что у них, как бывает у любой парочки, случился какой-то разлад, а потом они традиционно снова сошлись? После Нового года я уже развесила в нашем общении красные флажки и больше мы к теме его личной жизни не возвращались.

Я выталкиваю эту мысль из головы, только теперь соображая что пауза затянулась, я до сих пор не ответила на его вопрос, а Шершень продолжает терпеливо ждать.

— Вряд ли это… хорошая идея, — говорю через силу, как будто внутри моего горла маленькая мельничка из острых лезвий, и слова проскакивают наружу целыми только чудом.

Я не хочу говорить, что устану и что мероприятие может закончиться поздно, потому что не хочу ему врать. Дело совсем не в этом.

— Я помню, что ты занята, — на этот раз он все-таки слегка ироничен, как бы намекая, что как раз это и имел ввиду, когда говорил о других причинах для моего «нет». Я прикрываю рот ладонью, чтобы не ляпнуть, что мы научились понимать друг друга с полуслова. — И знаешь что? Мне похуй.

Я поднимаю голову и вижу свое отражение в гладкой панели напротив. Она не зеркальная, скрадывает черты и цвет лица, хотя я и без подтверждения чувствую, что покраснела. Но главное — я абсолютно точно вижу там прикушенную улыбку. Которую хочу сдержать, но не могу.

— Ты в своей любимой самодовольной стихии, Шершень, — все-таки выдавливаю из себя реакцию на его откровенное признание.

— А ты только что дала мне «зеленый» свет, Би.

От того, как он произносит мое прозвище, мягко тянет живот.

— Мы вообще-то коллеги, Владислав Павлович, — не могу придумать ничего, кроме этого дурацкой шутки.

— Если причина только в этом — я завтра уволюсь, Би.

— Японцы будут счастливы.

— Еще бы — я же повезу к ним охуенно красивую девочку.

— Разогнался, — смеюсь, блин. Да, просто смеюсь, потому что это так в нашем духе — обмениваться полу-шутками и приглушенными намеками.

И это его «девочка» почему-то совсем не режет, а как будто стирает «плюс пять лет в мою пользу».

— Я люблю гонять, Би, ты ведь уже в курсе, — он подхватывает и тоже хрипло смеется.

— А сейчас у тебя ломка, потому что до открытия мотосезона еще минимум пара месяцев?

— Кто-то углубился в вопрос, Би? Да, ломает страшно.

Я должна бы чувствовать стыд за то, что вот так легко добровольно спалилась, что читала про мотоциклы, байкеров, смотрела видео про его здоровенный черный, похожий на адского зверя байк. Фактически призналась, что интересовалась им не только как безликим участником нашего виртуального книжного клуба.

Моя мысль не успевает залететь дальше, потому что я слышу в динамике гудок параллельного вызова. На секунду убираю телефон от уха, вижу имя «Потрошитель» на экране. Делаю вдох.

Сбрасываю, на секунду прикрываю глаза и снова возвращаюсь к Дубровскому.

— Шершень, прости, я сейчас… уже должна идти.

— Конечно. Наряжайся для своего лучшего в жизни вечера.

— Я пойду в «конверсах», — нарочно подчеркнуто фыркаю. — Решила последовать очень умному совету своего приятеля по книжному клубу.

— Отличный выбор, Би, сам их люблю, — он отзеркаливает с такой же легкостью в ответ. Хотя на мгновение мне кажется, что я слышу разочарованный вдох, но уверенности в том, что это не плод моего воображения, нет.

— Я верну тебе деньги за…

— Стоп, Би, — он так категорично перебивает, что мой рот автоматически послушно закрывается. — Можешь не соглашаться на свидание, можешь раздумывать, стоит ли нам и дальше общаться, можешь сама придумать удобный тебе формат, Би, но, блядь, по яйцам моим не топчись, хорошо?

Я чувствую себя ужасно неловко, хотя его слова скорее направляют, чем отчитывают.

И, господи, кому я говорю про деньги? Он сейчас зарабатывает втрое больше меня!

— Прости, Дубровский, я не хотела по святому. — У меня все-таки вырывается нервный смешок.

— Я могу тебе написать, Би? Позвонить? Когда ты будешь свободна.

Нам определенно нужно поговорить. И не в переписке.

— Дашь мне свой номер, Шершень? Я наберу, когда буду готова.

— Считай, что он уже у тебя.

— Мне уже правда пора. — «И хоть ты этого не видишь, мои пальцы сейчас сильнее сжимают телефон, потому что страшно, что после этого разговора все рухнет».

— Не забудь попробовать тунца-татаки, Би.

Я кладу трубку первой.

Смотрю на него несколько минут, пока экран не оживает входящим от Шершня.

Он прислал номер телефона.

Я копирую, заношу в телефонную книгу, раздумывая, как подписать. Шершень? Дубровский? Слава? Несмотря на то, что я нашла в себе силы признать, что давно «видела» за словечками Шершня реального Дубровского, соединить их в одно пока все равно сложно.

Подписываю «Шершень», сохраняю.

Разглядываю цифры в номере, хотя в них нет ничего необычного, просто хаотичный набор без «модных» красивых сочетаний.

Хочу написать ему сообщение, подать сигнал, что все нормально, но почему-то палец просто висит над экраном отправки. Пустое поле в нашем новом формате немного пугает.

Или не будет ничего нового?

Глава двадцать пятая


В стейк-хаус я приезжаю чуть раньше всех. Не потому что хочу, а потому что мне нужно пять-десять минут на то, чтобы убедиться: я в порядке. Что я не сверну обратно к машине и не смотаюсь домой под шумок — переодеваться в то, что всем кажется частью моего образа, привычное и соответствующее.

Но я не сматываюсь.

Я поднимаюсь по ступенькам в «Bravado», с улыбкой здороваюсь с администратором — молодой парень с серьезным лицом и аккуратной укладкой моментально узнает мое имя и провожает к нашему столику. Я заранее просила, чтобы посадили у окна, еще когда Амина показывала пар мест на выбор и я сразу заприметила красивую панораму из окна — вид хоть и не на город, а на уютный внутренний дворик с гирляндами. Амина сразу предусмотрительно предупредила, что место хоть и не самое модное в городе, но эти столики разлетаются как горячие пирожки, и что она, конечно, попытается урвать бронь, но ничего заранее не гарантирует. И все-таки смогла, еще раз доказав, что я не зря держусь за нее обеими руками.

Я еще раз осматриваю зал. Уют. Полумрак. Бархатный свет на массивных деревянных столах. Стены в черный кирпич, латунные светильники, полки с бутылками. И ароматы.

Здесь пахнет мясом, специями, древесиной. Ничего лишнего. И никаких резких модных парфюмов, от которых выпадаешь в осадок еще до того, как переступишь порог какого-то растиражированного инфлюенсерами места.

Ловлю свое отражение в зеркале, улыбаюсь, потому что в этом костюме и кедах похожа на девочку с улицы города, а не на серьезного «эйчара». Я бы, наверное, еще полгода назад ни за что не позволила себе прийти в таком виде на свой День рождения. Но тогда я жила иначе. Боялась казаться не той. Сегодня же я впервые в жизни нарядилась не «для картинки», а потому что мне так удобно. И в голове снова звучат написанные слова Шершня простуженным голосом Дубровского, подстегивая все-таки поддаться желанию написать ему еще одно «спасибо, что толкнул в правильном направлении». Но я не пишу. Я дала себе обещание выдержать паузу, уложить мысли в голове и только потом — звонить. Не порть сгоряча. Потому что мне очень важен Шершень, но я пока не представляю, как нам и дальше обсуждать книги и фильмы Скорсезе, еси в промежутках между репликами я буду вспоминать его член у меня между ног.

— Так, все, я на месте! — Мои мысли разряжает запыхавшийся голос Амины, когда она влетает в зал с видом человека, который выиграл одну маленькую войну ради минус пары минут опоздания.

— Все хорошо, спокойно. — Улыбаюсь и даю понять, что здесь ничего не развалилось.

Амина все равно осматривается, прежде чем выдохнуть. Потом разглядывает меня и ее брови удивленно ползут вверх. На мгновение чувствую желание сказать какую-то идиотскую шутку, чтобы избежать возможных вопросов, но она тут же преображает удивление в улыбку и произносит:

— Майя, просто… без слов.

Первой из гостей приезжает Наташа. Она тащит на руках Катю и внушительную коробку, а Костя бежит следом, с огромным букетом в руках. На вид он кажется раз в десять тяжелее Наткиной ноши.

Наташа сразу же бросается ко мне, обнимает, громко целует в щеку.

— Ну ты бомба, — с громким восторгом шепчет на ухо. — Это что, кроссы? Ты что, живая?!

Я смеюсь и обнимаю ее в ответ. Катя тут же переползает ко мне на руки, обнимает маленькими ручками и звонко расцеловывает в щеки. Я смеюсь, тискаю ее изо всех сил и в шутку говорю, что кто-то тут точно знает, как получить самый вкусный кусочек торта (хотя для нее будет свой маленький бенто).

— С Днём рождения! — выпаливает Костя, когда я опускаю Катю. Он немного мнется, протягивает букет. Бледно-розовые розы, и букет реально почти сразу обрывает мне руки.

Краем глаза ловлю довольный взгляд Наташи, которая очень гордится своим мужчиной — сама она только месяц как вышла на новую работу и такие излишества ей явно не по карману. И хоть я сто и один раз повторила, что мне вообще не нужны подарки, прекрасно понимаю, что все это для нее значит. Наконец-то в ее жизни появился мужчина, который взял на себя не только заботы об ее оргазмах, но и о финансовом благополучии.