Лиля яростно мотает головой, слезы снова текут по ее щекам. А потом в ее глаза округляются, она сует руку за шиворот, несколько раз дергает цепочку с дурацким кулоном.
Я не сразу понимаю, зачем она это делает, а когда доходит, из горла вырывается напряженный истеричный смешок. Даже сейчас она и близко не осознает о каких суммах идет речь, и что эта дешевка на ее шее — просто пыль. Хотя она же видела эти документы. Видела цифры. Это такое избирательное зрение?
Копаться в этом прямо сейчас нет ни сил, ни желания. И целесообразности — тоже. Нужно решать проблему, а заниматься перевоспитанием взрослой женщины, у которой в голове, прости господи, опилки.
— Забудь про кулон, Лиль. Какие-то другие деньги — ты брала? Игорь просил переводить какие-то суммы, прятать что-то?
— Нет! Клянусь, Майя, нет! Он только обещал! Говорил, что скоро мы будем жить как короли и что у нас будет все. А денег… денег он почти не давал. Только на продукты, на детей. Иногда…
Я верю ей. Не потому, что она моя сестра. А потому, что в ее глазах сейчас — не хитрость и не попытка выгородить себя, а только первобытный, животный страх. Страх человека, который, наконец, начинает понимать, что его обманули, использовали и подставили.
И что на этот раз она вляпалась по-крупному.
— Хорошо, — я делаю глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в руках. — Документы. Все, что у тебя есть. Любые бумажки, связанные с Игорем, с этой «Мечтой-Капитал». Ты что-то сохранила?
Пока Лиля, подтирая сопли, убегает в комнату со словами «Да, я тут собрала…», достаю телефон. Пальцы плохо слушаются, несколько раз промахиваюсь мимо нужных контактов. Наконец, нахожу. «Кирилл Олегович Юрист». Наш корпоративный юрист. Молодой, толковый, немного занудный, но с очень светлой головой. Мы с ним не то чтобы дружим, но пару раз пересекались на корпоративах, и он всегда производил впечатление человека, который знает свое дело.
На часах — начало одиннадцатого. Пятница. Шансов, что он ответит, почти никаких. Но я все равно набираю. Гудки. Длинные и мучительные. Я уже почти готова сбросить, когда на том конце раздается сонный, немного раздраженный мужской голос:
— Слушаю.
— Кирилл Олегович, это Майя Франковская, — выпаливаю я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более мягко. — Извините, что так поздно. У меня… у меня очень серьезная проблема. Личная. С работой этот никак не связано. Но мне в данный момент просто больше не к кому обратиться.
Пауза. Я слышу, как он там ворочается, вздыхает.
Наверное, решает, стоит ли вообще ввязываться.
— Майя Валентиновна? — в его голосе удивление. — Что случилось?
— Это… это не телефонный разговор, — я понижаю голос. — Речь идет о моей сестре. Кажется, ее крепко подставили. Очень серьезно. Финансовые махинации, фиктивные фирмы. Честно говоря, я пока сама до конца не осознаю всю степень проблемы — узнала об этом всего пару часов назад.
Снова пауза. Долгая, напряженная.
Я почти физически чувствую, как на том конце, он взвешивает все «за» и «против».
— Я понимаю, что сейчас пятница, вечер, — продолжаю с легким нажимом, не давая ему ни шанса на отказ. — Но ситуация очень сложная. Мне просто больше не к кому обратиться. Я была бы вам безмерно благодарна, если бы вы могли… хотя бы просто посмотреть документы. Завтра утром. Это было бы огромной услугой.
— Завтра суббота, Майя Валентиновна, — в его голосе все еще слышна сонная усталость, но уже без прежнего раздражения. — У меня были планы…
— Я все понимаю, — перебиваю я. — И я готова компенсировать ваше время. Просто… пожалуйста.
Он снова молчит. Я задерживаю дыхание, боясь услышать отказ.
— Хорошо, — наконец, соглашается. — Привозите документы. Завтра. Часов в десять. В «Лемур», знаете, где это?
— Да, конечно. — Энергично киваю, хотя он и не может этого видеть.
— Но, Майя Валентиновна, я ничего не обещаю. Я корпоративный юрист, а не специалист по уголовному праву. Просто посмотрю, что там у вас. Возможно, порекомендую какие-то первые шаги. У меня есть пара знакомых, кто, возможно, мог бы взяться за ваше дело. Но более точнее я смогу сказать уже после встречи. Скорее всего, в любом случае не понедельника.
— Спасибо! — выдыхаю я с таким облегчением, что на мгновение слабеют колени. — Кирилл Олегович, спасибо! Вы даже не представляете, как вы меня сейчас выручили!
— Не за что, — его голос становится немного теплее. — До встречи. И… держитесь там.
Я отключаюсь.
Делаю глубокий вдох.
Первое, самое болезненно-острое отчаяние потихоньку отступает. Глупо, конечно, надеяться, что один юрист сможет решить все проблемы. Но по крайней мере, это хотя бы что-то. Первый конкретный шаг в трясине, из которой час назад вообще не видела способа выбраться.
Лиля тем временем приносит еще несколько бумаг — какие-то банковские выписки, договор аренды на квартиру, которую Игорь якобы снимал для них (и за которую, конечно же, не платил последние два месяца, о чем Лиля тоже «забыла» упомянуть). Все это — жалкие крохи, но хоть что-то.
Я собираю все в один файл, убираю в сумку.
— Так, — я снова поворачиваюсь к сестре. Она выглядит немного спокойнее, хотя руки все еще дрожат. — Теперь слушай меня внимательно. С этого момента ты никому ничего не говоришь. Никаких звонков. Никаких встреч. Поняла?
Она кивает, как послушная кукла.
— Мама с отцом. Я сейчас пойду к тете Вале, попрошу, чтобы дети остались у нее до утра. Здесь сегодня точно никто спать не будет. А ты просто сиди тихо. И завязывай с сигаретами.
Выхожу из кухни, сталкиваюсь с матерью в коридоре. Смотрит на меня с немым вопросом в глазах.
— С папой все нормально?
— Спит. Я ему укол сделала, который врачи оставили.
— Хорошо. Побудь с ним. Я сейчас вернусь.
Соседка, тетя Валя, полная добродушная женщина, встречает меня на пороге с встревоженным лицом.
— Майечка, что у вас там стряслось? Отец как?
— Все нормально, теть Валь, — пытаюсь улыбнуться, но сейчас у меня уже почти не осталось на это сил. А они еще пригодятся для разговора с племянниками. — Давление подскочило, переволновался. Врачи были, сейчас спит. Вы не представляете, как вы нас выручили.
— Да что ты, милая, какие там выручили, — всплескивает руками. — Они для меня ж как родные. Андрюша уже спит, а Ксюшенька мультики смотрит.
Я прохожу в комнату. Ксюша, увидев меня, бросается на шею, крепко обнимает маленькими ручками. Я прижимаю ее к себе, вдыхая сладкий детский запах ее волос, и чувствую, как к горлу снова подкатывает комок.
Мои маленькие, мои любимые.
До сих пор каждый день вспоминаю ее такое трогательное: «Я тебе водички принесу, тетя Майя…»
— Тетя Майя, а дедуля выздоровеет? — шепчет мне на ухо Ксения.
— Конечно, солнышко, — я целую ее в макушку. — Обязательно выздоровеет. А ты можешь сегодня у тети Вали переночевать? А то дома… немного шумно будет.
Она серьезно кивает, как взрослая.
Андрей спит на диване, свернувшись калачиком. Я осторожно поправляю ему одеяло.
— Тетя Валь, — я выхожу в коридор, — если не сложно… можно они у вас до утра останутся? Я завтра утром за ними зайду.
— Конечно, Майечка, не переживай даже. Я уже тесто поставила — завтра будут пирожки с вишнями.
Я благодарю ее еще раз, выхожу за дверь, но в квартиру заходить не хочу.
Просто стою на площадке, выдыхаю, пытаюсь еще раз переварить все, что произошло.
Сейчас даже с трудом верится, что несколько часов назад все, что меня действительно беспокоило — как вообще будет, если я пойду в кино со Славой. А сейчас, пока верчу в руках телефон и пытаюсь придумать, что ему написать, кажется, будто все это было миллион лет назад и его предложение уже давным-давно не актуально.
В голове уже минуту бьется противная мысль.
Я отмахиваюсь от нее, но она все равно туда возвращается и с каждым разом — зудит все сильнее.
Резник когда-то хвастался, что у него есть связи в налоговой. Буквально — на самом высоком областном уровне. Если бы вопрос решался где-то там, чтобы Лилька была не просто одной из дур, очередной жертвой афериста, которую просто накажут за все, потому что так быстрее, а человеком, за которого попросили…
Мне становится дурно от одной мысли, чтобы ему позвонить.
Просить.
В последний раз наша личная встреча была на собрании с представителями правительства, и после того, как Слава поставил его на место — взгляды генерального в мою сторону моментально прекратились. И его звонки — тоже. Нашу переписку я давно удалила, но все равно прекрасно помню, что последним в ней было мое сообщение с просьбой больше никогда не беспокоить меня по личным вопросам в нерабочее время. А теперь буквально собираюсь сделать тоже самое. Хотя где-то подсознательно бьется, что это — огромная ошибка, что не будет никакого мужского благородства.
Но ради сестры…
Если есть хотя бы один шанс из ста, что это может добавить еще немного бонусов в нашей будущей войне за невиновность — я должна хотя бы попытаться.
Половина одиннадцатого ночи. Я все еще колеблюсь, палец зависает над его именем в списке контактов. Завтра суббота. Он может снова уехать в свою столицу к крестнице, или племяннице, или к кому он там ездит, и тогда я упущу даже этот призрачный шанс. Нужно действовать на опережение. Хотя бы попытаться.
Набираю. Гудки тянутся бесконечно, каждый — как удар молоточком по натянутым до предела нервам. Я уже почти готова сбросить, когда на том конце, наконец, раздается его голос — сонный, но с безошибочно узнаваемой холодностью, которую я уже слышала в тот день, когда он отчитывал меня за татуировку.
— Да?
Я секунду медлю, потому что не успела придумать, как к нему обращаться.
Разговор пойдет о личном. Владимир Эдуардович? Господи, в половину одиннадцатого в пятницу и после того, как мы видели друг друга без трусов, это просто смешно.
Вова? Бр-р-р.
— Резник, — начинаю я, стараясь, чтобы голос звучал максимально ровно, хотя внутри все дрожит от предвкушения «приятной беседы». Ни на что другое я даже не рассчитываю, но все еще верю в то, что он не откажется помочь. — Это Майя. Извини, что так поздно.