Как прошла ночь — я помню как в тумане.
Сначала пыталась уснуть, возможно даже задремала пару раз минут на десять. В последнем тревожном сне реальность прошлого дня меня все-таки достала — приснился унизительный разговор с Резником, бледное лицо отца, слезы Лили и цифры, цифры, цифры с таким чудовищным количеством нулей, что я вскочила на кровати, уверенная, что прямо сейчас ее из-под меня конфискуют.
Больше уснуть уже не пыталась.
— М-да, — Кирилл откидывается на спинку стула, сняв очки и потирая переносицу. Он уже полчаса молча вчитывается в каждую строчку, в каждую цифру. — Ситуация, Майя Валентиновна, прямо скажем, паршивая.
Я молча киваю. Слово «паршивая» кажется мне сейчас верхом эвфемизма.
— На вашу сестру зарегистрировано два ООО — общества с ограниченной ответственностью. Оба — с внушительными налоговыми задолженностями. Плюс штрафные санкции, плюс пеня. Суммы, как вы понимаете, астрономические. Кроме того, на одну из фирм взят крупный кредит в коммерческом банке, по которому, естественно, не было сделано ни одного платежа. Банк уже подал в суд.
Каждое его слово — как удар молота по наковальне.
Я знала, что все плохо. Но не думала, что настолько.
А еще наивно думала, что впереди какой-то просвет. Что ж, просвет действительно есть.
Прямиком в жопу.
— Что нам делать? — голос у меня сиплый, чужой.
— Во-первых, — Кирилл снова надевает очки и смотрит на меня поверх них, — не паниковать. Во-вторых, нужно немедленно подавать заявление в полицию о мошенничестве. Собирать все доказательства того, что ваша сестра — жертва, а не соучастница. Любые переписки с этим… Игорем, свидетельские показания, все, что может подтвердить, что ее ввели в заблуждение. Главная задача — доказать отсутствие умысла и корыстной выгоды. Вы уверены, что она не получала от него никаких денег на свои счета?
— Уверена, — твердо отвечаю я, вспоминая вчерашний разговор. Лилю сложно назвать человеком кристальной искренности, но вчера она не на шутку испугалась и вряд ли была способна врать настолько цинично. — Только по мелочи, на продукты. Дешевая бижутерия. Ничего, что было бы «материальной выгодой».
— Это хорошо, — кивает он. — Это уже что-то. Нужно нанимать хорошего адвоката. Я, как и говорил, не специалист по уголовному праву. Но у меня есть пара знакомых знакомых как раз по такому профилю. Очень толковых. Я дам вам контакты. Они помогут составить заявление, будут представлять интересы вашей сестры в полиции и, если дойдет до суда, — в суде. И, конечно, нужно начинать диалог с налоговой и банком. Пытаться договориться о реструктуризации, отсрочке… Но это уже после того, как будет возбуждено уголовное дело по факту мошенничества.
Я слушаю его, и в голове постепенно вырисовывается картина. Мрачная и сложная. Все так же очень страшная. Но это хотя бы немного похоже на план, а планирование меня всегда успокаивает.
Остаток субботы и все воскресенье проходят как в тумане. Я мотаюсь между домом родителей, где отец потихоньку приходит в себя, но все еще очень слаб, и квартирой тети Вали, где прячутся от всего этого кошмара племянники. Лиля, после первоначальной истерики, впала в какую-то апатичную прострацию. Сестра просто молча делает все, что я говорю: ищет в телефоне старые переписки с Игорем, вспоминает какие-то детали их разговоров, подписывает доверенность на адвоката. Мать ходит тенью, с красными от слез глазами, но на удивление, не лезет с упреками. Кажется, и до нее, наконец, дошел весь ужас происходящего.
В понедельник утром я встречаюсь с адвокатом, которого порекомендовал Кирилл. Сергей Петрович — мужчина лет пятидесяти, с цепким, умным взглядом и стальной хваткой. Он внимательно изучает документы, слушает мой сбивчивый рассказ, задает острые, неудобные вопросы. И в конце выносит вердикт:
— Дело сложное, но не безнадежное. Будем бороться. Шансы доказать, что ваша сестра — потерпевшая, есть. Но готовьтесь к тому, что это будет долго, дорого и очень нервно.
«Дорого». Я уже мысленно готова отказаться от «Медузы», даже если эта мысль заставляет мое сердце ныть от боли. Я, конечно, подумывала о том, чтобы сменить ее на более подходящую машину, но не сделала этого до их пор именно потому, что морально так и оказалась не готова отдать кому-то мою маленькую красную спортивную «малышку». Ну вот, теперь жизнь решила за меня.
С понедельника начинается ад. Мне просто невероятно везет, что на неделю Резник уезжает в столицу и командует офисом в режиме онлайн, и мне удается остаться между офисом и гос-органами. Амина прикрывает меня просто как тройная броня, и каким-то чудом удается минимизировать мое «видимое отсутствие» в офисе. Я разрываюсь между работой, где нужно держать лицо и делать вид, что все в порядке, и домом, где на меня смотрят три пары испуганных глаз — отца, матери и Лили.
Я почти не сплю, питаюсь на ходу, существую на кофе и адреналине.
Приходится вникать в каждую бумажку, допрос, встречу, консультацию.
Слава звонит каждый вечер. Коротко, по-деловому, мы разговариваем буквально около минуты, просто обмениваемся какими-то общими фразами: он спрашивает, как дела, я делаю короткую выжимку по делу. Я рада, что все — вот так. Я не хочу ни жалости, ни дежурных слов утешения, ни тем более натужной болтовни в стиле «я просто хочу тебя отвлечь». Как будто если бы мы начали обсуждать очередную книгу или сюжет с «Дискавери», переживать весь происходящий треш стало бы легче. Кроме раздражения, такие разговоры точно бы ничего не дали. И Слава каким-то образом очень тонко чувствует мое настроение — не лезет, просто… находится рядом, даже просто в формате телефонной связи.
Слава предлагал деньги — спокойно, без понтов.
Я отказалась. Наверное, даже слишком категорично, потому что он больше не настаивал.
В среду он звонит чуть раньше — обычно, мы на созвоне после девяти вечера, как будто он дает мне время выдохнуть после очередного конского забега, прежде чем узнать «обстановку на фронте».
— Узнал кое-что по этому Игорю, — как обычно без прелюдии начинает Дубровский. — Только он никакой не Игорь, а Олег. Олег Петрович Зайченко. Уже проходит по нескольким делам о мошенничестве.
— Почему я не удивлена, — откидываюсь на спинку стула и прикрываю глаза. Ругать себя за то, что не погнала его ссаными тряпками в тот единственный раз, когда видела, не имеет смысла — меня бы все равно никто не послушал. Мама и Лиля были слишком им очарованы. Но все равно хреново на душе, что всего этого, в теории, можно было бы избежать.
— Есть заявы от двух пострадавших женщин, Би, — продолжает Слава. Слышу. Как он затягивается — в последнее время делает это как будто чаще — слышу этот звук во время каждого нашего разговора. Чувствую себя бесконечно виноватой, потому что помню, как он пытался бросить. — Там, правда, дела развалились и суммы были не такие… большие.
— Катастрофические, ты хотел сказать, — горько смеюсь, глотая очередную порцию черного не сладкого кофе, такого горького, что выступают слезы. — Прости, это просто ирония. Защитная реакция.
— Я скину тебе архив, Би, передай его адвокату, ладно? Он знает, что со всем этим добром делать. И постарайся поспать. Знаю, что не получается, но надо. Твоя бессонница делу не поможет, даже если она будет искренняя и самоотверженная.
Он желает мне спокойно ночи и через минуты скидывает обещанные документы.
Я открываю — и слегка офигеваю. Все это явно взято не из криминальных новостей, а как будто из тех самых «развалившихся» дел, о которых упомянул Дубровский. Как это можно было получить? Точно не от уборщицы тети Вали, которая моет полы в кабинетах прокуратуры и полиции.
Как и сказал Слава — пересылаю все адвокату. Сергей Петрович перезванивает через час.
— Отлично, Майя Валентиновна, — в его голосе впервые за все это время слышны нотки оптимизма. — Это кардинально меняет дело. Если мы докажем, что это серийный мошенник, шансы на то, что вашу сестру признают потерпевшей, возрастают в разы.
В следующий раз адвокат звонит уже в пятницу.
Прошла уже неделя после того кошмарного вечера, когда все полетело в тартарары, а ощущается это так словно я варюсь в этом котле уже несколько жизней подряд.
Я как раз выхожу с очередного совещания, уставшая и злая, и прикладываю телефон к уху со слепой надеждой услышать хотя бы что-то хорошее.
— Майя Валентиновна, у меня для вас новости, — он без предисловий, заставляя мои пальцы сжаться сильнее. — Я только что из прокуратуры. Уголовное дело в отношении Зайченко возбудили. Налоговая, после нашего обращения и предоставленных доказательств, согласилась приостановить начисление пеней и штрафов до окончания следствия.
— Что…? — моргаю и зачем-то трогаю стену, чтобы убедиться, что она — реальная, а я — не сплю. — Это же… хорошие новости, да?
— Это очень хорошие новости, — подтверждает Сергей Петрович. — И знаете, что необычно? Они пошли на это удивительно легко. Как правило в таких случаях бюрократическая машина работает со скрипом, а тут… мне даже показалось, что кто-то сверху попросил отнестись к вашему делу с особым вниманием. Банк тоже пока взял паузу.
Я прислоняюсь к стене, чувствуя, как подкашиваются ноги. «Кто-то попросил». В голове мгновенно вспыхивает образ Резника. И тут же гаснет. Нет, боже, конечно нет. Он бы точно не стал. После того разговора, после той грязи, которую он на меня вылил, он скорее бы с наслаждением наблюдал, как я тону, чем протянул руку помощи.
— Майя Валентиновна, — голос адвоката возвращает меня в реальность, — я прошу прощения за бестактность, но… если у вас или у кого-то из ваших близких есть влиятельные знакомые… В общем, я пытаюсь сказать, что такой ресурс нам бы очень пригодился. Такие дела любят скорость и правильные рычаги.
И снова мысль, на этот раз острая, как укол.
Слава? Откуда у простого, пусть и гениального, инженера могут быть такие связи? Да, он упоминал каких-то «знакомых», когда нашел информацию на Игоря, но одно дело — пробить человека по базам, и совсем другое — влиять на решения налоговой службы и прокуратуры. Это совершенно другой уровень. Я отмахиваюсь от этой мысли, потому что она кажется абсурдной.