Я чувствую, что уже даже не злюсь.
Я как будто замерзла изнутри и меня вообще ничего больше не трогает. Носить маску «железного дровосека» мучительно больно — она почти до крови натирает лицо — но с ней все равно легче. Я почти срастаюсь с этим образом бесчувственной марионетки.
Первые два — просто формальности.
Третий… «Служебная записка о разграничении зон ответственности…»
Название на самом деле длиннее, оно до безобразия пафосное, как будто нарочно напоказ.
Знакомый почерк. Любимое Юлино самолюбование, попытка показать, что даже в составлении длинных названий она впереди планеты всей.
Это не просто распоряжение. Это официальная бумага, которая формально закрепляет мой новый статус-кво. Она создана не для организации работы, а для того, чтобы задокументировать иерархию, где Юля — начальник, а я — исполнитель.
— Шесть страниц, — комментирую вслух.
Разглядываю пункты, не особо вчитываясь.
Подписывать я это, конечно, не собираюсь.
Финальная сверка назначена на три часа дня в главной переговорной. Я иду по коридору, и каждый шаг отдается гулким эхом в моей голове. Чувствую себя гладиатором, идущим на арену, и благодарна Амине за то, что полчаса назад она все-таки скормила мне таблетку какой-то термоядерной валерьянки. Сильно голову это не притупило, не зато появилось ощущение некоего пофигизма. Как раз то, что нужно перед тем, как зайти в в одну клетку к шакалу и гиене.
Но все мое спокойствие летит к чертам, когда сворачиваю из коридора в сторону переговорной. Сердце начинает колотится так сильно, что хочется тут же бежать назад и попросить у Амины всю пачку, выпить их залпом и молить бога, чтобы подействовало вот прямо сейчас.
Потому что через стеклянную стену я замечаю стоящего внутри Славу.
Он стоит напротив у окна, разговаривая с одним из своих инженеров. В пол-оборота ко мне, я четко вижу его профиль и одновременно… как-то не сразу понимаю, что не так.
Доходит только через секунду, когда он проводит рукой по упавшим на глаза волосам, убирая их назад на лоб, но они тут же непослушно падают снова.
Он подстригся. Я не видела его лицом к лицу почти три недели, и эта перемена кажется разительной. Длинного хвоста больше нет. Вместо него — стильная, модная стрижка. Виски и затылок выбриты, а волосы на макушке и челка подстрижены чуть небрежно, но с безупречным вкусом. Эта прическа делает его черты острее, жестче. И сейчас он очень сильно похож на того Вячеслава Форварда с фотографий из интернета. Несколько я малодушно сохранила себе на телефон и так же малодушно иногда разглядываю их перед сном, а иногда, когда просыпаюсь от ночных кошмаров — просто таращусь посреди ночи. Этот Слава похож на наследника Империи. На того золотого мальчика, которому пророчили блестящую политическую карьеру. И хоть весь его пирсинг (насколько я могу видеть) остался на месте, татуировки, тяжелые ботинки и футболка с принтом в виде орущего в микрофон черепа никуда не делись, образ бунтаря-байкера почему неумолимо разваливается.
Но дело, конечно, совсем не в прическе.
Что-то внутри меня орет: «Зачем?! Я же так хотела запустить пальцы в твои волосы — зачем, Слава?!» И я тут же спотыкаюсь об собственноручно выстроенные шлагбаумы под названием «френдзона».
Он поворачивает голову, и наши глаза встречаются. Всего на несколько секунд.
Я подтягиваю блокнот и папку с документами до самого носа, стыдливо пряча дурацкую улыбку.
Он смотрит прямо, спокойно. Без намека на какие-то эмоции.
Просто… как на друга?
Снова проводит пятерней по волосам, и я все-таки читаю на губах беззвучное: «Ну как?»
Втягиваю губы в рот, потому что ответить ему точно не смогу. Кажется, если просто попытаюсь — вывалю сразу все, что ношу в себе каждый час и каждый день всех этих бесконечных недель. Но чтобы не стоять столбом, кое как украдкой показываю поднятый вверх большой палец. Не уверена даже, что Слава его видит, потому что к нему снова обращаются, он отворачивается и продолжает разговор со своим сотрудником. И больше не смотрит, хотя я продолжаю как дура на него пялится. Даже если знаю, что это может быть слишком очевидно для окружающих, особенно с оглядкой на все сплетни о нас.
Боль вспыхивает внутри, острая, как удар ножом, который я пытаюсь залепить «все ок, мы же друзья, я же сама этого хотела».
Но все равно тяну до последнего, прежде чем зайти. Прикладываю к уху телефон и делаю вид, что сосредоточенно слушаю кого-то на том конце связи. Только когда откладывать уже некуда, делаю глубокий вдох, надеваю латы профессионального профессионала и толкаю дверь в переговорную.
За огромным овальным столом уже собрались все. Руководители отделов, команда маркетологов, служба безопасности. И во главе стола, на месте, которое по праву должно было быть моим, сидит… Юля.
Фактически, сейчас я вижу ее впервые после ее триумфального возвращения. И после той безобразной сцены на моем Дне рождения. Тогда мне казалось, что хуже быть уже не может, что моя когда-то лучшая подруга уже исчерпала весь лимит своих фокусов, но нет — она явно даже не начинала.
И, конечно, глядя на меня сейчас, даже не пытается скрыть триумф.
Юля сияет. В дорогом кремовом костюме, с идеальной укладкой и стильными аксессуарами. Она — полностью в образе. Она — королева этого бала. Рядом с ней, по правую руку, сидит Резник. Он бросает на меня короткий, оценивающий взгляд и снова возвращается к своим бумагам.
Слава и его команда садятся напротив. Я стараюсь не смотреть в его сторону, но чувствую его присутствие каждой клеточкой кожи. Он садится, закидывает ногу на ногу, достает телефон и утыкается в него, демонстрируя полное безразличие к происходящему. Не знаю. Делает он это просто так или в знак солидарности со мной, но хочется верить, что второе.
— Итак, коллеги, начнем, — голос Юли звенит от плохо скрываемого пафоса. Она обводит всех победоносным взглядом, намеренно задерживая его на мне на долю секунды дольше, чем на остальных. — Не нужно напоминать, что завтра очень важный, ключевой для всех нас день. Я хочу убедиться, что мы полностью готовы и все детали учтены. Как вы знаете, от успеха этой конференции зависит будущее всей компании NEXOR Motors. И я, как руководитель проектной группы, несу за это персональную ответственность.
Она говорит заученными, пафосными фразами, которые, очевидно, вычитала в каком-то учебнике для начинающих руководителей. Это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Юля открывает презентацию, которую я готовила ночами.
Мою презентацию.
Начинает говорить… и почти сразу запутывается в терминах, перевирает цифры, несет какую-то отсебятину. Она «плавает». Нет, она тупо барахтается. И это видно всем.
На слайде с рассадкой гостей Юля зависает окончательно.
— Так, здесь у нас… представители министерств… — бормочет она, водя пальцем по экрану. — Мы сажаем их всех вместе, в первом ряду, верно? Чтобы оказать должное уважение.
В переговорной повисает неловкая тишина. Даже самые лояльные сотрудники опускают глаза.
— Не совсем верно, Юлия Николаевна, — раздается ледяной голос Резника. Он даже не смотрит на нее. Его взгляд прикован ко мне. — Уверен, Майя Валентиновна сможет прояснить этот деликатный момент. Она ведь у нас специалист по протоколу.
Я чувствую, как все взгляды устремляются на меня. Это ловушка. Изощренная, унизительная ловушка. Он заставляет меня публично исправлять ее ошибки, делать ее работу, показывая всем, кто здесь на самом деле компетентен, но при этом лишая меня всех прав. Я как будто чертов суфлер в яме пред сценой.
Я поднимаю голову. Смотрю прямо на Резника. И говорю. Ровно, холодно, чеканя каждое слово.
— Согласно протоколу службы безопасности, мы не можем сажать представителей разных ведомств в одном секторе без предварительного согласования. У господина Орлова из Министерства транспорта допуск уровня «А», его помощники и пресс-пул имеют допуск уровня «Б». Делегация из Агентства по Инфраструктурным Проектам, которую возглавляет Павел Дмитриевич Форвард, проходит по отдельному списку с высшим уровнем допуска. Их зона — сектор «Альфа», с отдельным входом и усиленной охраной. Журналисты из их пула могут находиться только в специально отведенной зоне для прессы, и никак иначе. Смешивать их с другими делегациями категорически запрещено. Вся эта информация подробно изложена в регламенте, который я передала вам вчера утром. В файле под названием «Протокол безопасности. Финальная версия».
Я замолкаю. В стенах переговорной стремительно накаляется звенящая тишина. Щеки Юли заливает краска стыда и злости. Она не просто некомпетентна. Она даже не удосужилась прочитать документы, которые я подготовила.
Резник кривит губы в подобии улыбки.
— Благодарю за исчерпывающее разъяснение, Майя Валентиновна. Надеюсь, теперь всем все понятно. Юлия Николаевна, продолжайте.
Я больше не смотрю в их сторону. Я смотрю на свои руки, сцепленные в замок на столе. Я чувствую на себе взгляд Славы. Тяжелый, пристальный. Но я даже голову поднять не пытаюсь, потому что все силы уходят на то, чтобы возвести внутри новые железобетонные стены терпения. Понятия не имею, насколько еще меня хватит, но ясно, то Резник только и ждет, когда я дам повод еще раз публично себя унизить. Или, еще лучше — ткнуть в нос моим нервным срывом, к которому я, несмотря на чудесную валерьянку от Амины, близка как никогда в жизни.
Совещание продолжается в том же духе. Юля пытается говорить, но постоянно сбивается, путается в деталях. И каждый раз Резник с невозмутимым видом обращается ко мне за «разъяснениями». Я отвечаю. Четко, по-деловому.
Я — безупречный профессионал.
Я — машина.
Я делаю это ради кампании.
Но где-то внутри уже зреет отчаянное решение — в понедельник я положу на стол заявление об увольнении.
Когда все, наконец, заканчивается, я чувствую себя выпотрошенной. Люди начинают вставать, собирать свои вещи, переговариваться. Я тоже поднимаюсь, мечтая только о том, чтобы поскорее закончился этот фарс.