олета-пулемета «волк-2».
– Какой я молодец! – сказал Ибрагимов с удовлетворением, шагнул из лифта, насмешливо улыбнулся: – Не дергайтесь, ганфайтеры, положу всех без сожаления. Как я стреляю, вы уже видели. Стоять, я сказал!
Матвей замер, но не потому, что на него подействовала угроза, а для пространственного анализа обстановки, и вздохнул с облегчением: Ибрагимов был один. То ли понадеялся на свои силы, то ли, обнаружив пустую «камеру» и тела охранников в коридоре, обезумел от ярости и бросился в погоню без сопровождающих.
– Вообще-то в ваших способностях не сомневался и я, – продолжал Хасан, держа оружие с профессиональной небрежностью, готовый открыть огонь в любой момент, – но не думал, что вы придете в себя так скоро. Что ж, поиграем в догонялки? Вы убегаете, пули вас догоняют. А? Кто первый?
– Серп и молот! – произнес Василий условную фразу, после которой главный секьюрмен Купола должен был начать «бузу» против Ельшина по программе, которую внушили ему контрразведчики почти сутки назад. Однако Ибрагимов не спешил «бузить». Глянул на Василия, хмыкнул, почесал за ухом стволом второго пистолета – это был девятимиллиметровый «джерихо-941», как заметил Матвей.
– Ага, значит, прав был босс: вы меня заколдовали во время последней нашей встречи. Молодцы, использовали момент неплохо. – Ибрагимов явно был настроен поговорить и позабавиться, исключая для пленников всякую возможность сопротивления и бегства. – Только придется вас огорчить: меня раскодировали. Придется вам… – Он еще что-то говорил, но Матвей не слушал, готовясь к сверхдействию. Времени у них оставалось все меньше и меньше.
К сожалению, та же мысль крутилась и в голове Василия, но он начал свою программу раньше.
– Камаэ-тэ, – сдавленным голосом проговорил он, предупреждая напарника. По терминологии кэмпо «камаэ-тэ» означало – «займи боевую позицию».
Матвей хотел остановить контрразведчика, но не успел: с криком «Чи мэй!» Василий бросился на Ибрагимова.
Хасан вряд ли знал термины восточных единоборств, но реакция его была молниеносной, и, когда Василий уже доставал его в прыжке, он выстрелил ему в грудь. Пуля с экспрессивной головкой вошла точно в середину грудной кости и развернулась там лепестками уже внутри тела, отбросив Василия к стене коридора. Он еще падал, а Хасан уже стрелял в не двинувшуюся с места Кристину и тут же в Матвея… вернее, в то место, где тот стоял. Затем Ибрагимову показалось, что в голове взорвалась граната, и он потерял сознание прежде, чем успел определить, куда делся противник.
Матвей действовал быстро, как только мог.
Осмотрел Кристину – пуля попала ей в плечо, забрал у Ибрагимова оба пистолета, втащил Василия и Кристину в лифт, так и оставшийся открытым после выхода Хасана, нажал светящуюся пластинку с буквами «ПГ», а когда лифт спустился в подвал, перенес не подающих признаков жизни друзей к другому лифту, ведущему к метро.
Двух охранников подземного гаража он нейтрализовал походя: одного – броском карандаша в глаз, второго – баночкой с клеем в горло; воспользоваться пистолетами ему не пришло в голову. Жизнь охранников его не заботила, он спасал дорогих ему людей и держался на инстинктах да на обострившихся до предела чувствах.
Бункер технического управления он просто расстрелял, вспомнив наконец, что у него есть оружие. Вернее, расстрелял всю его аппаратуру, а смену техников связал спиной к спине с помощью ремней, зная такие приемы искусства связывания, которыми владели только ниндзя. Пост охраны у клети лифта он перехитрил, скомандовав из бункера «прибыть для инструктажа» и отключив болванов по-русски – от души ударами в лоб и в переносицу.
К счастью, торпеда мотор-вагона оказалась у станции, видимо, ее обнаружили и привели на стоянку, собираясь воспользоваться или отправить обратно. Но не отправили.
Матвей на одном дыхании затащил в вагон раненых и принялся за сеансы энергопереноса, на сей раз контактные, многодиапазонные и длительные – по пять-шесть минут каждый. Когда закончил, был мокрый как мышь и слабый как мышь, зато вывел обоих из шока, вынул пули из тел, остановил кровь и заставил работать сердце и легкие. Василий очнулся через минуту, глянул на бледного до прозрачной синевы Матвея, попытался улыбнуться:
– Не повезло… где мы? И где этот… киллер?
– На… вер… ху, – выговорил Матвей в три приема.
– Ты его?..
– Не знаю.
– Живучий, сволочь… значит, у нас хикивакэ?[72] А как Крис?
Матвей перевел взгляд на Кристину, которая дышала тяжело, со стонами, но дышала.
– Ее надо к хирургу, задета артерия… довезешь?
Василий пошевелился, скривился от боли, глянул на свою окровавленную грудь:
– О черт! Это же точка смерти! Я был уже на том свете! Как ты меня оттуда вытащил?
– Жить будешь, но недолго, лет пятьдесят. Тебе тоже нужна операция, я не смог зашить все сосуды.
– Считай, я твой должник дважды. Довезу, не беспокойся. Что собираешься делать?
Матвей передал контрразведчику оба пистолета, две обоймы, еще раз осмотрел Кристину, пробормотал:
– Я злодея погубил, я тебя освободил, а теперь, краса-девица, на тебе хочу жениться… поезжайте, я задержусь. У меня с ними свои счеты.
– А стоит ли?
– Может быть, и нет.
Они обнялись.
Матвей поцеловал Кристину и полез из вагона, пошатываясь от слабости, стараясь, чтобы этого не заметил Василий.
Зашумел мотор, торпеда ушла, гул втянулся в стены тоннеля, и наступила удивительная тишина.
ЗАПРЕЩЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Премьер-министр смотрел по видаку «крутой» американский боевик, когда позвонил Галкин. По его тону было ясно, что министр обороны если и не в панике, то сильно взволнован.
– Ты один?
– Нас двое: я и телевизор, – пошутил Краснорыжин, внезапно покрываясь холодным потом, хотя в спальне было прохладно из-за работающего кондиционера. – Кручу боевик, пью пиво и жду роскошную женщину. Надеюсь, ты позвонил от скуки?
– Если бы, – нервно проговорил Николай Николаевич. – По моим сведениям, вокруг дачи Генриха крутятся «чистильщики».
– Ну и что?
– Как это «ну и что»?! Забыл? Генрих сегодня собрал у себя всех клиентов для демонстрации спецору…
– Тише!
– …оружия, – докончил Галкин. – Чего тише? Скремблер не включен, что ли? Кроме того, поступил сигнал, что и ФСК, и угро получили странные сообщения о проводимом на даче мероприятии, так что не исключено, что через час туда примчатся группы быстрого реагирования.
– Ты думаешь, «чистильщики»… и остальные… знают о переговорах наверняка?
– Я не думаю, почти уверен. Что делать?
Краснорыжин покрылся гусиной кожей, потом снова вспотел, дотянулся, до бутылки боржоми и выдул ее в один присест.
– Пошли туда полк «Оборотней» или «Драконов»[73] и разнеси дачу в пух и прах!
– С ума сошел?! Я мгновенно лишусь погон и должности!
– А так лишишься головы, мон шер, если «чистильщики» раскрутят всю историю с оружием! Дай приказ заму, а потом свалишь на него и на командира полка вертолетчиков. Учить тебя, что ли, как это делается?
Галкин шумно выдохнул в микрофон, с минуту тяжело сопел и выключил связь. Михаил Сергеевич потряс трубку, подул в нее, и ему показалось, что из динамика вдруг выглянул некто бесформенный, как облако, но непередаваемо страшный и опасный.
Тревога началась в девятнадцать ноль-пять, и Ельшин был вынужден прервать переговоры, успокоив встревоженных клиентов:
– Не волнуйтесь, господа, у меня вы – как у Христа за пазухой, сейчас разберусь, в чем дело, и вернусь. А вы пока подписывайте контракты.
Ибрагимова генерал обнаружил на третьем этаже у дверей своей спальни. Начальник службы безопасности держался за голову и выглядел словно после прямого попадания танковой болванки.
– В чем дело, Хасан?
– Ушли, – морщась, просипел Ибрагимов. – Ганфайтеры ушли… вместе с бабой… хотя я в них стрелял и попал!
– Когда?!
– Минут десять-пятнадцать назад!
– Куда?
– Скорее всего, вниз, в метро, куда же еще? Понимают, суки, что это единственный путь.
– Который ты обязан был перекрыть! Людей посылал?
– Лифт не работает, они, наверное, уничтожили управление, а через колодец мои люди не успеют. К тому же я только что слышал гул отходящего вагона. Это не главная забота, босс. Наблюдатели сообщили, что в километре от дачи происходит подозрительное передвижение каких-то групп. Скорее всего это «чистильщики».
– Пронюхали все-таки? – Ельшин недобро улыбнулся, пошел к спальне, махнул рукой. – За мной. Ну что ж, я им покажу, кто на этой земле хозяин.
Из спальни, сверкающей хрусталем, фарфоровой белизной стен, золотом и серебром, зеркалами и бисерными пуфами, он соединился со служебной внешнего контроля:
– Аграмян, что там у вас?
– Обнаружили три группы по три человека, подбирающиеся к даче с трех сторон. Кроме того, только что передали из конторы: кто-то звонил главному «фискалу» и назвал наш адрес. Такой же звонок получило и руководство МВД, но Горбаню удалось блокировать канал.
– Докладывайте о передвижении групп каждые пять минут лично мне и дайте информацию на монитор охраны для анализа. Как только группы окажутся на дистанции поражения, уничтожьте их!
Ельшин отпустил кнопку радиотелефона, глянул на молча страдающего Ибрагимова, усмехнулся:
– Кто это тебя так? Соболев?
– Я его… на куски… разорву! – Ибрагимов согнул пальцы на обеих руках, отчего руки стали похожи на когтистые лапы хищной птицы.
– Найди сначала. Если он не дурак, то, заполучив свою девку, давно мчится прочь во все лопатки.
– Мотор мы перехватим. Я его везде найду…
– Упаси тебя Господь, майор! Этот зверь тебе не по зубам. Займись-ка охраной по варианту «БИ», а я тут кое-что предприму со своей стороны.
– Оружие вернуть на базу? Или пусть здесь побудет?