— Потому что прошлое остается прошлым.
— Каан! — хватает меня за руку, заглядывает преданными глазами мне в глаза. — Я люблю тебя. Как ты не понимаешь! Люблю! Я все ради тебя сделаю, только скажи.
— Эше, — осторожно, без резких движений стряхиваю ее руку со своей руки. — все кончено. Я тебе об этом говорил.
— Каан! — прижимается ко мне, мне это не нравится. Смотрю на девушку сердитым взглядом, стараюсь не злиться. — Ты все специально делаешь! Да? Ты это сделал, чтобы позлить меня, наказать! — жарко шепчет, пытается поцеловать, мне приходится приподнять выше голову. Стискиваю ее за локоть и оттаскиваю в сторону подальше от любопытных взглядов гостей.
— Послушай меня внимательно, Эше. Я женат. Я не собираюсь потакать твоим чувствам, так как не возвращаюсь в прошлое. Надеюсь, мы с тобой поняли друг друга.
— Ты лжешь себе, Каан, — тычет пальцем мне в грудь. — Лжешь всем вокруг. Ты всегда делаешь то, что выгодно тебе, плевав на чувства других. Не хочешь замечать любовь, если тебе она не нужна! — последнее слово Эше взвизгивает, наваливается на меня. Шмыгает носом и сквозь внезапные слезы улыбается, мельком глянув поверх моего плеча.
— Кажется, тебе пора домой, Эше, — с силой отдираю ее от себя. Девушка смеется, нетвердой походкой самостоятельно уходит. Я оборачиваюсь, через весь зал на меня прищурено смотрит Лея. И даже на расстоянии я чувствую ее злость. Скрещиваемся взглядами, она сразу же отворачивается и мило улыбается какой-то девушке. Вздыхаю. Иногда упрямство этой русской девушки просто непоколебимо, особенно если она что-то вбила себе в голову.
Вечер идет своим чередом, гости лавируют между собой, неторопливо попивая шампанское. Рядом со мной оказывается Валиде, как только я вновь упускаю из виду Лею. Моя женушка при первой же возможности старается оказаться подальше от меня, очень хочется схватить ее за руку и насильно удерживать. Естественно этого не делаю, лишь показным равнодушием слежу за ее перемещением среди гостей.
— Кажется вечер прошел более чем успешно.
— Я должен поблагодарить за организацию этого вечера.
— Не стоит, — Валиде подносит к губам бокал с шампанским, отыскивает в толпе Лею глазами, недовольно сжимает губы. — Не чувствую я к этой девушке доверие.
— Ты и не обязана чувствовать, главное, что я ей доверяю. Если не можешь ее принять всем сердцем, сохраняй нейтралитет, тетя. Я не позволю, чтобы в моем доме царила удушающая атмосфера. — ставлю бокал на поднос, заинтересовано смотрю на молчаливую тетушку. Весь ее вид говорит о том, что она со мной категорически не согласна. Улыбаюсь, опускаю глаза на свою руку, в очередной раз кручу кольцо. Пока непривычно, но нужно время.
Последний гость — Алекс Романов, — садится в такси, ободряюще улыбается Леи. Она стоит на крыльце в белом пальто, придерживая его полы. Когда машина покидает двор, ее плечи опускаются, я чувствую ее одиночество. Медленно подхожу к девушке, сжимаю ее за плечи, сразу напрягается, но не оборачивается.
Осторожно прижимаюсь грудью к ее спине, не спеша втягиваю в себя ее аромат. С желанием, которое еще можно контролировать, рассматриваю ее тонкую шею, ее лихорадочно бьющуюся жилку. Она напугана, но храбрится, старается не показывать своего страха, но я его чувствую, знаю из-за чего ее сейчас бьет мелкая дрожь. Не от холода. От предстоящей ночи. Совместной ночи.
— Пойдем, сладкая, в дом. Ты замерзла. — Лея поворочается ко мне, воинственно смотрит мне в глаза. В ее глаза можно смотреть бесконечно и млеть. По глупому зависать и наблюдать, как синева меняет свои оттенки, как эмоции друг друга сменяют со скоростью света. Она живет эмоциями, порывами. Она живая.
— Где я буду спать?
— Я тебе покажу. Пойдем. — беру ее за руку, тяну за собой. Послушно следует в дом, отдает прислуге свое пальто. На второй этаж уже поднимается сама.
— Где будет моя комната? — стоит на самой верхней ступеньке, смотрит на меня. Гордая, храбрая. Поднимаюсь, любуюсь ее лицом. Глаза сверкают, как молнии в небе, предвещая грозу. Киваю в сторону коридора, через две двери открываю дверь комнаты.
— Это же твоя спальня! — резко, нервно, оттого, наверное, звонче выпаливает Лея, зайдя в комнату.
— Ты права. Это наша спальня. — надавливаю на слово «наша», расстегиваю ремешки часов, кладу их на комод, только после этого устремляю на Лею прищуренный взгляд. Она то бледнеет, то краснеет, сжимает — разжимает кулаки, а в глазах полыхает огонь ярости. Прекрасна.
— Я тебе не обещал раздельные спальни. Я не потерплю сплетни среди прислуги и родственников. — ее глаза широко распахиваются, когда я снимаю пиджак и распускаю бабочку. — И принуждать к близости не собираюсь. Предпочитаю, когда со мной по доброй воле.
— По доброй воле? — выдыхает смешок, а потом смеется в голос, приподнимает брови. — Ты себя слышал, Каан? Я здесь не по доброй воле!
— Если что, софа не очень удобная, вторую подушку можешь взять, одеяло тоже. — выдвигаю один ящик, беру домашние штаны и футболку. Лея очень громко сглатывает, сдерживаюсь, чтобы не ухмыльнуться.
— Что ты…ты делаешь? — заикается, смотрит на одежду в руках, потом мне в глаза.
— Иду принимать душ. Не волнуйся, у меня нет привычки спать голым, я не храплю и во сне не разговариваю. Твои чемоданы в гардеробной. — киваю на одну из дверей, но Лея даже не следит за направлением взгляда, все ее внимание обращено на то, как пережить предстоящую ночь.
Специально прохожу мимо нее так близко, чтобы можно было задеть ее плечом. Голубые глаза потемнели от внутреннего напряжения, тронь, наверное, ударит током. Ретируюсь поспешно в ванную комнату, потому что у самого выдержка начинает сдавать. Душ всегда приводит в чувство. Когда вновь появляюсь в комнате, Лея растормошила кровать: забрала подушку, одеяло. Сейчас при моем появление испуганно вскидывает глаза, потом моргает и смотрит уже упрямо. На коленях держит видимо свою пижаму.
— Все же рекомендую лечь в кровать.
— Спасибо, мне и тут будет хорошо.
— Только потом не жалуйся, что у тебя все болит и плохо спала.
— И не подумаю, — вскакивает на ноги, отступаю в сторону, чтобы дать ей пройти, но Лея замирает передо мной. Приподнимаю одну бровь, зависаю взглядом на ее сжатых губах.
— Расстегни платье и сними фату. — не просит, а требует, а я с улыбкой подчиняюсь этому требованию, так как не отказывать же себе в возможности еще раз прикоснуться к ней. Поворачивается ко мне спиной. Поднимаю руки, вытаскиваю шпильки из прически, отщелкиваю причудливую заколку, без посторонней помощи действительно тут не обойтись. Фата летит на кровать. Волосы волной падают на спину. Пропускаю через пальцы пряди, задевая подушечками обнаженную кожу. На каждое прикосновение Лея вздрагивает и делает глубокий вдох.
— Очень красивое платье. Сама выбирала? — отстегиваю первый крючок, потом второй, упираюсь взглядом на выпирающие лопатки.
— В каталоге увидела. Ты мог бы побыстрее?
— Извини, женушка, не каждый день расстегиваю свадебные платья, поэтому потерпи. — лукаво улыбаюсь, не тороплюсь справляться с крючками. Дергает головой, вновь пропускаю между пальцами пряди волос.
— Ты кажется не тем занят! — возмущенно замечает Лея, сердито дыша.
— Я не хочу, чтобы твои красивые волосы зацепились и их потом пришлось бы отрезать. Потерпи, в медлительности есть своя прелесть, мави. — искушение прижаться губами к плечу настолько велико, что понимаю, еще минута этой пытки, не сдержу свое слово. Торопливо справляюсь с оставшимися крючками, отступаю назад, давая Леи путь к бегству. Слышу, как за спиной громко хлопает дверь, прикрываю глаза. Жизнь обещается веселое времяпровождение ночью. Главное, чтобы в этой пытке не только я страдал. Смотрю на софу, усмехаюсь. Долго на этом она спать не сможет, значит нужно перетерпеть две-три ночи, а там жена сама переползет на кровать, ко мне поближе.
22 глава — Лея-
Что изменилось в моей жизни после того, как в моих документах появилась турецкая фамилия и кольцо на пальце? Начать с глобального или бытового? Конечно, с глобального. Меня теперь не покидает ощущение, что все, кто работает в холдинге, их родственники, друзья, даже просто прохожие смотрят на меня. Смотрят вопросительно, удивленно, завистливо. Многих волнует вопрос, как иностранка, едва приехав в Стамбул, прожив в городе чуть больше месяца, сумела охмурить самого завидного жениха Турции. Этот вопрос волнует не только простых смертных, но и местных СМИ. Волнует даже Валиде, которая, наткнувшись на меня один раз за завтраком с Кааном, больше не появлялась утром, но активно интересовалась мной у прислуги. Один раз просто услышала. Сдается мне, что и постель в комнате проверяет после нашего ухода.
Три ночи засыпала и просыпалась на неудобной софе. Упрямо отказывалась ложиться с муженьком на одну кровать, хоть Каан регулярно повторял свое предложение и не один раз. Потом начали происходить «чудеса»: засыпала я на софе, а просыпалась одна в кровати. Ясное дело кто меня переносил, но этот человек упрямо делал вид, что это не он, я упрямо делала вид, что это волшебство.
Когда Каан брал меня на руки и бережно переносил на кровать, я просыпалась, но глаза не открывала, изображала глубокий сон. Прислушивалась к его шагам, к его дыханию, ждала нарушения обещаний, но ничего подобного не происходило. Утром просыпалась в полной готовности словесно сразиться, но Каана в комнате не оказывалось. Мужа всегда находила в гордом одиночестве в столовой за традиционным турецким завтраком. Потом кивком головы мне приказывали собираться на работу, Фарук молчаливо отвозил нас к холдингу, где каждый уходил в свой кабинет. Никаких поцелуев, объятий, влюбленных взглядов. Жаннет как-то вскользь обмолвилась, что среди сотрудников ходит слух о фиктивности нашего брака. Правда, мотивы никто не может придумать.
— Лея, этот перевод нужен к концу рабочего дня, — Серхат появляется неожиданно, без предупреждения. Кладет мне папку на стол и стоит, не уходит. Я вопросительно на него смотрю, жду еще указаний.