Он пожимает плечами.
– Это пригодилось с Николь. Я обработал запись, чтобы меня не опознали, а потом отправил ее отцу и сказал ему, что, если он не будет держать дочь в узде, я распространю это в школе, по всему интернету и даркнету вместе с ее контактными данными. Каждый чертов извращенец будет преследовать ее, и ее репутация будет разрушена. Ее папочка не может допустить скандала, так что он согласился.
Я удивленно выгибаю бровь.
– Что? – хмурится Матео.
– Это было умно, но не то, чего я ожидала.
– Ты разочарована? – спрашивает он, хмурясь еще сильнее.
– Может, это значит, что я плохой человек, но совсем не возражала бы, если бы ты немного потрепал ее.
Хоть Николь и не участвовала в нападении, она его организовала, и я думаю, что пройдет еще немало времени, прежде чем поблекнут воспоминания о ее торжествующем лице. Мне ужасно больно от полученных травм, и я хотела бы, чтобы эти девушки тоже испытали боль.
Матео пронзает меня встревоженным взглядом.
– Понимаю, почему тебе этого хотелось бы, но не уверен, что мне нравится, что у моей маленькой сестренки возникают такие мрачные мысли.
Я закатываю глаза.
– В моих венах течет такая же кровь, Мэтти. Не стоит удивляться.
Он показывает глазами на мой суп, и я набираю еще одну ложку, а Матео продолжает:
– Если тебе от этого станет лучше, мы оба хотим выбить дерьмо из этой суки, но нам это никогда не сошло бы с рук. У ее отца связи в полиции и среди политиков, и это могло бы создать проблемы для нашей семьи, так что пришлось быть изобретательнее.
Я чую за этим планом проницательный ум Лео, но ничего не говорю, не желая оскорблять брата и ранить его чувства.
Матео наклоняется, широко улыбаясь.
– Мы оставили всем постоянное напоминание об этом дне. – Он играет бровями. – Поверь мне, никто из них больше не доставит тебе проблем.
У меня будто камень падает с души. Я неуклюже подаюсь вперед и обнимаю брата поверх подноса. Ребра протестуют, но я слишком переполнена любовью, чтобы обращать на это внимание.
– Спасибо, Мэтти. Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю. – Он целует меня в макушку. – В будущем, если кто-то будет тебя доставать, включая ублюдка, с которым ты помолвлена, сообщай мне.
– Хорошо, – говорю я, радуясь, что не смотрю ему в лицо, когда вру.
Матео размыкает наши объятия, берет мое лицо в ладони и пристально вглядывается в глаза.
– Мне надо, чтобы ты пообещала, tesoro.
– Обещаю, – говорю я, хоть и знаю, что, вероятнее всего, не смогу сдержать свое слово.
– Я собираюсь еще раз поговорить о нем с папой. Узнаю, есть ли какой-нибудь способ отложить свадьбу, пока мы работаем над поиском способов окончательно отменить договор.
Мои глаза щиплет от слез.
– Правда?
В его глазах мерцает боль.
– Не особо надейся, Нат. – Матео проводит пальцами по моей щеке. – Это дело решенное, и шансов мало, но мы с Лео обсуждали это и собираемся приставить к Карло человека. Выяснить, что он задумал, а я знаю, что там много чего. Если мы сможем обнаружить, что его делишки ставят под удар сотрудничество между нами и Греко, папа прислушается. Но это должно быть что-то железобетонное, чтобы у папы были основания отменить договоренность, а Греко – скользкий тип, так что, возможно, у нас не получится его переиграть.
– Но вы собираетесь попробовать. – Я вытираю струящиеся из глаз слезы. – Это так много значит для меня, Мэтти. Спасибо.
– Ты моя сестра. Ради тебя я пойду на край света.
– Будь осторожен.
Он встает, пристально глядя на меня.
– И ты тоже, сестренка.
Повисает тишина, пока он смотрит на меня с таким видом, будто собирается сказать что-то еще. Через пару мгновений напряженного молчания Матео пронзает меня понимающим взглядом и произносит:
– Я знаю, что ты его любишь, Нат. Подозреваю, что он тоже тебя любит.
Сердце гулко бьется в груди.
Неужели мы так очевидны, что другие все видят?
– Но это невозможно. – Он хлопает меня по щеке. – Оставь это мне. Если есть способ избавить тебя от брака с Греко, я приложу все силы, чтобы это устроить. Отношения между тобой и Лео могут все испортить, так что тебе нужно держаться от него подальше. Это слишком рискованно для вас обоих.
– Я понимаю, Мэтти.
– Хорошо. – Наклонившись, он целует меня в щеку. – Доедай суп. Потом поспи.
– Нет, мама, – всхлипываю я на следующий день, когда мы вчетвером сидим в гостиной и обсуждаем результаты больничных анализов. – Папа. – Я обращаю полные слез, умоляющие глаза к отцу. – Должно быть что-то, что ты можешь сделать! Нанять специалистов, чтобы вылечить ее?
– Я нанял бы всех специалистов в мире, если бы это значило, что моя Роза будет спасена, – говорит папа, крепче обнимая маму за плечи. – Но слишком поздно, principessa. Это четвертая стадия, причем очень запущенная.
Рак яичников известен как тихий убийца, потому что симптомы часто принимают за другие состояния или болезни, и верный диагноз ставится слишком поздно. Именно это и произошло в мамином случае.
– Что насчет химиотерапии? – спрашивает Матео, на его лице написано напряжение.
– Ох, ragazzo mio. Слишком поздно, и я не хочу провести свои последние недели или месяцы слишком измученной, чтобы быть с семьей.
Мама встает, подходит к дивану и садится между мной и Матео. Она по очереди целует нас в щеки.
– Мы все когда-нибудь умрем. – На ее прекрасном лице отражается безмятежное спокойствие. – Просто мое время пришло чуть раньше, чем ожидалось.
– Как ты можешь быть такой спокойной? – кричу я, по лицу струятся слезы. – Почему ты не злишься?
– Я не могу изменить итог, cuore mio. Бороться с реальностью бесполезно. Я приняла, что такова воля моего Господа и он дал нам время попрощаться.
– Нет, мама. – Я всхлипываю, обвивая ее шею руками, не обращая внимания на пульсирующую боль в ребрах. – Я не хочу прощаться. Ты не можешь нас оставить.
Мама крепко обнимает меня и шепчет на ухо, обещая, что все будет хорошо. Папа смотрит прямо перед собой, временами сквозь стоическое выражение его лица пробивается шок.
Матео опирается локтями на колени и обхватывает голову руками.
– Мне надо, чтобы ты была сильной, любовь моя, – говорит мама и гладит меня по волосам. – Теперь ты будешь хозяйкой в доме, и мне нужна твоя помощь, чтобы все организовать.
В горле поднимается очередное сдавленное рыдание, ведущее к новому приступу слез, а потом Матео тоже плачет, и мама прижимает его к другому боку, обнимает и успокаивающе шепчет что-то на ухо. Мой взгляд останавливается на лице отца, и я поражаюсь, увидев стоящие в его глазах слезы.
Я никогда не видела, чтобы папа плакал. Он вообще редко проявляет эмоции.
Между нами устанавливается взаимопонимание, и единственным сильным человеком остается мама, ее увещевания уверенно разносятся по комнате. Но во время своего молчаливого диалога мы понимаем, что это неправда.
Ничего хорошего.
И ничего больше не будет прежним.
Глава 15
Наталия
– Садись сюда, – говорит мама слабым голосом и вяло хлопает рукой по кровати рядом с собой.
Прошел месяц после постановки диагноза, и она быстро угасает, к нашему огромному ужасу. Я умоляла родителей перевести меня на домашнее обучение до конца семестра, но мама ничего не захотела слышать. Она настаивает, чтобы мы жили своей обычной жизнью, и возмущается, если мы слишком хлопочем над ней.
Каждый день после школы я бегом поднимаюсь в ее спальню, стремясь проводить с ней как можно больше времени. Каждый четверг я посещаю занятия танцами в престижной танцевальной школе в Нью-Йорке. Раньше я их любила, но теперь ненавижу, потому что они оттягивают мои встречи с мамой. Сегодня меня отвозили Матео и Брандо, потому что Лео читал маме.
Мы встречаемся взглядами, и мое сердце переполняют чувства. Лео сидит на стуле рядом с маминой кроватью, на коленях у него открытая книга. Каждый день он находит время посидеть с ней, и если бы я уже не была по уши влюблена в него, его нежная забота о моей умирающей матери окончательно решила бы дело.
Он не возражает, когда она заставляет его читать многочисленные классические любовные романы из своей видавшей виды коллекции. Он приносит ей цветы из сада и домашние угощения от своей мамы Паулины. Его тринадцатилетняя сестра Джулиана недавно увлеклась вышиванием крестиком и вышила красивую картину с ангелами. Внизу там строчка «Мамы – это ангелы», и значение кристально ясно. Матео нашел для нее рамку, и теперь она стоит на тумбочке возле маминой кровати.
– Я могу продолжить, – обращаюсь к Лео, потянувшись за зачитанным экземпляром «Комнаты с видом на Арно».
– Леонардо, прочитай последний отрывок перед уходом, – просит мама, тыкая костлявым пальцем в страницу.
Скинув обувь, я забираюсь на кровать и ложусь рядом с мамой. Ее пальцы касаются моих волос, пока я осторожно устраиваюсь у нее под боком.
Лео прочищает горло, его глаза на секунду встречаются с моими, а потом опускаются на страницу. Его глубокий, теплый, хриплый голос словно чувственная ласка, и я закрываю глаза и слушаю, как он читает слова, написанные Эдвардом Форстером.
– Любовь и разлука несовместимы. Вы захотите доказать обратное. Вы можете преобразовать любовь во что-нибудь другое, вы можете не замечать ее, пытаться ее уничтожить – но вам от нее никогда не уйти. Я по опыту знаю, что поэты правы: любовь – вечна![1]
Я распахиваю глаза и натыкаюсь на пристальный взгляд Лео. Его грудь тяжело вздымается, и порыв броситься в его объятия почти непреодолим. Слова проникают глубоко в мою душу. Никогда я не верила во что-то так полно, как в это утверждение.
В эмоционально заряженном воздухе между нами растекается напряжение, и слышно только мамино неровное дыхание.
– Прочитай последнее, – говорит мама, садясь и забирая из рук у Лео книгу.