– Кончи для меня, dolcezza. Кончи мне на лицо, сейчас.
Я быстрее двигаю пальцами, возвращаюсь губами к ее клитору и сильно его посасываю, не снижая беспощадного ритма, пока она не начинает снова и снова выкрикивать мое имя, после чего взрывается подо мной самым потрясающим образом.
Я помогаю ей, выжимая оргазм до последней капли, потом ползу вверх по ее телу, мягко устраиваясь между стройных ног.
– Попробуй себя, – говорю я и накрываю ее губы своими, толкаясь языком в рот.
Она стонет, крепко обнимая меня, ее руки блуждают по моему телу повсюду, куда дотягиваются.
– Трахни меня, – шепчет она мне на ухо. – Пожалуйста, Лео. Мне нужно почувствовать тебя внутри.
Мне не нужны дальнейшие поощрения, и я тянусь за презервативом.
Нат смотрит, как я отрываю верх упаковки, и я почти перестаю дышать, когда она протягивает руку и касается моего члена. Выражение восхищения на ее лице не сравнится ни с чем в мире. Я замираю, пока она изучает мой напряженный ствол, проводя пальцами вверх и вниз, прослеживая выпирающие вены и пытаясь обхватить его своей крохотной ладошкой. Ее движения неумелые и неуверенные, когда она сжимает меня, и я кладу свою ладонь поверх ее и двигаю вверх и вниз, показывая, как мне нравится.
Когда она наклоняется и слизывает языком выступившую на головке влагу, я чуть не кончаю в ту же секунду. Сквозь стиснутые зубы вырывается шипение, и Нат останавливается, в замешательстве глядя на меня снизу вверх.
– Детка… – Я наклоняюсь и целую ее. – Если ты продолжишь, я кончу через минуту и все закончится, не начавшись.
– Я хочу попробовать тебя, – говорит она, и ее щеки вновь вспыхивают румянцем. – Хочу, чтобы тебе было так же хорошо, как ты сделал мне.
– Поверь, Нат, мне хорошо.
Я набрасываюсь на ее рот страстным поцелуем, после которого отстраняюсь, чтобы надеть презерватив. Она наблюдает, и я разрешаю ей помочь, после чего располагаюсь между ее бедер и приставляю член к ее центру. Останавливаюсь и смотрю на нее.
– Ты уверена, что хочешь именно этого?
– Да, Лео, – отвечает она без колебаний, хотя я вижу на ее лице страх и тревогу.
Я замираю и провожу ладонями по ее животу и вверх по груди.
– Сначала будет больно, но я буду осторожен.
– Хорошо.
Смущенно улыбаясь, она расслабляется и шире разводит бедра, ожидая, когда я войду в нее.
Я опускаю глаза туда, где мы вот-вот соединимся, и сердце дико колотится в груди. Я хочу ее. Чертовски сильно хочу ее, но не двигаюсь. Потому что не могу.
Надо же, именно в этот момент у меня проснулась совесть.
Это неправильно.
Наталия уязвима и страдает, и не мыслит ясно, потому что это неправильно.
Я не могу сделать это. Не так.
Я не могу забрать ее девственность в момент отчаяния и беззащитности.
Я не разрушу ее жизнь.
– Лео, – шепчет Нат, приподнимаясь на локтях и обеспокоенно нахмурив лоб. – Что такое?
Боль сдавливает грудную клетку. Мне кажется, что я не могу дышать. Внутри похоть борется с принципами, и я отстраняюсь, сажусь на край кровати, обхватив голову руками.
– Прости, Наталия. Мне очень жаль, но я не могу так поступить с тобой.
– Что? Почему?
Слышу шуршание, и когда поворачиваюсь, она лежит, подтянув колени к груди и накрыв свою киску ладонью, будто защищаясь от меня. На безукоризненном лице читается страдание, и я ненавижу, что снова расстраиваю ее.
– Я люблю тебя. – Придвигаюсь поближе, но по-прежнему не касаюсь ее. – Я люблю тебя достаточно сильно, чтобы не разрушить твое будущее.
Она открывает рот, чтобы возразить, но я перебиваю, качая головой.
– Я не был честным с тобой, а ты этого заслуживаешь.
Рассказываю ей правду. Рассказываю, что ее отец знает и что он угрожал мне. Объясняю, что специально отталкивал ее, чтобы защитить.
– Я не могу находиться рядом с тобой и не быть вместе, Наталия. Это убедительное доказательство, – показываю я на нас.
– А как насчет того, чего хочу я? – шепчет она. – Я знаю, мама и тебе что-то сказала. Она велела мне вцепиться в нашу любовь обеими руками и наслаждаться ею то короткое время, что мы будем вместе.
– Мама Роза сказала мне то же самое, но она не предполагала, что Анджело узнает. Это все меняет. Наши желания не имеют значения. Ты это знаешь. – Я придвигаюсь ближе, беру ее лицо в ладони. – Я люблю тебя достаточно сильно, чтобы отпустить, и если ты тоже меня любишь, то должна сделать то же самое.
– Думаю, я обречена терять всех, кого люблю. Обречена никогда не испытать счастливых моментов.
Нат прячет глаза, отказываясь смотреть на меня, и я убираю руки.
– Не говори так. Мне надо верить, что ты будешь счастлива, чтобы отпустить тебя.
Это единственный способ.
– Счастье – иллюзия, – говорит она мертвым голосом, сползая с кровати и собирая свою одежду. – И с меня довольно бегать за ней.
Мне нечего возразить. Я пуст.
– Ты прав, – говорит она после того, как мы молча оделись. – Если нам не суждено быть вместе, то ничего другого быть не может.
Ее слова превращают мое сердце в фарш, но я не спорю.
– Я всегда буду любить тебя, Нат. – Встаю, в последний раз заключая ее в свои объятия. – И дня не пройдет без мыслей о тебе.
Она выворачивается из моих рук, и застывшее, безэмоциональное выражение ее лица причиняет мне такую же боль, что и страдающее, убитое горем ранее.
– Прощай, Лео. Надеюсь, ты найдешь покой и потрясающую женщину, которая окружит тебя любовью и будет боготворить землю, по которой ты ходишь, потому что ты заслуживаешь такой любви.
Я не отвечаю, хотя желаю ей того же. Но мы оба знаем, что ей не дано выбирать свою судьбу.
– Если я когда-нибудь понадоблюсь тебе, то всегда приду на помощь, – обещаю я, провожая ее из спальни в коридор.
Брандо отписался мне несколько минут назад о том, что ждет на улице и готов отвезти Наталию домой, когда она пожелает.
Она поворачивается ко мне, держась за дверную ручку.
– Это приятное знание, но мы оба знаем, что это неправда.
Отпустив ручку двери, она бросается ко мне и крепко обнимает.
Я смыкаю вокруг нее руки и притягиваю ближе, утыкаясь лицом в шею, борясь со слезами. Закрыв глаза, наслаждаюсь ощущениями ее тела в моих руках, зная, что это в последний раз.
– Спасибо, что сказал мне правду, – говорит она, выбираясь из моих объятий. Затем обнимает себя руками. – Я люблю тебя достаточно, чтобы защитить от отца. Как бы я ни любила старого ублюдка, я знаю, какой он безжалостный. Его слова – это не пустая угроза. Я бы умерла, если бы умер ты, Лео, поэтому предпочту всю жизнь скучать по тебе каждую секунду каждой минуты каждого часа каждого дня, зная, что ты где-то есть, даже если в твоей жизни нет меня.
– Amore mio. – Я переплетаю наши пальцы. – Cuore mio. – Мои глаза наполняются слезами, а сердце готово разорваться, настолько сильна боль в груди. – Ты всегда будешь со мной, и я всегда буду с тобой.
– Может быть, в следующей жизни у нас получится быть вместе, – говорит она, грустно улыбаясь, прежде чем высвободить свою руку из моей и рывком открыть дверь. – А до тех пор, – шепчет она, глядя на меня в последний раз, пока по лицу текут слезы, – береги себя, моя любовь.
А затем она уходит.
Унося с собой мое сердце.
Глава 26
Лео
– Это были Греко? Они узнали? – спрашиваю я Анджело в понедельник утром, меряя шагами его кабинет.
– Нет. – Он опирается на локти, на его лице заметно напряжение. Выглядит он так же дерьмово, как я себя чувствую. – Они купились на колумбийскую удочку, и у меня внутри есть люди. Это сделали не они.
– Тогда кто?
– Сядь, Лео. У меня от тебя голова кружится.
Я падаю в кресло перед его столом, молча пялясь на пустое место рядом, где обычно сидел Матео. Сглатываю ком в горле и крепко сжимаю подлокотники.
– Кто это сделал и почему?
– Я думаю, это были русские.
Он трет ладонями лицо.
– Какие у русских претензии к нам?
Я впервые слышу о проблемах с братвой. Пусть я только soldato низкого ранга, Анджело брал нас с Матео на многие важные переговоры, так что обычно мы оба были в курсе происходящего. Если бы Матео знал, он бы поделился со мной. Обычно у нас не было секретов друг от друга. Я задаюсь вопросом, изменится ли положение вещей теперь, когда Матео убили, будет ли ограничен мой доступ к Анджело.
– Мы обнаружили, что некоторые из них продают товар на улицах, – объясняет он. – Отправили одного из них домой с сообщением, рассчитывая, что они покинут нашу территорию.
– Они правда убили бы Матео в качестве ответа?
Мне это кажется маловероятным.
– Пятеро их человек кормят акул на дне Гудзона. Может, я убил чьего-то сына и это была месть отца, или это оказался одиночка, который потерял друга и решил взять дело в свои руки. Мы знаем, что у них нет ни структуры, ни дисциплины.
Братва – странная мафиозная организация в США. У них нет жесткой структуры или сильного лидерства, как у итальянских мафиозо, и широко известно, что многие их люди действуют в одиночку. Хотя у них есть свои традиции, как и у нас, они дикий, неотесанный сброд. Поэтому мы никогда не считали их угрозой. Им не хватает координации и надежных людей.
– Что бы вы ни планировали, я хочу участвовать.
Я впиваюсь в дона взглядом. Матео был моим лучшим другом, братом, и я хочу забить человека, ответственного за его смерть, голыми руками.
– Позже утром я встречаюсь с другими донами, чтобы обсудить планы. Я дам тебе знать, если выяснится что-то новое. Если, и когда, мы будем планировать, включим тебя. Даю тебе слово.
Он встает, обозначая конец разговора. Сняв со спинки кресла пиджак, он вешает его на руку и подходит ко мне.
– Проводи меня до машины, – говорит Анджело, направляясь к выходу. – Хочу сказать тебе еще кое-что. Сегодня вечером у нас церемония посвящения.
– Да? Кого посвящаем? – выгибаю я бровь, когда мы выходим в коридор.