дурацкое послание на своем лобовом стекле?”.
Боже. Ни за что.
Несмотря на то, что уже пятое января, в “Тик-Так” все еще Новый год.
Найдя своих одногруппников, забираюсь в самый угол большого
деревянного стола и, прижав к груди свою сумку-ракушку, думаю о том, что
молва совсем не врет. Даже в толпе народа можно чувствовать себя очень
даже одиноким.
Глава 26. Люба
Стул горит подо мной не меньше часа. Все то время, пока кошусь на
стеклянную входную дверь, к которой прибит новогодний венок. Она
открывается и закрывается каждую минуту.
Сегодня в “Тик-Так” людей больше, чем кислорода. Прямо напротив ночной
клуб, а здесь перевалочный пункт, причем в обе стороны. По крайней мере, черт возьми, в такой толкучке легко можно затеряться…
У барной стойки торчит высокий брюнет в черной бейсболке. Это
закадычный друг Касьянова. Такой же мажор, как и он, только отец у него
подает отцу Касьянова чай. Отец Касьянова очень большая шишка где-то в
администрации города. Именно поэтому я никогда не расскажу Глебу о
своей проблеме. Я не собираюсь втягивать своего брата в конфликт, который может стоить ему работы.
Я… разберусь сама.
Мои одногруппники дружно заливаются пивом, а я глотаю вишневый морс, трусливо оттягивая поход в туалет.
После третьего стакана проклятый морс не лезет в мое горло.
Три месяца назад на точно такой “вечеринке” я выпила два пива и запила
их чем-то еще. Глеб два часа держал мои волосы, пока меня выворачивало
наизнанку в унитаз, а утром он орал на меня так, что у меня чуть глаза не
полопались.
Какой-то парень за соседним столом на меня таращится.
Я перестала смотреть на парней, как на парней, примерно неделю назад.
Отворачиваюсь.
Вряд ли они смогут удивить меня тем, что изобрели велосипед с
гипердвигателем, который заводится от того, что Луна повернулась к земле
обратной стороной. Ведь злосчастный белок Романова — это примерно то
же самое. Мистика, фантастика и реальная жизнь, судя по тому, что я
вычитала о нем в интернете. Но самое главное заключается в том, что он
активно внедрен в производство, и сейчас из него лепят какие-то
искусственные гормоны.
Чем мой гениальный преподаватель сейчас занимается?
Он обо мне вообще думает?
— Шуб-баб-Люба, ты в клуб поедешь? — падает на мое плечо рука Вани, парня Лены.
Подпрыгнув на стуле от неожиданности, трясу головой.
— Нет.
— Скучная ты, Стрельцова, — вздыхает он.
— Я экономная, — сбросив его руку, встаю, решая, что мучать себя уже
достаточно.
Опустив лицо, боком продвигаюсь вдоль одинаковых деревянных столов, обходя барную стойку по дуге. Задев плечом какую-то девушку, проскальзываю в туалет, а когда выхожу оттуда, вижу у барной стойки того, кого предпочла бы вообще никогда больше не видеть.
Ну, вот!
Под кожу забирается холодок.
Бегая по залу глазами, жую губы.
Сцепив ладони на манер армрестлеров, Касьянов и его друг здороваются.
Вся моя смелость испаряется в тот момент, когда обернувшись через
плечо, Никита смотрит прямо на меня.
Я не знаю, какого черта ему от меня надо! Он просто прицепился ко мне, как паразит… кажется, все что я могу сделать, это сдаться и подождать, пока он найдет себе другую жертву. Я не знаю, чем ему ответить. Когда шла
сюда как-то забыла об этом подумать!
Я готова сдаться, потому что ноги моей больше никогда здесь не будет.
Сдернув со стула шубу, проклинаю то, что она белая. И то, что мое платье
изумрудно зеленое. Это как облиться спиртом и себя поджечь.
— Ты куда? — удивляется Ваня, подтягивая к себе ноги, чтобы меня
пропустить.
— Эм… — поторапливаюсь. — У меня ЧП…
Выскочив на улицу, сворачиваю направо, но когда за спиной снова хлопает
дверь, хочу скулить.
— У нас тут трусливый кролик… — хватает меня за локоть Никита.
Обернувшись, молча смотрю прямо в его глаза, замерев и не двигаясь.
От холода трещит воздух, и мелкие снежинки царапают щеки, но от
напряжения я вообще ничего не чувствую!
С глумливой улыбкой он осматривает мою прическу и кивает на свой
чертов «Порш» со словами:
— Пошли, прокатимся.
— У меня другие планы, — хрипло говорю я.
Его глаза стеклянные.
Он пьян, и во мне нарастает паника, потому что он вцепился в мою руку, как клещ.
— Подвинь свои планы, — дергает меня в сторону машины.
— От-ва-ли, — шиплю я.
Из дверей кафе высыпает большая компания.
Проследив за моим взглядом, Касьянов усмехается и нагло спрашивает:
— А то что? Орать будешь?
В горле собирается горький ком, а сердце бьется о ребра.
Я бы все равно не смогла бегать от него вечно… но я лучше умру, чем сяду
в его машину…
Сунув свободную руку в карман, достаю оттуда газовый баллончик.
Касьянов настолько заторможенный, что не успевает даже приблизительно
сориентироваться, когда нажимаю на кнопку и поливаю его лицо едкой
смесью.
— Сука! — воет, падая на землю.
Развернувшись, со всех ног уношусь по тротуару, обгоняя даже свою тень.
Мимо прохожих, которые от меня шарахаются. Просто бегу, проваливаясь
каблуками в снег и даже не пытаясь застегнуть свою шубу.
Останавливаюсь только тогда, когда легкие начинают гореть. Задыхаясь, перебегаю дорогу и запрыгиваю в первый проходящий автобус, даже не
посмотрев на его номер.
Упав на сиденье, закрываю глаза, пытаясь успокоить сердце.
Отлично, Стрельцова. Ты справилась сама!
Кажется, я выкопала себе могилу…
Стерев со щеки слезу, в панике роюсь в сумке.
Выдыхаю, найдя в ней телефон.
Моя рука дрожит, а в голове каша, может поэтому пальцы быстро набираю
сообщение, о котором я жалею в ту же секунду, как нажимаю отправить: Я: “Поиграем?”
Жарюсь в адских муках, видя за окном городскую елку. По крайней мере я
еду в правильном направлении… одумавшись, решаю удалить это
проклятое сообщение, но к своему ужасу вижу, что оно прочитано.
— Вот же черт… — шепчу с отчаянием.
Глава 27. Люба
В отчаянии покосившись на полупустой салон автобуса так, будто кто-то
здесь может силой мысли залезть в мои сообщения, чувствую, как бухает в
висках кровь. Страх того, что я натворила там, у “Тик-Так”, и того, что я
натворила здесь, в своем мессенджере, соединяется в один кислотный
коктейль, который прожигает насквозь желудок, и горечь от этого заполняет
горло.
Мне страшно.
Гораздо сильнее я боюсь того, что наделала там, у “Тик-Так”, но я бы не
села в этот проклятый “Порш”… боюсь даже представить, что было бы, сядь я в него…
За окном проплывает украшенный гирляндами фасад городского
универмага. Колотясь с головы до ног, проваливаюсь в сообщение, которое
пришло тридцать секунд назад.
Мой Ромео: “Мы разве не закончили?”
Этого достаточно, чтобы образ корчащегося в муках Касьянова отправился
в задницу до тех пор, пока я смогу его там держать. Я буду держать его
там, потому что все равно понятия не имею, что мне с ним делать.
Прижавшись горящим виском к стеклу, игнорирую повисшие на ресницах
слезы и пишу в ответ:
Я: “Это другая игра”
“Что за игра?” — получаю спустя пять секунд.
Если бы я знала… До него я не была такой игроманкой.
Глядя на экран, шмыгаю носом.
Я думаю… мне кажется, что серьезности в его жизни и так хватает. В его
работе и вообще. Но он умеет веселиться. Иначе мы бы даже в первую
игру не сыграли. Он совсем не сноб… просто легкие морщинки у него на
лбу делают его старше, чем он есть на самом деле. Именно это всегда
пугало меня в нем. Мне казалось, что он для меня слишком взрослый.
Слишком солидный и недоступный, чтобы всерьез мечтать о чем-то
реальном. Теперь я знаю, что это не совсем так. В нем серьезности на
мизинец, черт возьми. Два дня назад в том кафе он заглянул мне за
шиворот, чтобы убедиться в том, что на моем затылке нет никаких тату! Он
хотел проиграть…
Сделав рваный вдох, печатаю:
Я: “Называется импровизация”
Мой Ромео: “Продолжай”
Пропади оно все пропадом! Вместе с Касьяновым, его тачкой и всем
остальным.
Я: “Я сейчас голая”
Автобусные двери с шипением открываются, и мои ноги обдает холодом, но
а меня окутал вакуум эфирной тишины. Люди выходят и заходят, а мой
телефон все молчит. Он молчит так долго, что мне хочется сгореть дотла и
превратиться в пепел, но я хочу, чтобы господин Романов знал о том, что
мне не нужно никаких “крестиков-ноликов”... Мне девятнадцать. И я не
маленькая, что бы там не думал мой брат.
Гипнотизирую экран, и давлюсь воздухом, когда спустя целых три минуты
на экране моего телефона высвечивает:
Мой Ромео: “Я тоже”
Китайский смартфон выскальзывает из пальцев.
Ловлю его, стукнувшись лбом о спинку переднего сиденья. Потирая лоб, перечитываю сообщение, чтобы убедиться в том, что мой напарник принял
правила этой игры.
Шее становится жарко.
Чувствую кровь в собственных венах. Она закладывает уши так, что я
перестаю слышать что-то вокруг.
Особенно с ума меня сводит то, что я не знаю, блефует он или нет, в
отличии от меня!
Я: “Хочу увидеть твою тату…”
Мой Ромео: “Хочу, чтобы ты ее потрогала”
Боже…
Я знаю, как он выглядит без одежды выше пояса, потому что фото с его
медового месяца на Мальдивах облетели весь университет, и на его груди, кроме набора идеально выточенных мышц, нет никаких тату. Тогда где она, черт ее побери, находится и где конкретно я должна его потрогать?!