— Принято, — салютует парень, забирая с принтера распечатки и вручая
одну из них мне.
— Вопросы есть?
— Не-а…
— Тогда свободны.
Вскакиваю со стула, но вместо облегчения чувствую кошмарное
разочарование.
Ну и ладно!
Быстро запихиваю листок в сумку, обманутая во всех своих глупых
ожиданиях, которые я даже толком сформулировать не могу.
— Стрельцова… — слышу угрожающий голос, подлетев к двери. — Сядь на
место.
Глава 14. Люба
Впившись пальцами в дверную ручку, замираю. За дверью шум и звуки
шагов, но их быстро перебивает стук моего сердца.
— У вас очень уютно, Александр Андреевич, — замечаю тихо, глядя перед
собой.
— Сбегать — это твое кредо?
Это звучит как издевка, хотя его голос нейтральный, насколько это
возможно.
Я собиралась благополучно сбежать сейчас, но пол подо мной горит от
стыда за свой вчерашний поступок.
Он что, хочет поговорить об этом? Разве мы не должны делать вид, будто
этого не было?
— Я… у меня возникли… дела… — говорю расплывчато, и даже дураку
понятно, что это чушь собачья.
Кажется, он сложил дважды два, потому что я не сомневаюсь в том, что
лежащее перед ним дело — мое. И теперь он знает обо мне все, включая
мое “семейное положение”, и теперь уж точно догадывается о причинах
моего вчерашнего трусливого бегства.
Его кресло скрипит за моей спиной. Сделав маленький вдох, оборачиваюсь.
Зеленые глаза впиваются в мое лицо, а мои… прилипают к ним в ответ. И
это как гипноз! Просто смотрим друг на друга, и я даже не моргаю, пока он
не делает этого первым.
Сложив на груди руки и вытянув под столом ноги в темно-синих джинсах и
кроссовках, любезно говорит:
— Присаживайся.
С тоской посмотрев на стул, покусываю изнутри губу.
Кажется, я к этому не готова!
Проходя мимо ощипанного фикуса, неуверенно интересуюсь:
— Вы его что, на лабораторный материал разобрали?
Посмотрев на цветок и обведя языком зубы, ровно бросает:
— Ему со мной скучно.
— Эм-м-м… — бормому, опускаясь на стул. — Кажется, он уже умер от
скуки.
Подняв глаза, ловлю медленный взгляд на своих волосах, а потом на своем
лице, и я в миг забываю, о чем мы вообще говорим!
Я… сегодня хозяин этого чулана кажется мне моложе, чем раньше. Может
из-за того, что уличный свет так падает на его лицо, и я могу рассмотреть
каждую деталь! А может еще почему-то, но он кажется мне гораздо моложе, чем я привыкла считать, и от этого у меня в голове все перемешивается.
Теперь разница между нами не кажется мне такой… ужасной, как раньше, и
это приводит меня в дикое волнение.
Наши глаза сталкиваются опять, и, ерзая по стулу, начинаю краснеть, потому что меня к нему как магнитом тянет… К его телу, к его голосу… Что
со мной такое?
Прижав к груди сумку, опускаю глаза.
Сделав очень глубокий вдох, он вдруг отворачивается к окну, говоря:
— У тебя удовлетворительная успеваемость по двум моим дисциплинам.
Две сессии подряд.
Мое лицо вспыхивает.
Он что, собирается меня отчитывать?
— Тройка — тоже оценка, — сообщаю ему.
— Так себе оценка, особенно если собираешься писать со мной диплом, —
замечает он.
Глядя в стену за его плечом, запальчиво спрашиваю:
— Это что, ваши чувства оскорбляет, Александр Андреевич?
— Любовь Константиновна, — проговаривает с предупреждением, переведя на меня глаза. — Вы как-то не так со мной разговариваете.
Открываю рот, хлопая глазами.
Это разве не двойные стандарты?!
К своему ужасу выпаливаю раньше, чем успеваю подумать головой:
— Как с убийцей фикусов?
Его кулак с грохотом падает на стол.
Подпрыгнув на месте, лепечу:
— Я… наверное пойду…
— Ты табличку на входе читала? — игнорирует, намекая на то, в чьем
кабинете я нахожусь.
Я была бы ужасно рада, если бы это хоть как-то меня отрезвило!
— Читала, — говорю тихо и, не выдержав, сообщаю. — У меня тройки, потому что я не нравлюсь вашей коллеге.
Эта ведьма… меня просто ненавидит. Чтобы я не делала, все равно
получаю чертову тройку.
— Ты при ней тоже все что в голову взбредет несешь? — раздраженно
спрашивает он.
— Нет, — шепчу, отворачиваясь к окну.
Кажется, это я делаю только при нем.
Я не знаю, что во мне так раздражает его дублершу. Это ужасно обидно, но
жизнь вообще не справедлива!
— Поясни, — просит он.
Мне не хочется говорить об этом, но ведь он только что намекнул на то, кто
у нас тут главный...
— Она занижает мои оценки, — продолжаю смотреть в окно. — Постоянно.
— Ты обвиняешь преподавателя в предвзятом отношении? — слышу его
вкрадчивый вопрос.
— А что, такого разве не бывает? — смотрю на него упрямо.
— Не на моей кафедре.
— Вас ждет разочарование.
Молчит, глядя на меня исподлобья.
Стук в дверь заставляет вздрогнуть.
— Пять минут, — кричит Романов, не отрывая глаз от моего лица.
Захлопнув картонную папку перед собой, отправляет ее в стопку бумаг на
полу и встает, оттолкнувшись от стола руками. Подойдя к окну, упирается
кулаками в подоконник и спрашивает:
— Хочешь, чтобы я сам у тебя экзамен принял?
Его вопрос застает меня врасплох!
Сам?!
Я не боюсь его экзамена...
Глаза без разрешения бегают по его телу. По широкой спине, ногам.
— Да… — отвожу взгляд, который скатился на его обтянутые джинсами
узкие бедра.
— Уверена? — спрашивает, не оборачиваясь.
Облизнув губы, отвечаю:
— Да...
— Договорились, — усмехается, повернув голову. — Вопросы?
— Нет, — бросаю ему в спину.
— Тогда свободна.
Это... все?
Ну и прекрасно!
В три шага подлетев к двери, выскакиваю в коридор и врезаюсь в какого-то
парня. Отскочив в сторону, бормочу:
— Извините...
Может быть от этого столкновения мозги у меня встали на место, а может
быть всему виной то, что рядом с Романовым я как пьяная, но только тут до
меня доходит, что я вляпалась в какое-то дерьмо!
Глава 15. Романов
— Можно мне вместо микроскопа фейерверк? — тонкий голос племянника
в трубке звучит бесхитростно.
Засунув в микроволновку контейнер с гречкой и курицей, выставляю
двухминутный таймер.
— Уверен?
Если бы мне в пять лет подарили настоящий микроскоп, хоть и бэушный, я
бы прыгал до потолка от счастья.
— Эм-м… угу… — зайдясь кашлем, лопочет он. — Можно мне микроскоп
на какой-нибудь другой праздник? — пытается Мишаня быть вежливым, и
не посылать меня в задницу вместе с моим микроскопом открытым
текстом.
— Без проблем.
— Папа подарил клюшку. Когда у меня температура пройдет, мы пойдем на
каток.
— Круто, — упираюсь рукой в кухонную столешницу, наблюдая за тем, как
вращается внутри микроволновки мой новогодний ужин. — Ну ты не
раскисай. Скоро будешь, как огурец.
— Угу… — снова кашляет он. — С Новым годом…
— Взаимно, — оборачиваюсь на залп салюта за окном.
Бомбит без перебоя со всех сторон.
— Мама просит трубку.
— Ага, — иду в коридор, ориентируясь на пищание брелка сигнализации
своей машины.
— С Новым годом, — после короткой возни, слышу в трубке голос сестры.
— И тебя, — обшариваю карманы куртки.
— Как дела?
— В норме.
— Можешь кое-что передать своему другу? — раздраженно спрашивает
Оля.
— Ты имеешь в виду Чернышова? — уточняю, отключая сигнализацию и
подумывая о том, чтобы загнать машину в гараж.
— Да, я имею в виду его.
— Кхм… — смотрю на часы.
Начало первого ночи, а у меня никаких планов.
— Мы не так часто видимся, — говорю ей.
— А что так? — иронизирует она. — Таскаться по Куршавелям с
потаскухами у него время есть, а с боевым товарищем встретиться нет?
— Оль, — вздыхаю. — Я не в курсе его передвижений.
— Ладно, — отрезает зло. — Просто передай ему, что если он подарил
сыну клюшку, это значит, что на каток они должны сходить в этом году, а не
в следующем.
— Тебе не кажется, что подобные вещи ты должна обсуждать с ним лично?
— Мне так не кажется, — рычит она. — Если мы встретимся лично, боюсь
эту клюшку засунуть ему в задницу!
— Может поэтому он тебя за километр и обходит? — нахожу я гребаную
логику.
— Не поэтому! А потому что он безответственный мудак!
Так, ладно.
— Это тоже передать?
— Это он и так знает, — любезно сообщает она.
— Спасибо за еду, — закрываю тему, проходя через гостиную и поднимаясь
на второй этаж.
— Пожалуйста, — фыркает она. — Ты может в следующий раз женишься
на малолетке, которая хотя бы плитой пользоваться умеет?
— У тебя сегодня месячные? — раздражаюсь, доставая из шкафа
толстовку.
— Когда женщина обсуждает что-то поважнее минета, это значит у нее
месячные?
— Ты закончила? — захлопываю ящик.
— Да!
— Вот и отлично, — нажав отбой, швыряю телефон на кровать.
Достало это дерьмо.
Стянув шорты, бросаю их на кресло и натягиваю джинсы. Надев толстовку, сбегаю вниз, чувствуя полное отсутствие долбаного аппетита и полное
нежелание сидеть на месте. Подумав минуту, обуваю кроссовки и надеваю
пуховик.
На улице мелкий снег и ощущение апокалипсиса. Ухо закладывает от
близкого выстрела фейерверка. Гирлянду на крыльце коротит, но
ковыряться с ней нет никакого желания, как и разгребать снежный завал во
дворе, поэтому иду в гараж и достаю из запасного холодильника бутылку
красного марочного вина, а потом выхожу за ворота, саданув ногой по
почтовому ящику, чтобы сбить с него снег.
Из-за двухметровой ограды дома напротив несет шашлыками. Метрах в