— Не торопись, сам все поймешь, — усмехнулся полковник, — там дальше будут еще показания других людей, в том числе отчеты моих подчиненных, в которых я уверен на все сто процентов.
Майор быстро досмотрел протокол опроса командира батальона, в котором больше ничего особо интересного не встретилось, и перешел к следующим документам.
Дальше шли показания пилотов люфтваффе, причем и истребителей, и бомбардировщиков.
— Опять стрельба из-под крон деревьев и сквозь густой дым пожара, — задумчиво произнес Шлиман. — Все делают акцент на том, что не видели стрелка и не понимают, как он мог так точно стрелять по скрытой от него цели.
— Ты очень верно вычленяешь главное из вороха казенных формулировок, Эрих, — полковник улыбнулся, — Я рад, что в очередной раз в тебе не ошибся. Но это еще не все. Продолжай, там еще есть на что посмотреть.
— Так, теперь танкисты, — спустя пару минут произнес Шлиман, — Один сгоревший чешский 38(t) и два поврежденных, подлежащих восстановлению. Из членов экипажей выжили трое. Негусто. Механики-водители всех трех машин убиты прямыми попаданиями из противотанкового ружья PzB-38 в смотровые щели танков, причем засечь позицию стрелка опять не удалось. А ведь это не винтовка! Там такая вспышка при выстреле, что ее не заметить очень сложно.
Полковник лишь молча кивнул, и майор продолжил чтение.
— А вот это совсем интересно. Специалисты вашего ведомства проверили перелесок, на границе которого произошло первое серьезное боевое столкновение с этой группой. Если верить их заключению, а не верить ему нет ни малейших оснований, никакого крупного отряда русских диверсантов там не было, а отчет гауптмана, руководившего прочесыванием леса — не более чем попытка прикрыть свою задницу перед начальством и оправдать потери. Так, несомненно, бывает, но в данном случае что-то не сходится. Ведь батальон майора Тилля действительно зажал в соседнем лесу крупный отряд противника. После захвата его позиций люди Тилля насчитали там больше полутора сотен убитых русских солдат. И «наши» стрелки тоже были частью этого отряда, но в отличие от своих погибших товарищей, смогли вырваться из окружения и уйти.
— Не совсем так, Эрих. Во время боя они действительно находились среди бойцов русской части, засевшей в лесу, но присоединились они к ней только ночью перед атакой майора Тилля, причем не по своей воле. Там дальше, — полковник кивнул на картонную папку, — есть показания побывавшего в плену обер-ефрейтора Иогана Шульца, механика-водителя бронетранспортера, захваченного русскими. Это кажется чудом, но он выжил, и отделался лишь легкими ранениями. Крови, правда, вытекло много, и русские, видимо, решили, что он мертв, а может, им просто в какой-то момент стало не до него. В общем, наши солдаты его нашли, перевязали и опросили, и он рассказал, что в интересующей нас группе всего четыре человека — сержант НКВД и трое рядовых. Думаю, на самом деле это только маскарад, и реально они носят совсем другие звания и имеют иную ведомственную принадлежность, но то, что их лишь четверо — установленный факт.
Майор Шлиман отложил в сторону очередной лист и внимательно посмотрел на полковника.
— Теперь я, кажется, понимаю, зачем ты позвал меня, Генрих. Это действительно может быть интересно.
— Интересно? Может и интересно, но, прежде всего, это очень опасно. Русские применили что-то новое, с чем мы раньше не сталкивались. Действует эта новинка весьма эффективно, и если мы не хотим себе проблем в ближайшем будущем, мы просто обязаны разобраться в том, что это такое, а лучше заполучить в свои руки эту русскую группу вместе с их оборудованием.
— А тебе не кажется, Генрих, что вся ситуация вокруг них выглядит более чем странно? Я согласен с тобой по поводу опасности новой русской разработки для вермахта, но думается мне, для испытания в бою своей новинки наш противник выбрал весьма странное место. Вот ты отправил бы новейшую секретную технику вместе с людьми, знающими о ней если и не все, то очень многое, на участок фронта, где все висит на волоске и вот-вот может разразиться катастрофа?
— Согласен, выглядит это неправдоподобно. Скажу больше, мы проследили путь этой группы на пару суток в прошлое, и количество вопросов у меня только увеличилось.
— Любопытно, — чуть подался вперед майор, — и как вы это сделали?
— Когда знаешь, что именно искать, нужная информация находится достаточно быстро. Так вот, первый доклад о необычно точном огне с земли поступил от пилотов «Мессершмиттов». Они атаковали русский поезд с пехотой, быстро подавили единственную точку ПВО и обработали состав бомбами. Однако при очередном заходе на цель все четыре самолета получили одиночные попадания, причем ни один из пилотов огня с земли не заметил. Тем не менее, два истребителя были серьезно повреждены, а еще два в результате попаданий просто не смогли нормально завершить атаку, и были вынуждены выйти из боя, чтобы сопроводить на аэродром своих получивших повреждения товарищей.
— То есть ты хочешь сказать, что спецгруппа с секретным оборудованием двигалась к трещащему по швам фронту на обычном поезде с чисто символической охраной?
— Похоже, что именно так и было, — пожал плечами полковник, — Эрих, мы знаем друг друга с детства. Неужели ты думаешь, что я стал бы выдергивать тебя сюда по пустякам? В этой истории мне слишком многое неясно самому. Слушай дальше. Второй раз наши подопечные засветились в коротком бою у железной дороги в пятнадцати километрах от станции Христиновка. Если сравнивать результаты с тем, что получилось у майора Тилля, не остается сомнений, что русская группа использовала свою технику и там. Убийственный снайперский огонь, причем не только с позиций, откуда не видно самого снайпера, но и по укрытым густым кустарником минометчикам, видеть которых стрелок не мог никак, однако попадал точно в цель.
— Считаешь, это именно оборудование для наведения на цель, а не какое-то новое оружие?
— Думаю, да. Они стреляли из русских винтовок, из нашего пулемета MG-34 и даже из противотанкового ружья, опять же, нашего. Общее только одно — невозможная точность огня.
— И ты хочешь, чтобы я занялся этой группой, так Генрих? — Шлиман откинулся на спинку кресла, — а как же мои обязанности и должность в структуре адмирала Канариса?
— Не беспокойся, Абвер от тебя никуда не денется, Эрих, — усмехнулся полковник, — я предоставил информацию о тебе своему шефу, и герр генерал очень заинтересовался твоими способностями. Ты ведь не просто талантливый разведчик, но и отличный охотник и стрелок. Захоти ты стать снайпером, начальство сдувало бы с тебя пылинки и выполняло любые твои прихоти, лишь бы в нужный момент ты не промахнулся.
— Ну, здесь ты несколько приукрашиваешь…
— Ничуть. Не скромничай, ты сам знаешь, чего стоишь. Итак, Эрих, нам нужны эти русские и их оборудование. Чем бы ни было вызвано их появление под Уманью, эта новейшая техника, позволяющая вести точный огонь из стрелкового оружия, не видя противника, должна оказаться в наших руках. Думаю, ты понимаешь, какова может быть цена успеха или провала операции. Люди, которые добудут для Рейха такую технологию, могут рассчитывать на многое, очень на многое.
— Какие ресурсы я могу привлечь для операции?
— На тебя будет работать отдельная временно сформированная абвергруппа. Твоих полномочий хватит для привлечения к решению своих задач любого подразделения или части вермахта до батальона включительно. С авиацией и тяжелой артиллерией чуть сложнее, но при необходимости отдельные батареи и эскадрильи могут быть выделены в твое временное подчинение. Тут, правда, на согласование потребуется какое-то время, но не слишком большое.
— Тяжелая артиллерия? — улыбнулся Шлиман, — а не слишком? Зачем мне может понадобиться тяжелая артиллерия?
— Если захватить интересующих нас русских и их технику окажется невозможно, их необходимо уничтожить, хотя по вполне понятным причинам это крайне нежелательно. Но, тем не менее, такой вариант развития событий мы тоже обязаны предусмотреть.
Ничего сверхъестественного немец не рассказал. Его самолет входил в пятьдесят первую бомбардировочную эскадру люфтваффе. Сам он не так давно был назначен бомбардиром-стрелком, но уже больше десяти раз вылетал на задания с кассетными бомбами, поскольку командование осталось очень довольно результатами применения этого оружия.
Я от пленного ничего нового не услышал, но как член экипажа бомбардировщика, совершавшего регулярные боевые вылеты, он неплохо ориентировался в общей обстановке в окрестностях Умани. Знания его были достаточно фрагментарными, но зато они послужили для меня отличным прикрытием в плане обоснования моей осведомленности о текущем положении немецких и русских войск, и я с большим облегчением озвучил капитану Щеглову реальную картину битвы, щедро дополнив слова пленного множеством известных мне подробностей.
— Даже не верится, что все так плохо. Может, он врет? — засомневался Щеглов.
— В первые дни войны тоже никто не хотел верить… — с досадой в голосе произнес Плужников, — а оно вон как вышло.
— Он не врет, товарищ капитан, — я ответил как можно более уверенно, — Некоторые детали его ответов совпадают с тем, что рассказывал механик-водитель захваченного нами бронетранспортера. Я специально задавал уточняющие вопросы, и он ни разу не сказал неправду. К тому же врать ему незачем, он ведь предлагал мне сделку — мы добровольно сдаемся в плен и передаем его немцам в обмен на гарантию жизни и хорошего обращения. Если бы мы уличили его во лжи, то и этому обещанию точно бы не поверили.
— И что ты ему ответил?
— Что командир здесь не я, и такие решения принимать не могу, но уверен, что на такую сделку никто с ним не пойдет.
— Вежливый ты, Нагулин, — покачал головой Плужников, — А я бы в зубы дал за такие слова.
— Он пленный, и бить его я не счел возможным, хотя хотелось, конечно, — пожал я плечами, — но, если честно, я бы на его месте предложил нам то же самое, а может и еще что-нибудь наобещал бы. И еще я ему напомнил, что именно он вывалил бомбы на головы собственных пехотинцев, так что не факт, что свои примут его с распростертыми объятьями. В общем, немец сдулся и, похоже, морально сломлен, так что проблем нам он, скорее всего, не доставит.