Очередь! Второй немец, тоже уже вошедший в пикирование, внешне цел, но вычислитель погасил вокруг него красную рамку. Два попадания в кабину не оставляют экипажу шансов. Самолет врезается в землю между двумя тридцатьчетверками, надвигающимися на позиции немцев, и разлетается обломками в яркой вспышке взрыва собственных бомб и горючего. Это последняя капля — противник морально сломлен. Немцы покидают окопы и, отстреливаясь, отходят к лесу. Танки бьют по ним длинными очередями из курсовых пулеметов. Это они зря — отступающие тыловики нам не опасны, а патроны еще пригодятся.
Два оставшихся целыми «Юнкерса» разворачиваются и начинают набор высоты, уходя на север. Высоко — два с половиной километра. Попробовать достать? Пожалуй, нет. Во всяком случае, не из ДШК. Спрыгиваю с башни броневика и бегу к зенитчикам. Наводчик, видя меня, соскакивает со своего места. Немцы уже далеко, практически предел дальности. Выстрел! Поторопился я — мимо. Выстрел! Снова промах, хотя нарисованная вычислителем траектория снаряда прошла совсем рядом с хвостом бомбардировщика. Прицельный маркер зеленый, но начинает все чаще мигать — расстояние слишком велико. Выстрел! Пикировщику отрывает примерно треть крыла. Он еще продолжает полет, и экипаж даже пытается бороться за живучесть — «лаптежник» вываливает бомбы на лес. Но тяжело поврежденная машина на глазах теряет управляемость, и наконец, сваливается в штопор. Я провожаю бомбардировщик взглядом до земли и поднимаюсь с сиденья наводчика.
Взвод ПВО вновь собрался вместе. Только что завершившийся бой стоил нам двенадцати человек убитыми. Еще пятеро были ранены, но все достаточно легко. Мы потеряли две пулеметные установки вместе с полуторками, на которых они были смонтированы. Мотор еще одного грузовика оказался разбит осколками. Один из пулеметов на оставшейся в строю установке заклинило после попадания немецкой пули, но остальные три «Максима» сохранили способность вести огонь. Патронов к ним осталось, правда, максимум еще на один такой бой, да и то не факт, что хватит. Я тоже извел почти половину боезапаса к ДШК. Со снарядами к зенитным пушкам дело обстояло не лучше. В общем, картина рисовалась весьма тревожная, а впереди нас ждал пятнадцатикилометровый путь, явно не устланный розами, да еще и этот батальон вместе с упертым немецким майором, которого я, похоже, чем-то очень сильно обидел.
— Младшего лейтенанта Нагулина к командарму! — выкрикнул подбежавший к моему броневику красноармеец.
— Где сейчас товарищ генерал-лейтенант? — уточнил я.
— Собирает колонну сразу за бывшей немецкой позицией, — махнул рукой боец, указывая направление.
— Взвод, занять места в машинах. Следовать за мной! — приказал я, забираясь в кабину броневика.
Взводную колонну мы собрали довольно быстро. Теперь она стала на три машины короче, но все еще представляла собой реальную силу. Оставлять своих людей здесь я не хотел. Налет вражеской авиации мог повториться в любой момент, и все средства ПВО я предпочитал иметь под рукой.
Музыченко действительно формировал колонну. Причем, фактически, заново. Прорыв немецкой обороны дорого обошелся «колонне особого назначения». Помимо уничтоженных пикировщиками танков, мы лишились еще одного Т-26, подожженного немцами несколькими попаданиями из противотанкового ружья.
В строю осталось два Т-34 и два Т-26. Грузовиков тоже сильно поубавилось — бомбовый удар не прошел бесследно. Теперь, с учетом людей комдива Соколова, техники для погрузки всех красноармейцев колонне не хватало.
— Товарищ генерал-лейтенант…
— Докладывай, Нагулин, — перебил меня Музыченко.
— Воздушная атака отбита. Уничтожено пять и повреждено два самолета противника. Безвозвратные потери взвода ПВО — двенадцать человек. Из пятерых раненых двое остались в строю. Потеряно две счетверенных пулеметных установки и один грузовик. Боезапас к пушкам и пулеметам практически исчерпан.
Генерал окинул взглядом дымящееся поле боя и снова перевел взгляд на меня.
— Благодарю за службу, младший лейтенант. Если доберемся до своих, тебя и твоих людей не забуду, но боюсь, эта атака не последняя. Чем я могу помочь твоему взводу?
— Нужны люди и патроны к «Максимам», товарищ командующий. Для ДШК и зенитных пушек боезапас все равно взять негде.
— Будут тебе патроны, Нагулин. И люди найдутся. Что-то еще?
— Прошу разрешить взводу ПВО занять место головного дозора и вести колонну, товарищ генерал-лейтенант. Я вас выведу по самому безопасному маршруту из всех возможных.
— Зачем мне взвод ПВО в головном дозоре, Нагулин? — с непониманием посмотрел на меня Музыченко.
— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите доложить? — неожиданно вмешался в наш разговор особист.
— Что у тебя, Сергей Ильич? — генерал перевел взгляд на полкового комиссара.
— Согласно показаниям людей, с которыми ефрейтор Нагулин выходил из окружения, младший лейтенант вырос в тайге, и с детства охотился на диких зверей. Он обладает уникальным слухом и острым зрением, позволяющим ему обнаруживать противника на расстоянии, в разы превышающем возможности обычного человека.
— Вот, значит, как… А я-то все удивлялся, откуда такой талант к стрельбе у молодого бойца. А ты свое дело знаешь, товарищ полковой комиссар, хвалю, — кивнул генерал особисту и снова посмотрел на меня. — Разрешаю, младший лейтенант. Занимай место головного дозора. У тебя все?
— Последняя просьба, товарищ генерал-лейтенант. Раз уж на меня ложатся функции разведки, разрешите мне в качестве усиления привлечь во взвод капитана Щеглова и двоих его людей, а также снайпера роты охраны штаба сержанта Серову и сержанта НКВД Плужникова.
— Капитан Щеглов? Это с ним вы штурмовали двести двадцать седьмую высоту?
— Да, товарищ командующий. В сто тридцать девятой стрелковой он командовал разведротой. Он сам и его люди отлично знают свое дело, и мы неплохо сработались, пока прорывались к вам. А сержант Плужников показал себя отличным бойцом и командиром и значительно укрепит вертикаль управления взводом.
— Добро. Будет тебе Щеглов. Вопросы субординации сами тогда улаживайте. Я не могу в подчинение младшему лейтенанту капитана отправить. А снайпер тебе зачем?
— Нужен еще один человек моего склада — умеющий замечать детали и хорошо стрелять. Меня одного на все задачи может не хватить.
— Хорошо, — кивнул Музыченко, — снайпера ты получишь, но смотри, Нагулин, — я на тебя надеюсь. Все мы теперь от тебя зависим. Не подведи.
— Разрешите выполнять, товарищ генерал лейтенант?
— По машинам! — негромко приказал командарм, и командиры подразделений эхом продублировали его приказ.
Техники в «колонне особого назначения» осталось мало, и красноармейцы гроздьями висели на танках, оставшихся в строю грузовиках, полуторках моего взвода и даже на повозках зенитных пушек, так что в части отряда прикрытия я получил пополнение сверх всякой меры. Но перегруженные машины двигались с трудом, что, конечно, создавало дополнительные проблемы.
— Товарищ младший лейтенант, — услышал я знакомый голос, звучавший на этот раз не слишком приветливо, — я получила приказ поступить в ваше распоряжение.
— Займите место в кабине бронеавтомобиля, Елена. Вы можете понадобиться мне в любой момент, — нейтрально ответил я, игнорируя ее требующий объяснений взгляд.
— Товарищ младший лейтенант, обращайтесь ко мне по уставу, пожалуйста, — гневно ответила девушка.
— Как скажете, — улыбнулся я. — Товарищ старший сержант, соблаговолите выполнить полученный приказ.
— Есть! — все еще кипя внутри, произнесла Елена и направилась к броневику.
Майор Шлиман нервничал. По его расчетам высланные вперед мотоциклисты уже должны были обнаружить русскую колонну. Похоже, это была последняя относительно крупная часть противника южнее реки Ятрань, сохранившая танки и другую технику, и все еще являющаяся организованной боевой единицей. И именно в составе этой части двигался сейчас на юг вновь проявивший себя стрелок.
Доклад о недопустимо высоких потерях при воздушном ударе по русским, пытавшимся силами до двух батальонов прорваться на юг от села Емиловка, дополнил собранную по кусочкам мозаику в голове Шлимана. Теперь он точно знал, где находится его противник, и какой маршрут он избрал для прорыва.
Поля, холмы, перелески, дороги… У русских еще много техники, и через лес они не пройдут, а дорог в этих местах не так уж и много, и, казалось бы, все они уже перекрыты, но…
— Установите связь с координатором от люфтваффе, — приказал Шлиман радисту.
— Яволь, — немедленно ответил обер-ефрейтор и через минуту доложил, что командный пункт люфтваффе на связи.
— Гауптман, мне нужен «летающий глаз» над районом севернее Первомайска, — не терпящим возражений тоном произнес майор.
— Герр майор, — вежливо ответил офицер люфтваффе, — мы уже потеряли один «Фокке-Вульф» к юго-востоку от Умани. Герр генерал был крайне недоволен, а с учетом последних потерь… Я сделаю все возможное, герр майор, но вы должны понимать, все полеты разведчиков мы теперь должны согласовывать со штабом в Виннице.
— Делайте что хотите, гауптман, но если из-за вас я упущу свою цель, отношения между люфтваффе и Абвером сильно осложнятся. Начнется расследование, поиск виновных… Не мне вам объяснять, что в таких ситуациях очень легко стать крайним, что может весьма негативно сказаться на дальнейшей карьере.
— Я сделаю все возможное, — все так же вежливо, но с некоторым напряжением в голосе повторил офицер люфтваффе, — но потребуется какое-то время.
— Поторопитесь, гауптман. Это не только в моих, но и в ваших интересах, — не скрывая досады, произнес Шлиман и вернул трубку радисту.
Майор чувствовал, что теряет контроль над ситуацией. Его батальон двигался в северо-западном направлении наперерез русской колонне, и их встреча уже должна была состояться, но никаких докладов от разведки пока не поступало. Не заметить такую массу войск дозоры не могли. Существовал небольшой шанс, что русские решили переждать день где-нибудь в лесу и ночью продолжить прорыв, но Шлиман в такой вариант не верил. Противник наглядно продемонстрировал, что способен на неожиданные сильные и, главное, осмысленные удары, а значит, кто бы ни командовал русской колонной, он понимает, что медлить нельзя, ведь с каждым часом концентрация немецких войск в районе южнее Первомайска возрастает все сильнее.