Я не знал, как реагировать на фиглярствующего толстячка, не понимая, что скрывается за его поведением – издёвка или доброжелательность, выраженная весьма странным образом. Предположил второе: склонность к полноте предполагает добродушие и весёлость.
Закончив мини спектакль, весёлый колобок представился:
– Джон Корбет, ваш любимый профессор.
Он сел за стол, открыл журнал посещаемости и провёл перекличку. Затем пояснил:
– Неспроста назвал я вас гугенотами. Так во Франции в шестнадцатом веке величали гетеросексуалов. А вообще, история человечества, или история гомосексуализма, как вам больше всего нравится, представляет собой бесконечную череду войн. Создавались и рушились империи, варвары завоёвывали цивилизованные государства и превращали их в пепел, одна религия приходила на смену другой. Бывали периоды, когда некоторыми странами овладевала ересь, и они становились гетеросексуальными. За примером далеко не надо ходить – шестнадцатый век, Англия. Юг и юго-запад Франции. В библейские времена – Содом и Гоморра.
Класс раскрыл глаза. Многие впервые услышали то, что отсутствовало в школьных учебниках: когда-то на планете были гетеросексуальные страны, а значит, при благоприятном стечении обстоятельств, мир мог быть иным.
– Это провокация, – услышал я тихий голос. – Надо немедленно позвонить в офис.
Корбет улыбнулся кончиками рта и, не обращая внимания на дебошира, обратился к слушателям. Его мягкий, негромкий и доверительный голос завораживал.
– Чтобы не повторять прежних ошибок, важно правильно понять государственную точку зрения на историю. Не на химию, или, скажем, на физику, а именно на историю. В эпоху политкорректности, дабы никого не обидеть, гетеро-гомосексуальные войны прошлых столетий получили иные названия: война Алой и Белой розы, Тридцатилетняя война, Столетняя война. Как видите, мир меняется к лучшему, становится многополюсным. А нравы семнадцатого столетия и давнишняя гетеро-гомосексуальная война блестяще описана Александром Дюма в романе «Три гомосексуала». Кто не читал – советую. В дальнейшем, чтобы не обострять отношения между противниками и сторонниками радужной любви, в просвещённой Европе прижилось иное название, нейтральное – «Три мушкетёра». Давнишнее противостояние историки назвали религиозным. Хотя все знают, кем в сексуальной жизни были католики, а кем – гугеноты. Сюжет романа Александра Дюма, основан на подлинных страницах истории Франции и почерпнут из пьесы Армана-Жан дю Плесси «Мирам». Если вам ничего не говорит это имя, открою секрет. Оно принадлежит кардиналу Ришелье, первому министру при дворе короля Людовика Тринадцатого. Что происходило на самом деле? Францией правила радужная монархия, в которой чётко разделены роли: король – отец и духовный наставник нормальных мужчин, королева – мать и предводительница лесбиянок. Король в союзе Ришелье-Людовик Тринадцатый был женой. Поэтому Францией правил кардинал Ришелье. Анна Австрийская – официальная, а точнее условная жена короля – такое разделение было принято в средневековых радужных монархиях для удобства управления подданными. Интрига, как и в случае с нашим Президентом, замешана на бисексуальном любовном треугольнике. Теперь о самой интриге. Она весьма примитивная. Анна Австрийская поддалась очарованию лорда Бэкингема, который, как принято в современной лексике, состоял в гражданском браке с королем Англии Карлом Первым. Но лорд не брезговал и гетеросексуальными связями. Следуя нынешней терминологии, Бэкингем был бисексуалом. Графиня Карлейль, любовница королевы, в книге она описана под именем Миледи, тяжело переживает разрыв с любимой женщиной. Её обуревает чувство мести. Интересы графини совпадают с планами Ришелье, который, чтобы сохранить целостность Франции, сражается с гугенотами. Графиня Карлейль с позволения Ришелье находит наёмного убийцу. Лорд Бэкингем, соперник неудержимой графини, убит. В ответ Англия объявляет войну Франции. Видите, к каким трагическим последствиям приводит бисексуальный треугольник, в вершинах которого французская королева, лорд Бэкингем и графиня Карлейль.
– А кого автор имел в виду, назвав исторический роман «Три гомосексуала»? – с последней парты раздался знакомый голос. – Подозрительное заглавие… А у Ремарка – «Три товарища». Это не плагиат? Дюма не содрал сюжет у Ремарка?
– В реальной жизни, их было четверо: Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян, – уточнил профессор. – Они совершали подвиги и разрушали козни гетеросексуалов. Но не следует забывать, роман Александра Дюма – художественное произведение, и этот жанр допускает авторский вымысел. Относительно же Ремарка – не знаю, не читал. Может, и плагиат.
Голос с последней парты льстиво поддакнул:
– Мой жених читал. Стопроцентный плагиат.
Его сосед незамедлительно поднял руку и, когда Корбет обратил на него внимание, прогундосил:
– Французы всегда шли в хвосте англичан. Парламент появился у них с опозданием на пятьсот лет. А в двенадцатом веке в конце своей жизни радужный король Ричард Львиное Сердце задал французам такую трёпку…
– Отлично! – не позволив досказать, радостно вскрикнул Корбет и громко хлопнул в ладоши. – Блестящее замечание! А знаете ли вы, что последователь Ричарда Первого, английский король Эдуард Второй пошёл дальше своих предшественников и удалил из дворца женщин? Согласно его декрету, ни один придворный, какую бы ни занимал должность, не имел права держать при дворе женщину. За редким исключением, которое оговаривалось королевским указом, дамам не позволялось появляться в королевском дворце.
– Нам следует поступить так же? – прозвучало робкое предложение со второй парты. – И очистить Конгресс от радужных женщин.
– Что вы?! – по-отечески пожурил его Корбет и укоризненно покачал головой. – Не забывайте, что у нас демократия. Двадцать третий век.
Женщины, сидящие на первой парте, хором выкрикнули:
– Девятнадцатая поправка к Конституции США предоставила радужным женщинам право голоса. У нас равные с нормальными мужчинами избирательные права!
– Так мы договоримся до того, что когда-нибудь чёрная лесбиянка займёт пост Президента США, – недовольно проворчал автор жёстких мер.
– Эх, молодёжь, – сокрушаясь, Джон Корбет покачал головой. – Не будьте католиками больше, чем папа римский.
Лицо его помрачнело. Как мне показалось, в этот момент он подумал о превратностях бытия, и что ещё несколько столетий назад предки нынешних радикалов искали любовь в спальнях противоположного пола.
Глава IXПрощание с Нью-Йорком
Три недели вынужденного отпуска пролетели на пособии по безработице. Безделье утомляет и выхолащивает мозги. Переезд не смущал. Новая жизнь начинается с больших перемен: места жительства, знакомых, друзей…
Мигель огорчился, но не стал отговаривать, понимая, что человек живёт там, где у него есть работа; обещал хранить верность и на День Благодарения приехать в Вашингтон. Верил ли он своим клятвам, с жаром произнесённым? Верил ли, что когда страсти улягутся, я вернусь в Нью-Йорке и мы создадим радужную семью? Влезть в его голову, мне не дано. Прощаясь, он вручил красивую открытку со своим портретом и четверостишием: «День без тебя – не день, ночь без тебя – не ночь, Роберт, я твоя тень, жена, служанка и дочь».
Стих впечатлил. Лиза никогда не выражала так свои чувства. Тем не менее я не строил иллюзий, понимая, безо всякого сожаления, что расстаёмся мы красиво и навсегда; поэтому легко распрощался и с Мигелем, и с курсами, – мыслями я уже был в Вашингтоне. Дебют в новой компании предстоял через две недели. Нехитрые пожитки – ноутбук, четыре чемодана с вещами и два ящика с разной утварью – уместились в арендованном микроавтобусе. Мебель, доставшаяся мне в наследство от предыдущего жильца, перешла к следующему квартиросъёмщику.
За день перед отъездом я позвонил Лизе – она доброжелательно откликнулась, как будто не было в наших отношениях глубоких трещин, разломов, душевных ран и непрощённых обид. Рассказал о переезде и слегка сгустил краски, приврал, что нашёл постоянную работу и в Нью-Йорк не вернусь. Она слушала молча. Напоследок, хотя именно это было причиной звонка, попросил разрешение проститься с Ханной. Лиза продолжала молчать, хотя я слышал её дыхание. Повторил просьбу. Неожиданно она вновь заговорила о моём сходстве с Ханной, словно старалась этим меня удержать, – по голосу чудилось, что новость застала её врасплох, и она огорчена. Выговорившись, она согласилась встретиться на набережной у входа в аквариум.
…Я давно не виделся с Ханной. Дочь повзрослела, стала ещё больше похожа на меня, а учитывая, что я – копия моей мамы, то и на бабушку.
Ханна спокойно восприняла нашу встречу. В её глазах я – чужой человек, папа Виктора, живший в их доме и съехавший неизвестно куда. Она не поздоровалась, увлечена была куклой, поприветствовала лишь после напоминания Лизы.
– Не расстраивайся, – шепнула Лиза, заметив, что я огорчился, – она изменится, когда подрастёт, и поймёт, что к чему.
В аквариуме дочь чувствовала себя расковано – подошла к бассейну с декоративными рыбками, прильнула к стеклу и не отводила глаз, наблюдая за стремительными и, казалось бы, хаотичными перемещениями рыбок. Она разглядела, как самка гуппи родила детёныша, и радостно закричала: «Смотри, мама, родились рыбкины дети».
Лиза шепнула: «Правда, она забавная?» – и украдкой сжала мою руку. Рука рефлекторно дёрнулась – прикосновение сломало начавшую формироваться радужную систему ценностей. Электрическая искра передалась Лизе, и с хитрой улыбкой она игриво подметила:
– Ты не изменился.
Я покраснел и вместо трафаретного ответа взял её за руку.
Лиза с усилием высвободилась.
– Мы не одни. Если хочешь продолжения, я позвоню Хелен. Она заедет за Ханной.
«Фрэнк никуда не делся, – протестуя, выкрикнул внутренний голос, удерживая от соблазна, – мимолётный порыв не приведёт ни к чему хорошему. Один опрометчивый шаг и полетят в преисподнюю Вашингтон и новая жизнь». – Здравый смысл к нему прислушался и объявил войну искушению: