– Наслажденье – наслажденью рознь.
Николь не заметила иронии и с горячностью, свойственной возрасту, накинулась на оппонента.
– Сегодня радужные преследуют нерадужных, завтра – наоборот. А если не замечать, что люди рождены разными, и позволить каждому в интимной жизни оставаться самим собой. Гомо, гетеро, би, трансики – люди имеют право быть такими, какими они себя сами чувствуют.
– Они такими бы и остались, если бы коварный Змей не перевернул цифру шесть.
– Нет! Всё не так! – закричала Николь, не почуяв двусмысленности. – Змий не перевернул мир. Всевышний создал человека, мужчину по образу и подобию Своему. А затем сотворил женщину, и строительный материал взял из тела мужчины. Всевышний погрузил мужчину в глубокий сон, и под наркозом проделал хирургическую операцию, – вытащил из пениса приаповую кость, бакулюм, которая есть у некоторых животных, биологически к нему близких. Самцов шимпанзе, например. Кость помогала вхождению и повышала потенцию. Сейчас у мужчины этой кости нет. Но женщина создана из части пениса мужчины, и как бы псевдоучёные не морочили людям головы, отсутствующая кость играет важную роль в отношениях мужчины и женщины. Генная память о ней сохранилась и подсознательно влечёт мужчину и женщину друг к другу.
Такие научные споры и политические баталии происходили между нами до ареста Кондолизы Вильтор. Последняя встреча с Николь, когда вопреки ожиданиям, она приняла ухаживания Джессики Стоун и уже побывала в её постели, завершилась конфузом.
…Мы лежали в постели, в обнимку, блаженные и расслабленные, стрелка стенных часов приближалась к восьми тридцати утра, впереди суббота и воскресенье, которые Николь разделила между мной и Джессикой. Мы не торопились вставать и не обсуждали Джессику. Николь размечталась.
– Представь, в Америке победили нидерландские нравы. У нас большой дом. В детской комнате спит наша двухлетняя дочь, а сын твой барахтается у меня в животе, – она картинно изобразила большой живот, выпирающий фута на два. – Приложи ухо, послушай, о чём наш малыш лепечет. – Она тихо засмеялась. – Наверняка мечтает уже о девочках.
На первый звонок в дверь я не прореагировал – заслушался Николь. На второй – встал, не одеваясь, подошёл к двери, посмотрел в глазок и отпрянул. Мигель нетерпеливо топтался с тортом в руках и спортивной сумкой, перекинутой через плечо.
– Роберт, это я! Мигель! – радостно закричал он, услышав шаги за дверью.
Я отскочил в комнату и, скорчив страшную рожу, скомандовал: «Одевайся! Быстро!» – и громко прокричал в дверь Мигелю: «Сейчас!»
Николь, как ужаленная, вскочила с кровати, схватила вещи в охапку и скрылась в ванной.
Я натянул шорты и крикнул.
– Одну минуту! Уже иду!
Выигранного времени хватило лишь на то, чтобы Николь оделась. Когда Мигель зашёл в квартиру, он всё понял. Женские туфли, кофточка на вешалке, раскрытая косметичка… Следы Николь, её запах, дух – скрыть невозможно, они были повсюду.
– Мерзавец! Я хотел сделать тебе сюрприз! Всю ночь к тебе ехал! – торт полетел в мою голову. Я не успел увернуться, и крем залепил лицо.
Николь выскочила на крик и, получив мощную оплеуху, упала на пол.
Я схватил Мигеля. Мы повалились на пол, упали на торт и, измазанные кремом продолжили схватку. Подскочила Николь. Пока мужчины барахтались на полу, она наполнила пластмассовое ведро холодной водой и с размаха вылила содержимое на головы драчунов.
Освежающий душ подействовал. Мы разжали руки, встали, отряхиваясь от торта. Мигель схватил сумку с вещами, буркнул со злостью: «Этого я тебе не прощу!» – и хлопнул дверью.
– Нехорошо получилось. Не знаю, что будет теперь с экзаменом, – посетовал я расстроенным голосом.
– Позвони ему через час. Извинись. Он остынет, – неуверенно промямлила Николь.
– Другого выхода нет. Не хочется звонить его боссу и просить, чтобы он его успокоил.
– А кто его босс?
– Мой адвокат.
– Значит, есть ещё шанс.
– Какой? У приговорённого к виселице остался шанс умереть от дизентерии.
– Встряхнись, придумаем что-нибудь, – подбодрила Николь. Она порылась в кладовой, нашла пылесос и приступила к уборке.
С вконец испорченным настроением я отправился в ванную, вымыл лицо и присоединился к Николь. Помыл пол, попробовал остаток торта в коробке и, сглаживая вину за испорченный день, предложил «жемчужине»:
– Подсластим утро?
Впрочем, суббота лишь стартовала – сохранялся шанс на её благоприятное завершение. Несколько раз я пытался дозвониться до Мигеля – он отключил телефон. Отправил текстовое сообщение, извинился, что не предупредил о визите коллеги из отдела техобслуживания, лесбиянки, подъехавшей, чтобы установить, принадлежащее IBM оборудование, – он не ответил. Энтони тревожить не стал, решил подождать сутки. Николь оставалась до позднего вечера, поддерживала, успокаивала. Из квартиры не выходили. Обед, плавно переходящий в ужин, заказали в ресторане с доставкой на дом, валялись в кровати, смотрели телевизор… Телеканал «История» показывал кинофильм о Жанне д’Арк, с Элизабет Томсон в главной роли, получивший две премии Голливуда: «Лучший фильм года», и «Лучшая актриса года». В середине фильма Николь не выдержала киношного изложения истории Орлеанской Девы и возмутилась.
– Чушь собачья! Жанна д’Арк не была девственницей. Притворялась. Она была любовницей герцога Анжуйского.
– Ты преувеличиваешь. Фильм снят по документальным материалам Столетней войны. На костре её сожгли по решению суда.
– Ты уверен, что документы подлинные? Что их не фальсифицировали переписчики истории? – с издёвкой в голосе полюбопытствовала Николь.
– Её сожгли, потому что она гетеро?!
– Да-да! За это! Потому что соблазнила герцога Анжуйского.
– Орлеанская девственница? Ты стопроцентно в этом уверена? Она ходила в мужском костюме.
Николь вспылила:
– Не была бы уверена, промолчала! Об этом написано в «Священной загадке» Мишеля Байджента, и по этой причине двести лет назад книгу запретили и ни разу не издавали. Изъяли из электронных библиотек. Без зазрения совести радужные выдают чёрное за белое, воду за шампанское, день называют ночью, утро – вечером. История человечества в псевдонаучном изложении лживая до бессовестности. – Я не перечил, и она сбавила тон, заговорила спокойнее. – Взять хотя бы роман Александра Дюма «Три мушкетёра». Радужные полностью исказили сюжет, подогнали под выстроенную ими схему моральных ценностей, и придумали название, их устраивающее, «Три гомосексуала».
Я вспомнил о лекции Джона Корбета в классе «История гомосексуализма» – речь как раз шла о романе Дюма – и, не сомневаясь в правоте лектора, спросил тем не менее: «Что же было на самом деле?»
– Профессор Гарварда, знающий и прогрессивный учёный, в конфиденциальной обстановке, – Николь запнулась, предалась милым воспоминаниям, в глазах её вспыхнул и погас озорной огонёк, – проговорился, что первоначально роман Александра Дюма назывался «Три танкиста и собака».
– В семнадцатом веке танки? – сомневаясь, прервал я Николь. – Насколько я помню, они появились в восемнадцатом веке, где-то в конце…
– Профессор знает лучше тебя, – уверенно заявила Николь. – Если говорит, значит, были. Может, не такие быстроходные, как в девятнадцатом, легкомобильные и неповоротливые. Но, наряду с кавалерией, на вооружении французской армии в то время уже были танки. С ними Наполеон дошёл до Москвы. Мюрат, Маршал танковых войск Франции, парадом провёл их по Красной площади. Я видела документальный фильм, когда в школе училась, как Наполеон с трибуны Мавзолея принимает парад.
Ссылка на профессора Гарварда звучала убедительно. Я не стал спорить, поверил на слово. Кроме как в исторических фильмах и в музее старинного оружия, никто из ныне живущих не видел моторизованных танков. Архаичное слово сохранилось в неофициальном названии сверхтяжёлого вертолёта, «летающий огнемёт». Некоторые журналисты, в угоду вычурности, именовали его «летающим танком».
– История – как салат «оливье», – горячилась Николь. – Все привыкли к нынешним ингредиентам: отварной картофель, зелёный горошек, курица, забыв, что в оригинале рецепт иной: рябчики, телячий язык, паюсная икра. Но кто этот рецепт помнит? От него осталось название, торговая марка. Её беззастенчиво присваивают салату из цветной капусты с креветками, заправленному оливковым маслом. Или яичнице с грибами, луком, сыром, беконом и помидорами.
Николь права: радужные цинично переписали историю, и никому в голову не приходит теперь, что вся наша история – фальсифицированная, мифическая, надуманная, опирается не на факты, а на интерпретацию фактов в угоду политической конъюнктуры. В школе Ханне будут рассказывать байки о прошлых войнах и революциях, и ни я, ни Лиза, не сможем этому воспрепятствовать, ведь мы сами почти ничего не знаем о том, что происходило на самом деле. Не две, не тысячу лет назад, а совсем недавно. Кто на кого напал триста лет назад 22 июня 1941-го, Америка на Китай, или Китай на Америку? В Китае в школьных учебниках написано: «Америка», в Америке – «Желтороссия». Всем памятна печальная история Джона Олбрайта-младшего, сказавшего учителю, что Гражданская война в Америке – следствие противостояния рабовладельческого Юга и промышленного Севера. Преподаватель вежливо посоветовал упрямцу заглянуть в школьный учебник, где чёрным по белому сказано, что радужный Север победил сексуально распущенный Юг. Мальчик упорствовал, и сослался на отца. Конфликт с учителем завершился безрадостно: Олбрайта-младшего исключили из школы.
Не повторять ошибки. Терпеливо ждать. А когда дочь вырастет, если её мозги, растлённые пропагандой, неизлечимо не пойдут набекрень, рассказать ей о «Трёх танкистах» – Портосе, Атосе и Арамисе. И не только о них. Многое из того, что было в действительности, мне самому неизвестно. Байки укоренились и стали историческими документами. Но, слава богу, в Америке есть ещё Гарвард. И поэтому ещё ничего не потеряно!
Этот день был последний, который проводил я с Николь. Арест Кондолизы Вильтор и её согласие сотрудничать с прокурором ограничили наши контакты. Все, связанные с несчастной Вильтор, во избежание арестов покинули страну или ушли в подполье. Недолгое потепление закончилось.