Глава XVСтрасти сердечные
Мигель перезвонил на следующий день. Глотая слезы, простонал о душевных страданиях, бессонной ночи и сердечных муках, облегчённых психотропными препаратами. Прервать безостановочную речь горячего гальего могло лишь чистосердечное раскаяние. Своевременное покаяние остановило Мигеля. Он замолк, оттаял, заговорил рассудительно, и я возрадовался, поняв, что он не отзовёт свою подпись на документе, подтверждающем, что извращенец и женолюб вернулся в розовую обитель.
Радоваться надо медленно и не сразу, начать желательно на второй день, чтобы погладившие голову солнечные лучи счастья, за ночь остыли и вернулись без намерения нанести тепловой удар. Я почувствовал их нежное прикосновение и поторопился расслабиться. Мигель, уверовав в свои силы, воспрянул духом. В его голосе, не предвещавшем истерики, появились визгливые нотки:
– Хватит! Я не потерплю ветреных женщин! Я не позволю тебе разбивать моё сердце! Извращенец, ты не достоин моей любви!
Вторая штормовая волна оказалась сильнее первой. Заткнув уши, я терпеливо ждал, когда ураганный ветер утихнет. Мигель бушевал:
– Сволочь! Негодяй! Двух разводов с меня достаточно! На этот раз я тебя прощаю, но убью, если вновь увижу тебя с проституткой! Развратник!
Выплеснув эмоции, ревнивец обессилел и выключил телефон. Я вздохнул с облегчением. Желанное примирение достигнуто. Настроение от этого не улучшилось. Новую жизнь начать не сумел, с прежней, нерадужной – простился и не простился, повис в невесомости. Рад бы остаться в безвоздушном пространстве, ни к кому не примыкая и никого не затрагивая, но цепь не зависящих от меня обстоятельств не позволила блаженствовать в свободном полёте. Физические законы запретить невозможно: два противоположно заряженных тела притягиваются друг к другу. Тела с одинаковой полярностью отталкиваются. Так написано в школьных учебниках. Министерство просвещения допустило промашку. Цензор проглядел постановление Конгресса, что физические законы, не укладывающиеся в схему общечеловеческих ценностей, составляют государственную тайну, и должны публиковаться в закрытых изданиях, недоступных для рядовых граждан. Утешение слабое. Что толку прыскать в кулак и украдкой злорадствовать над теми, кто отрицает законы физики, объясняющие притяжение «разнополярных» мужчин и женщин? Жизнь пошла наперекосяк. Раскаявшегося человека Бог прощает всегда, человек человека прощает изредка. А тут ещё скандал вокруг Кондолизы Вильтор…
Глава XVIПредгрозовые дни весны 2254 года
Прошли ещё две недели. Николь изменилась – стала на себя не похожа. Признание Кондолизы Вильтор подействовало на неё угнетающе. Она меня избегала. На работе, если мы ненамеренно сталкивались в коридоре, небрежно здоровалась и, пряча глаза, проходила мимо. А если видела издалека, разворачивалась и уходила. По всяческим пустякам заходила в кабинет Джессики Стоун и, не стесняясь, демонстрировала коллегам особые с ней отношения. Джессика расцвела, не подозревая, что страх – движущая сила, толкнувшая Николь в её спальню.
Их роман разворачивался на фоне разгорающейся кампании против безродных гетеросексуалов, обвинённых в низкопоклонстве перед Нидерландами. Выгораживая Президента, и оберегая его от импичмента, либерал-демократы объявили главу государства жертвой масонского заговора. Боб Хилтон согласился с однопартийцами и назвал себя мучеником, которого потомки причислят к лику святых. Его имидж улучшился. Супруги Хилтон вновь вместе появились на публике. Обняв Боба, Николас заявил, что кризис в семейных отношениях преодолён, и он полностью поддерживает внутреннюю и внешнюю политику богоизбранного Президента. Затем Николас объяснил, что в канун 2200 года его отец услышал слова самого Господа, которым вначале не придал значения: «Я выбрал супруга твоему будущему сыну, ещё не родившегося мальчика по имени Боб Хилтон, который станет Президентом США для служения американскому народу в переломный период».
Оппозиция объяснила супружеское примирение намерением Николаса на следующих выборах выставить свою кандидатуру в Сенат в качестве кандидата от либерально-демократической партии. Президент опроверг слухи и привёл изречение Юлия Цезаря: «Супруг Цезаря вне подозрений», и этим ещё больше запутал политических комментаторов. Что он имел в виду? Будет ли Николас баллотироваться на пост Президента? Их примирение лицемерное, и это обычное quid pro quo – в переводе с латыни «услуга за услугу»? Впрочем, меня это не интересовало.
…Позвонила Лиза. Не объясняя причины, попросила приехать в Нью-Йорк. На тревожный вопрос: «связано ли это с Ханной?» – лаконично ответила: «Нет», – и повторила просьбу.
Я зашёл с другой стороны, поинтересовался здоровьем дочери. Лиза успокоила: «С этим – в порядке», – напугав и введя в замешательство. Имена Джейкоба Стайна и Кондолизы Вильтор произносить не рекомендуется – по ключевым словам автоматически включается фэбээровская система записи разговора. По недоговоркам я понял: она не может говорить.
– До субботы потерпит?
– Да. Но не позже.
Дальнейшие расспросы бессмысленны. Всё, что Лиза могла сказать, сказано.
Я заказал билет на первый субботний рейс до Нью-Йорка и забронировал номер в гостинице. Возвращение в Вашингтон наметил на воскресенье. Двадцатиэтажный отель в Фараковэй на берегу залива выбрал намеренно. Близость к аэропорту – пятнадцать минут на машине – и вдали от жилых кварталов. В начале апреля пустынный песчаный пляж – идеальное место для тайных свиданий.
…Мы встретились в холле гостиницы. Лиза была взволнована, не стала подниматься в номер и потащила меня на набережную, сообщив по дороге, что Ханна простудилась, и она отвезла её к мамам.
Был обычный для Нью-Йорка апрельский день – утром сорок, к полудню до шестидесяти по Фаренгейту, с резкими порывами ветра, отпугивающими от океана любителей солнца. Как и ожидалось, набережная пустовала. Неудобство почувствовали, когда немного прошлись – оделись теплее, чем требовалось по погоде. Пришлось снимать, а когда задувал ветер, надевать тёплые куртки.
– Спасибо, что приехал, – повторила Лиза, когда ради безопасности подошли мы к воде.
– Я не мог не приехать после загадочной просьбы. Что-то стряслось?
– В двух словах объяснить сложно. Начну издалека. Лет десять назад отец пригласил меня отпраздновать его шестидесятилетие в ресторане «Ривьера». Среди гостей были супруги Робинсон. Тогда я с ними и познакомилась. После загадочной смерти отца и таинственного исчезновения Питера я мучительно долго вспоминала имя его супруга. Наконец, осенило – Мартин. Я вспомнила, что он работал в банке напротив Юнион сквера. Я разыскивала его, заходила во все банки в этом районе. Шанс найти его минимальный. Он мог уволиться – за десять лет могло произойти всякое – или работать внутри банка. Так, в общем-то, и оказалось. Но мне повезло – в один из дней мы столкнулись в метро. Я кинулась к нему, как умалишённая, – боялась, что он растворится в толпе. Он меня не узнал. Я напомнила о себе. А чтобы обратить на себя внимание, приврала, что располагаю важной для него информацией о Питере. Попросила о встрече.
– Ты смелая женщина…
– Не перебивай – у нас мало времени. Он торопился и вручил визитную карточку. Вечером я ему позвонила, и мы условились встретиться в его доме, в Лонг-Айленде. Я рассчитывала его разжалобить. Предполагала выяснить что-либо о судьбе завещания. Наверняка, Питер поделился с Мартином секретами Джейкоба.
– Сдались тебе его миллионы…
– А ты бы как поступил, если бы перед носом замаячило многомиллионное состояние? – вспыхнула Лиза. Я промолчал, и она сказала примирительно. – В данном случае я думала о тебе.
– Любопытно, – съязвил экс-гражданский супруг. – Я ещё вхожу в круг твоих интересов?
– Ты позволишь мне досказать? – обиделась Лиза. – В твоих интересах выслушать до конца.
– Извини, молчу.
– Совершая кругосветное путешествие, Робинсон приплыл в Нидерланды. Сойдя на берег, он обманом завлёк на яхту двух девятилетних мальчиков, связал их, и по очереди изнасиловал. Ночью одному из них удалось выпутаться из оков. Он вылез из каюты, выбрался на палубу и сиганул в воду. На его счастье, на соседней яхте проходило ночное гулянье. Кто-то заметил ребёнка, выпавшего за борт. Мальчонку спасли. Через полчаса на яхте была полиция. Питер спал, выпив изрядную дозу алкоголя. Его взяли с поличным. Второй мальчик чуть не умер от страха. Сейчас Питер в тюрьме. Его обвиняют в похищении подростков, насильственном их удержании и изнасиловании. По нидерландским законам ему грозит четвертак.
– Четвертование?
Лиза усмехнулась.
– Не будь кровожадным. Двадцать пять лет.
– Ты вытащила меня в Нью-Йорк, чтобы сообщить эту новость?
Лиза недовольно сморщила губы.
– Ни мы, ни Ханна не имеем здесь будущего. Что ждёт её, когда она вырастет и станет такой, как мы? Прятанье по углам? Страх разоблачения, который всюду будет её преследовать? Посмотри вокруг. Уже появились проблески послаблений, надежда на смягчение законодательства, младшим епископом лос-анджелесской епархии Епископальной церкви избрана женщина, заявившая о своей нетрадиционной ориентации, и Объединение англиканских церквей после долгих споров признало её брак с мужчиной. Вдруг, как по взмаху волшебной палочки, всё рухнуло. Гетеро – злейший враг Америки. Жить в такой атмосфере – пытка.
– Что ты предлагаешь? У нас есть только один выбор – стать такими же, как они.
– У тебя получилось? Скажи честно. Смотри мне в глаза.
– Если честно, нет. Я стараюсь.
– Не старайся. Не получится. Ты – из другого теста.
– Что ты предлагаешь? – нервно переспросил бывший гражданский муж. – Ты так и не ответила.
– Эмиграция.
– Эмиграция? Ты серьёзно?
– Мне не до шуток. Я понимаю, у тебя здесь работа, родительские могилы. Тяжело всё бросить и начать жизнь с чистого листа. Особенно тяжело, когда чистого листа нет, никогда не было, и ты даже не знаешь, как он выглядит наяву, белый, никем не замаранный лист. Но другого выхода нет. Я хочу получить завещание Джейкоба. Оно позволит эмигрировать туда, где мы сможем, не опасаясь ничьих глаз, любить друг друга и воспитывать нашу дочь. Для этого мне нужен Мартин. Я должна найти завещание, – твёрдо произнесла Лиза. – Ты готов ехать с нами? – напрямую спросила она, замолкла и в ожидание ответа нетерпеливо покусывала нижнюю губу.