…Зубная боль напоминает о себе внезапно, под вечер или ночью, когда зубным врачам снятся вещие сны. На крик-просьбу дать обезболивающее лекарство стена посочувствовала и приказала терпеть до утра, до открытия тюремной клиники. К утру левая щека распухла, глаз заплыл и почти ничего не видел. От завтрака я отказался. Пришёл надзиратель, отвёл в стоматологический кабинет, врач сделал обезболивающий укол, вскрыл зуб, положил лекарство, сказав, что когда пройдёт воспаление, он удалит нерв и запломбирует канал.
Через два дня в назначенное время надзиратель привёл меня к стоматологу. Медбрат повелел подождать в приёмной. Присел, осмотрелся. На тумбочке слева на расстоянии двух шагов лежала газета «Нью-Йорк таймс». Взгляд зацепила фотография Питера Робинсона. Охранник сидел рядом и я не рискнул придвинуться поближе или протянуть руку и взять газету, скосил глаза, и, приглядевшись, увидел в левом углу фотографию двух испуганных мальчиков. Медбрат окликнул меня; я проворно вскочил и юркнул в кабинет стоматолога.
…Свидание с Энтони состоялось через неделю.
– Есть хорошие новости, – сходу заявил он.
Я подумал о письме, отправленном в Белый дом, и от радостного предчувствия сердце запрыгало в латиноамериканском танце.
– Министерство юстиции рассматривает возможность обмена тебя на Питера Робинсона. – Энтони расплылся в самодовольной улыбке. – Пожизненное заключение в зарубежной тюрьме американского гражданина, к тому же, бывшего офицера полиции, – удар по престижу Соединённых Штатов Америки.
– Здорово!
– Рано радоваться. Ещё ничего не известно.
– Когда ожидается обмен?
– Я не провидец. Переговоры даже не начались. Есть мнение министерства юстиции, высказанное неофициально, что надо дождаться реакции нидерландцев. Есть и посредник, желающий помочь в освобождении Робинсона, – посольство России в Нидерландах. Посмотрим, как нидерландцы отреагируют на зондаж министерства юстиции. Если проявят заинтересованность, начнётся детальное обсуждение.
Конкретно ничего не обещано – промелькнул луч надежды, но его оказалось достаточно, чтобы в глубине души нашла укромный уголок вера в освобождение. История повторяется по замысловатой кривой? Фантастика! Полвека назад правительство Нидерландов предоставило политическое убежище моим родителям, активным борцам за гражданские права гетеросексуалов. Вынужденные эмигрировать, они поселилась в Амстердаме, где прожили десять счастливых лет. В Америку их заставил вернуться зов предков. Родители переживали, что некому ухаживать за могилами, и как только получили уведомление о прекращении судебного преследования, вернулись на Родину, вопреки уговорам нидерландских друзей, призывающих их остаться.
«Лучше жить в изгнании, – внутренне не соглашался я с ними, – в чужой языковой среде, чем пожизненно в тюремных застенках».
Через несколько недель Энтони сообщил, что нидерландцы благожелательно отреагировали на предложение, переданное россиянами, и по дипломатическим каналам началось согласование деталей обмена. Профессия научила его осторожности. Даже если в чём-то он был стопроцентно уверен, никогда это не говорил, подчеркивая, что возможны непредвиденные варианты. Жизненному кредо он не изменил и на этот раз, увидев, как радостные чувства озарили лицо подзащитного.
– Я суеверен и не советую преждевременно ликовать.
– Трудно сдержаться… Я уже ни на что не рассчитывал.
– Тебе повезло, что Робинсона арестовали в Нидерландах. Там вспомнили о судьбе супружеской пары Эвелин и Фреда Маркус, и когда речь зашла об их сыне, нидерландцы забеспокоились.
Я восхищённо воскликнул:
– Вот как! Я ведь никому не рассказывал их биографию и не называл имена. Всё вдруг прояснилось: давно умершие, они сделали невозможное.
Энтони считал случайным совпадением обнаружение в архивах нидерландскими журналистами документального кинофильма пятидесятилетней давности о приезде супругов Маркус в Нидерланды.
– Арест американского гетеросексуала. Рядовое, в общем-то, дело. Но когда фильм показали по телевидению, общественное мнение взбудоражилось. Прозвучали призывы к освобождению сына секс-диссидентов, в прошлом жителей Нидерландов. Под петицией в твою защиту подписались многие парламентарии. Правительство поддержало настроение рядовых граждан и включилось в борьбу за твоё освобождение.
В камере я долго не мог успокоиться. Слышался мамин голос. Когда я был маленький, она обещала, что где бы я ни находился, и чтобы ни происходило со мной, даже когда она будет далеко-далеко, незримо она всегда будет рядом – надо только подумать о ней и попросить помощи.
Души бессмертны. Они не оставляют тех, кого любят. Пусть Энтони рассуждает о счастливом стечении обстоятельств, непредвиденной находке, произошедшей в нужное время. Случайностей не бывает. Души родителей встряхнули страну, когда-то их приютившую. Мы не можем напрямую разговаривать и физически соприкасаться друг с другом, но я уверен, мама слышит меня, и видит мои слёзы, на этот раз, благодарности…
В конце августа тюремщик подошёл к камере и впервые окликнул меня по имени. Я возрадовался, восприняв это, как сигнал к скорому освобождению. Предчувствие оправдывалось. Надзиратели проводили в душ, предложили побриться, выдали одежду, отобранную при аресте, документы и личные вещи, и впервые без наручников препроводили в кабинет начальника тюрьмы, встретившего меня приветливо, как закадычного друга.
– Поздравляю. Принято решение, – он закатил глаза, намекая на высочайший уровень, на котором оно принималось, – об обмене тебя на гражданина Америки, арестованного в Нидерландах.
Имя Питера Робинсона он не произнёс. После долгого и мучительного ожидания обмена чувства перегорели, и я выслушал уведомление молча, без внешне выраженных эмоций, не поблагодарив за приятную весть.
Властелин тюрьмы недовольно сжал губы, посмотрел на часы и бездушно проинформировал.
– В запасе около двух часов. Если хочешь с кем-либо попрощаться, я организую видеосвязь.
– Лиза Конде и Мигель, – его, до последнего дня, остававшегося самым преданным другом, назвал, на всякий пожарный случай.
– Хорошо. С кем-то ещё?
– С Ханной Конде.
Начальник загадочно улыбнулся, отрицательно покачал головой и организовал из своего кабинета видеосвязь с женской тюрьмой. Я не видел Лизу с апреля, с момента ареста. Выглядела она удручающе. Печальное лицо, впалые щёки, синеватые круги под веками, похудела, побледнела, осунулась. Увидев меня в штатской одежде, она прослезилась.
– Я так за тебя рада. Мне сообщили уже…
– Я ничего не могу обещать, но я всё сделаю…
Она не позволила досказать.
– Не обещай, я понимаю без слов.
Она не любила пустые речи, называла их отравляющим бесцветным газом, засоряющим эфир, и говорила, что за невыполнимые или необдуманные публично произнесённые обещания, надо принародно сечь розгами. Ценнее и весомее, говорила она, невысказанное, сказанное сердцем и написанное во взгляде, надрывно кричащем и рвущемся из орбит. Последние её слова:
– Всё в руках Всевышнего. Будем молиться.
– Будем молиться, – повторил за ней.
Экран с изображением Лизы потух, через минуту появился Мигель.
– Я буду хлопотать о визе в Нидерланды, – пылко обещал он, зная о запрете Госдепартамента посещать крамольное государство.
В комнату зашёл агент ФБР, жестами указал на часы, – пора закругляться. Я скомкал разговор и быстро попрощался.
Появился Энтони. Нам позволили поговорить наедине, и он сообщил детали достигнутого соглашения.
– США и Нидерланды зафрахтовали российскую космическую станцию «Кремль». С интервалом в двадцать минут американский и нидерландский космические корабли пришвартуются к его стыковочным модулям. Обмен произойдёт на космической станции под наблюдением российских посредников. По завершению операции корабли возвращаются на свои космодромы.
– Если ли хоть какая-то возможность вытащить из тюрьмы Лизу?
– Нет. Ты мог бы взять Мигеля, если бы был с ним помолвлен.
Почти не глядя, я подписал бумаги, подтверждавшие согласие на обмен, и запрет на возвращение в США, и попрощался с Энтони.
За моей спиной уже имелся опыт космических путешествий. В свадебное путешествие с Даниэлем, в романтический круиз по космическому пространству, я отправился в сопровождении Лизы и Хелен. Частная туристическая космическая компания в Калифорнии предлагала новобрачным недорогой сервис, включавший, заключение брака на корабле, в открытом космосе или на Луне. Мы выбрали скромный и дешёвый тур. Трижды облетели вокруг Луны, фотографируя её с разных ракурсов, и не совершая посадки, отказавшись от путешествия в сторону Венеры, ближайшей к Земле планете Солнечной системы, вернулись на Землю.
Во второй полёт, бесплатный и кратковременный, я отправился под эскортом агентов ФБР. Солнечная погода благоприятствовала запуску космического корабля «Алан Шепард» – корабль взлетел точно по расписанию. Без проблем состыковались с орбитальной станцией «Кремль», следующими без задержек причалили нидерландцы. По сигналу российского наблюдателя открылся стыковочный шлюз, и вместе с сопровождающим я оказался в переходнике, на нейтральной территории между «Кремлём» и «Аланом Шепардом». Показался Питер. Он задержался в дверях. Обвёл взглядом корабельный отсек. Отрывисто прозвучала команда: «Пошёл!» В ту же секунду я почувствовал лёгкий толчок. Рука, лежащая на правом плече, вытолкнула меня на российскую территорию, в направление Питера, сделавшего встречный шаг.
Когда мы сходились, Питер протянул для рукопожатия правую руку. Я машинально схватил ладонь – сознательно никогда не пожал бы руку человеку, виновному в гибели отца Лизы, – и ощутил зажатый в ладони листик с вложенным внутри твёрдым предметом. Я сунул его в карман и брезгливо вытер руку о штанину брюк.
Через мгновенье я оказался в кругу новых друзей.
После тёплых объятий, прежде чем корабль приземлился на космодроме во Франции, используемом нидерландской аэрокосмической компанией для чартерных рейсов, я зашёл в туалет и развернул листик. Внутри лежал нарезной ключ от кодового замка.