…В Лозанну приехали с часовым опозданием, устроились в мотеле и заснули, как убитые, на соседних кроватях. Утром позавтракали и, руководствуясь электронным навигатором, пешком отправились на авеню де Рюмин. Двадцать две минуты, как написано в навигаторе. На коротком пути, пока дошли до авеню де Рюмин, насчитал до ста банков и акционерных обществ. Сбился со счёта и вспомнил слова Вольтера: «Если увидишь швейцарского банкира, желающего выброситься из окна, не препятствуй и следуй за ним без каких-либо колебаний. Появился стопроцентный шанс заработать немалые деньги».
Не спеша, фотографируя по дороге памятники архитектуры, добрались до «Дойче банка». Вошли вовнутрь. Осмотрелись. Слева в окошке «Справочный сервис» скучал клерк, совершенно седой, гладковыбритый мужчина, на вид семидесятилетний. Казалось, он спал – глаза его, когда подошёл я к окошку, были полузакрыты. Я слегка кашлянул, заявив о своём присутствии. Когда старик очнулся, я назвал номер сейфа и показал ключ.
– Предъявите удостоверение личности.
«Зачем? – тревожная мысль пронзила мозг. – Достоинство швейцарского депозитарного банка, обеспечившее ему высокое реноме – высшая степень надёжности, секретность вкладов и анонимность банковских операций. Чтобы положить ценности на хранение и забрать их, не требуется указывать имя и фамилию вкладчика. Жизнь не стоит на месте, – лихорадочно размышлял я, успокаивая себя. – Возможно, чтобы не повредить реноме банка и не отпугнуть определённую категорию вкладчиков, негласно в правила выдачи сбережений были внесены изменения».
– Предъявите удостоверение личности, – повторил он.
Метеором в памяти пронеслась история о бдительном охраннике, сообщившем журналистам о подозрительном вкладчике, выехавшем из банка на бронированном грузовике, доверху заполненном золотыми слитками. Выяснилось, что их получили наследники Мартина Бормана по секретным счетам третьего рейха. Разразился скандал. Швейцарские банки, отрицавшие сотрудничество с нацистами, попали в неловкое положение. «Неужели история с сокровищами, награбленными нацистами, заставила банкиров изменить правила?»
Клерк внимательно следил за моим лицом.
– У вас есть удостоверение личности? – настороженно спросил он.
Не для того я поехал в Швейцарию, чтобы в решающий момент сдрейфить, развернуться и уйти восвояси.
– Конечно, – ответил, как можно непринужденнее, вытащил временный нидерландский паспорт и просунул в щель в смотровом окне.
Клерк взял паспорт и уткнулся в компьютер.
«Проверяет, стоит ли перед ним международный преступник», – шутил сам с собой, пока клерк сверялся с компьютерной базой данных.
– Посмотрите в глазок, – потребовал он, убедившись, что имеет дело с добропорядочным вкладчиком. Пояснил: «Такова процедура».
Я послушно прильнул к глазку. Убедившись, что Роберт Маркус не разыскивается Интерполом, он вызвал по внутренней связи служащего, ответственного за обслуживание анонимных клиентов, зарезервировавших банковские сейфы в частное пользование, и предложил несколько минут посидеть в офисе для VIP-вкладчиков.
Мы удобно устроились в рядом расположенных мягких кожаных креслах. На стене прямо перед глазами висел телевизор. На большом мониторе мелькали международные новости. Бегущая строка сообщала курс акций на нью-йоркской и пекинской бирже. Новости из Флориды сменились сообщениями из жизни Президента США. Скороговоркой диктор сообщил, что супруги приобрели дом в Вестчестере и, по-видимому, это связано с планами Николаса Хилтона на следующих выборах выставить свою кандидатуру в Сенат в качестве кандидата либерально-демократической партии от штата Нью-Йорка. На экране появилась женщина-диктор, сообщившая, что в Вашингтонский Центр натурализации радужных поступило заявление Кондолизы Вильтор. В кадре показалась симпатичная молодая женщина, открывающая знакомую дверь курсов по подготовке к сдаче экзамена на натурализацию радужных граждан.
Я не досмотрел до конца сюжет. Ко мне подошёл высокий широкоплечий мужчина, банковский служащий, по выправке, офицер службы безопасности, и учтиво спросил.
– Мистер Маркус?
– Да! – оживился кандидат в миллионеры.
– Следуйте за мной.
Из-за предосторожности я не раскрыл Каролине цель нашей поездки, но по мере следования вдоль вереницы банков и акционерных обществ, она уразумела, что неспроста отправилась в Лозанну сопровождать тихого американца. В банке она не проронила ни одного звука. Когда же служащий назвал моё имя, она совсем потеряла голову: неоправданно резко вскочила и неумышленно болезненно толкнула локтем в район печени. Я сморщился от боли, а она, как малый ребёнок, вцепилась в мою руку. Я с трудом высвободился, шепнув ей на ухо: «Здесь повсюду камеры наблюдений. Пожалуйста, не волнуйся».
Глаза её горели. Она заметно нервничала. К счастью, офицер не обращал на нас никого внимания и выполнял процедуры, необходимые для соблюдения режима безопасности. Следуя за ним, мы спустились в подземное бронированное помещение и подошли к стойке со встроенными сейфами. Жестом офицер указал на банковский сейф с номером 86722 и вежливо скомандовал:
– Вставьте ключ.
Дрожащая рука кладоискателя вставила ключ в кодовый замок. Компьютер идентифицировал ключ и предложил набрать десятизначный цифровой код. Я ввёл номер и, услышав щелчок, инстинктивно отступил на шаг. От волнения на лбу выступили капельки пота, сердце бешено выстукивало: «цель достигнута, осталось открыть сейф и ознакомиться с содержимым». И тут наступил ступор. Необъяснимое чувство тревоги не позволило сделать последнее усилие, ради которого затеяно авантюрное путешествие. Кладоискатель вытер ладонью пот со лба и сконфуженно попросил офицера:
– Откройте, пожалуйста, дверцу.
Офицер доброжелательно улыбнулся, не впервой сталкиваясь с нервным поведением анонимных вкладчиков. Открыл дверцу, заглянул вовнутрь.
– Всё на месте, – подбодрил он, отошёл на два шага и встал за моей спиной.
Я волновался, вынимая металлический ящик, понимая, что камера наблюдения следит за каждым моим жестом, а служба охраны неотрывно наблюдает за мной и Каролиной с момента, как я назвал номер сейфа. Твердя себе, «спокойно, цель достигнута», я открыл ящик. Внутри лежал жёлтый пакет, перевязанный белой тесёмочкой, и большой почтовый конверт с надписью «Роберту Маркусу». «Его положили недавно», – подумал я, изучая конверт, не решаясь его вскрыть.
– Ну, что там? – нервно спросила Каролина. – Забирай и уходим.
– Не суетись! – цыкнул я и, грозно на неё взглянув, решительно сломал сургучную печать и вскрыл конверт. Внутри лежала банковская книжка на предъявителя на миллион долларов, и послание, на трёх вдвое сложенных страницах. Миллионер с облегчением перевёл дух и не устоял перед соблазном на месте изучить содержание письма.
Роберт!
Не время рассказывать, как письмо, которое ты читаешь сейчас, оказалось в Лозанне, в сейфе «Дойче банка». Возможно, это время никогда не наступит, или наступит тогда, когда автор письма отойдёт в мир иной. Суть не в этом. Я должен покаяться, будучи причиной текущих твоих проблем, и рассказать правду, какой бы тяжёлой и неприглядной она ни была. Не знаю, простишь ли меня, но эту правду ты должен знать и безоговорочно выполнить завещание Джейкоба.
На протяжении двадцати лет, каждые полгода я проходил медицинский осмотр и делал анализ крови. Последние результаты оказались убийственными, выяснилось, что я – ВИЧ-инфицирован. Я был шокирован. Когда протрезвел, провёл собственное расследование. В этом помогла работа в полиции. То, что я раскопал, проверяя медицинские карты Джейкоба и Мартина, привело меня в ярость. Джейкоб, как минимум полгода болел СПИДом, и, зная о заболевании, скрыл его от меня. Подхватив смертельно опасный вирус, он не предохранялся и сознательно меня заразил.
Мартин, супруг мой, к счастью, оказался здоров. Сказалась его маниакальная подозрительность, доходящая до маразма – после каждой любовной игры с обязательным использованием предохранительных средств (иначе он не соглашался) он принимал антибиотики. Я смеялся над ним: «Ты боишься забеременеть?» – «Нет», отвечал он. – «Ты мне не доверяешь?» – «Доверяю», – и ссылался на фобию. Как видишь, психические отклонения иногда бывают полезны.
СПИД, в том виде, в котором он распространён в США, излечим и не более опасен, чем любое иное венерическое заболевание. Смертельные эпидемии прошлых веков, унесшие миллионы жизней, человечеству не грозят. Но в последние годы вирус модифицировался. Джейкоб заболел полинезийской разновидностью, редко встречающейся, малоизученной и не поддающейся обычным методам лечения. Он знал – теперь об этом знаю и я – по прогнозам врачей, больным, инфицированным полинезийским СПИДом, отведено от двух до пяти лет. Первая стадия протекает малозаметно, вспышка начинается на втором-третьем году болезни и буквально испепеляет жертву.
Узнав о приговоре врачей, я прекратил семейные отношения. Мартин подозревал меня в супружеской неверности, грозился подать на развод – я оправдывался, жаловался на плохое самочувствие и отсутствие потенции и, учитывая, что значительно старше его, говорил, что, мол, в семьдесят лет обессилел, и не такой, каким был ещё год назад. Мартин возмущался. Ведь если нет серьёзных заболеваний, возраст не помеха для половой жизни: восемьдесят процентов мужчин и в столетнем возрасте при помощи таблеток сохраняют сексуальную мощь. Так мы и жили, переругиваясь из-за отсутствия интимной близости, но я, зная, что жить осталось недолго, горел желанием отомстить. Для этого имелись веские основания: Джейкоб потерял голову, возненавидел людей и вознамерился утащить в могилу всех, попавшихся ему на глаза. Удовлетворяя похоть, стал неразборчив в связях. Он был обречен, и для всех было бы лучше, чтобы он поскорее ушёл в небытие. Он совершал одно преступление за другим. В идеале в тюремной больнице он должен доживать отмеренный ему срок. Но мною двигала месть – я предложил ему перед очередным половым актом принять новое эффективное средство, в разы повышающее потенцию, таблетку «Виагры-Плюс», но в упаковку вложил сильнодействующий возбудитель, разгоняющий кровь до смертельно опасных нагрузок. Так оно и произошло. Я не подозревал, что он выбрал тебя в качестве очередной жертвы. Выходит, я тебя спас, хотя, не скрою, смалодушничал в первые часы после его смерти. Взял грех на душу.