Сгорбившись, они продвигались вперед в колеблющемся пятне факельного пламени, которое едва разгоняло темень.
Внезапно Нат ощутил прикосновение. Чья-то невидимая рука ощупывала его грудь, его живот… Вскоре к ней присоединились еще десятки пальцев, которые наперебой теребили его уши, нос, губы… Он вздрогнул от отвращения. Еще одна ладонь тем временем потянулась к его гениталиям, словно взвешивая их.
— Держись спокойно! — шепнула Сигрид. — Призраки уже здесь, окружили нас. Хотят вернуть себе то, что палачи оторвали у них во время допросов под пытками. Если бы не амулеты, нас бы уже растащили на кусочки. Кажется, таким способом они надеются вернуться к жизни… Утопия, конечно, но как их в этом убедить? Сохраняй хладнокровие, призраки отстанут, как только мы покинем туннель. Наверное, не хотят входить в допросную, она до сих пор наводит на них ужас.
Нат стиснул зубы. Он чувствовал себя куском коровьей туши, который мясник задумчиво вертит из стороны в сторону, выбирая мясцо получше.
Как только туннель закончился и они ступили в широкую галерею, ощущение чужих рук исчезло.
— Гун пытался убить тебя! — неожиданно бросила Сигрид. — Я видела, как ты вернулся весь в лохмотьях, израненный. Сейчас-то ты хоть убедился? Или станешь отрицать, что он нарочно отправил тебя навстречу шторму?
— Ты все не так понимаешь, — отрезал Нат. — Согласен, что внешне оно так и выглядит, но Гун в тот момент почти ничего не видел из-за болотного газа. Ну и хорохорился, не желая признаваться в своей немощи. При других обстоятельствах я бы спокойно сходил на равнину и вернулся. Шторм оказался просто совпадением.
Сигрид зашипела как рассерженная кошка:
— Ты сам слеп как крот! Но ничего, сейчас я открою тебе глаза! По крайней мере, у тебя появится шанс не умереть идиотом!
Они вошли в пресловутый пыточный зал. Застигнутое врасплох стадо ящеров с глухим рыканьем метнулось в темноту, подальше от света. Нат увидел железный остов старинной жаровни, на решетке которой болтались наручники. С крюков свисали полуистлевшие плети-многохвостки со свинцовыми кончиками. Вдоль стен высились большие заржавленные клетки. Сигрид решительно направилась к одной из них, внутри которой скрючилась неясная фигура.
— Это я, — негромко сказала она. — Без паники. Открой замок.
Изнутри донесся какой-то лязг, и дверь клетки со скрипом приоткрылась. На полу в ней полулежал мужчина с бледным, залитым потом лицом; в его руках Нат заметил зазубренный кухонный тесак. Судорожно сжатые челюсти мужчины выдавали, что он терпит не только страх, но и сильную боль. Вероятно, он заперся в клетке, чтобы до него не добрались ящеры.
— Кто это? — резко спросил незнакомец, тыча в сторону Ната острием лезвия. — Я его не знаю! Я же сказал тебе никого не приводить! Я ему не доверяю!
Сигрид успокаивающе повела ладонями.
— Это друг, — прошептала она, — ничего страшного, успокойся.
Они вошли в клетку, и в ноздри Нату ударил едкий запах мочи. Человек подполз на руках к расстеленному в углу одеялу, спрятав под ним свой нож. Было слышно, как стучат от озноба его зубы.
Сигрид присела на корточки и знаком велела Нату сделать то же самое.
— Послушай, — начала Сигрид, — этот человек не с нашего холма. Это чужестранец, прибывший сюда с неделю назад. Раньше он жил в деревне, которую целиком смело облаком, неподалеку от утесов Ган-Таар. Он может рассказать кое-что интересное.
Мужчина категорически замотал головой.
— Не хочу об этом говорить! Вот дерьмо! — выругался он. — Я хочу покинуть это место! Найди мне лодку или что угодно другое. Я не хочу оставаться на этом холме. Вы все покойники, неужели вы этого еще не поняли? Вы приговорены, обречены, короче, вам крышка! С вами случится то же самое, что с моим племенем. Вы все сдохнете! Придет облако и передавит вас всех до единого! Оно уже идет сюда, просто вы об этом еще не знаете.
Сигрид крепко ухватила его за плечи.
— Я обещала, что добуду тебе пирогу, — твердо сказала она. — Но сначала повтори моему другу то, что рассказал мне три дня назад.
Мужчина улегся на бок и подтянул колени к груди. Тут Нат и увидел, что его ноги оканчиваются на уровне лодыжек, обмотанных бурыми от застарелой крови тряпками. По исходившему от них тошнотворному запаху можно было сразу догадаться, что у раненого началась гангрена.
Зуии… Зуии… невольно пронеслось в голове у Ната.
— Я уже говорил, — забормотал калека устало. — Я прибыл сюда неделю назад, после того как мою деревню уничтожило облако. Оно появилось ночью, неожиданно, пока мы все спали, и смяло все дома до единого. Мне каким-то чудом удалось выбраться, а остальные погибли под завалами. Все. Женщины, дети, старики. Камни буквально размололи их. Я подумал тогда, что, быть может, ваш клан примет меня. Я слесарь, и мне повезло спасти мою сумку с инструментами. Бродя по улицам в поисках работы, я встретил вашего дозорного, которого вы зовете Гуном. Я уже видел его раньше, когда-то он нашел приют в нашей деревне. Он называл себя охотником, и тогда его имя было Сумар…
— Не вижу в этом никакого преступления, — заметил Нат. — В некоторых кланах принято менять имена по достижении определенного возраста или после принятия какого-то важного решения. Скажем, солдат, которому надоело всю жизнь воевать и который решил выйти на покой, начинает называть себя «Спокойным» или «Мирным», отмечая тем самым перемены в своем характере. Но когда эти прозвища переводят на другой язык, их часто начинают воспринимать как имена.
— Болтаешь, как старуха! — гневно осекла его Сигрид. — Только это и умеешь! Гун или Сумар — какая разница! Важно другое — он никакой не охотник, а колдун.
Нат пожал плечами.
Заметив на его лице выражение недоверия, раненый встрепенулся.
— Он колдун, верно! — отчеканил он внезапно окрепшим голосом. — Он занимался всякими странными вещами… В его палатке все время были какие-то странные запахи и вспышки света. Три дня перед тем, как деревня погибла, возле его становища постоянно горел зеленый огонь. А сегодня я вдруг встречаю его здесь. Вас ждет беда, это верный знак! И я не собираюсь здесь оставаться, ни за что!
Нат повернулся к Сигрид.
— Послушай, — забормотал он, настойчиво пытаясь отыскать взглядом ее глаза, — Гун наверняка просто окуривался лечебным дымом, чтобы укрепить свой голос или что-нибудь в этом роде. Могу спросить его, если хочешь. Гун приносит городу большую пользу. С тех пор, как он здесь появился, он только и делает, что оказывает населению холма разные услуги. Кто помогает избежать несчастных случаев на равнине? Гун. Кто отслеживает миграции дичи? Гун. Кто предупреждает о дожде? Кто сообщает о бандах разбойников на равнине? Опять-таки Гун.
— Но он не предупредил о буре, которая едва тебя не погубила! — возразила Сигрид.
— Он болен, — отрезал Нат.
— Ты отрицаешь очевидное! — воскликнула девушка, дрожа от возмущения.
— Какое еще очевидное? У тебя нет никаких доказательств! Ты просто толкуешь факты так, как тебе больше нравится!
— Гун отравил своего предшественника, Тарагоса Бледного, — заявила Сигрид. — Я в этом убеждена. Он убил его, чтобы вынудить нас провести преждевременную жеребьевку. Но результаты были подделаны, Нат! Торна, слепого ныряльщика, подкупили. Оказавшись под водой, Торн просто достал черепок с именем Гуна из-под своей набедренной повязки, и готово дело.
— Допустим. Гун скитается по равнине и сюда пришел в момент выборов нового дозорного. Возможно, ему очень захотелось получить эту должность; он устал и искал пристанища, где можно было бы спокойно скоротать время. Допускаю даже, что он подкупил Торна, но за эту уловку он каждый день платит самой самоотверженной службой, которую никто не может поставить под сомнение. Гун нужен городу, Сигрид, я убеждаюсь в этом каждый день. Конечно, он не особенно приятный человек, но это еще не означает, что он обязательно отравил предыдущего дозорного, чтобы занять его место!
— Тебе нужны другие доказательства? — заорала девушка. — Так вот, наш друг стал жертвой нападения в тот самый вечер, когда встретил Гуна и узнал его!
— Так и есть, — прохрипел мужчина. — Я шел себе по улице в квартале рыбаков, было совсем темно. И вдруг какая-то тварь побежала за мной и укусила меня за лодыжки. Я упал, закричал… Набежали люди, и животное скрылось.
— И кто же это был? — спросил Нат.
— Никакое это было не животное! — отрезала Сигрид. — Если взглянешь на его раны, то сразу поймешь, что их нанесли острым клинком. И как ты думаешь, кто имеет обыкновение ползать на четвереньках, вооружившись ножом? Ползун, конечно! Убийца, которого Гун послал, чтобы как можно скорее устранить нежелательного свидетеля, который может разоблачить его!
— Но Гун-то не Ползун, — возразил Нат. — Он преданно служит обществу.
— Вся его преданность — лживая маска! — взъярилась Сигрид. — И ему нужен был порядочный человек в качестве свидетеля, чтобы выступить в его защиту, когда возникнут первые подозрения. Поэтому он тебя и нанял — тебя, сына Мура, бывшего дозорного. Нат, он использует тебя в качестве алиби. Сам того не зная, ты сделался сообщником Ползунов. Расхаживая по всему городу и восхваляя достоинства Гуна, ты усыпляешь подозрительность горожан, хотя уже давно пора бить тревогу.
— Гун не имеет никакого отношения к этим фанатикам, отрезающим людям ноги!
— Как же ты ошибаешься, Нат! Грядет большая беда, настоящая этническая чистка! Религиозная война! Нужно эвакуировать город!
— Никто не пойдет за тобой! Никто в Сольтерре не хочет рисковать жизнью ради неведомо чего!
— А все почему? Потому что привилегии, полагающиеся дозорным, действуют на людей как приманка! Никто не хочет уходить, потому что надеется, что в один прекрасный день тоже станет дозорным! Вся эта жеребьевка — сплошной обман!
— Не все дозорные использовали свое высокое положение в собственных эгоистических целях. Мой отец, а теперь и Гун тоже полностью отдают себя служению городу, но никто не испытывает к ним за это благодарности! Вспомни, как глумились над моим отцом! А теперь вы напада