Пер Вестберг
ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА
PER WÄSTBERG
FÖRBJUDET OMRADE
STOCKHOLM, 1960
Перевод co шведского
E. Г. ГРИЩЕНКО и В. В. ЛЕУШЕВОЙ
Послесловие В. П. СИДЕНКО
Оформление художника А. СКОРОДУМОВА
М., Географгиз, 1963
НА ФЕРМЕ БЕЛЫХ
Полезные советы
Я ОБРАДОВАЛСЯ, когда узнал, что мне присудили Большую стипендию Ротари. В Африку меня тянуло всю жизнь и больше, чем куда бы то ни было.
Когда в газетах появилось сообщение, что я собираюсь учиться в Южной Родезии, ко мне начали приходить письма от тех, кто побывал в этой стране. Какая-то женщина писала, что нравы там викторианские, но люди хорошие и что в морозные июльские ночи понадобится шуба. Кто-то советовал зайти по приезде в Солсбери к знакомому маклеру и передать ему привет — он наверняка подыщет подходящую виллу. Если вы любите ездить верхом, играть в гольф или теннис, то Родезия для вас — настоящий рай, писала домохозяйка из южной Швеции, которая долгое время пробыла в Африке. Неприятно, конечно, сообщала она, что некоторые белые слишком высокомерно относятся к африканцам, хотя вообще-то белым почти не приходится иметь дело с черными.
Я объяснял это так: расы жили настолько изолированно друг от друга, что недовольство не проявлялось открыто, и тем самым щадились чувства белых. Жизнь в колонии казалась мне похожей на ту, какая изображена в рассказах Киплинга или в фильмах 0 вест-индских островах. Я знал кое-что о Южной Африке и Кении, о Конго и Западной Африке. Но Родезия и Ньясаленд были для меня загадкой. Мои образованные друзья с трудом находили Ньясаленд на карте и никогда не слыхали о Булавайо и Лусака. Им было ясно одно: я еду в Африку. А куда именно — это уже неважно. Я обрадовался, что поеду в страну, о которой так мало знают и так мало написано.
Все началось в декабре 1958 года. Из комитета Ротари в США мне прислали брошюры, учебники с картинками, поздравительные письма. Я приобрел шведские флажки Ротари и учился произносить приветственные речи. Свою записную книжку я заполнил адресами и рекомендациями, но в Каире потерял ее, и когда мы с женой приехали в Родезию, у нас не оказалось ни одного адреса.
Из Стокгольма нам переслали в Каир письмо из Родезии — миссис Салли Пэрди писала, что первое время мы сможем пожить в ее доме. Она советовала захватить с собой смокинг и длинное бальное платье. Правда, некоторые уже начали носить короткие платья, но дамам скандинавского типа больше идут длинные. К тому же на правительственных балах надо быть только в длинных платьях.
Мы, пожалуй, ждали от нее других советов, но наша будущая хозяйка, видимо, не подозревала, что вне европейской резервации существует какая-то другая жизнь. Письмо к тому же пришло слишком поздно — Анна-Лена, моя жена, не взяла длинного платья. На душе у нас было неспокойно. Мы чувствовали, что просто по-6 гибнем на правительственных полонезах в Солсбери, столице Южной Родезии.
В самолет мы взяли с собой различные брошюры и описания Южной Африки — их прислал нам вместе с дружескими приветствиями комитет по делам Родезии в Лондоне. Просмотрели картинки: водопад Виктория, развалины Зимбабве, отели и широкие дороги. Фраза о том, что Родезия — «страна неограниченных возможностей», ни о чем не говорила. Эта фраза могла относиться и к Новой Земле, и к островам Вторника. Но в брошюрах содержались и более «важные» сведения: например, о том, что Родезия не омывается морем, что вы не найдете там Брайтона или Блэкпула, что там не слишком много универсальных магазинов, оперных театров и ночных клубов, а в «белом» городе не устраивают собачьих гонок.
Разочарованные эмигранты говорили нам позже, что не мешало бы дать еще ряд справок: сказать, например, о том, что в октябре очень жарко, а в июне на фермах очень сухо, что автомобиль нужен даже в городах и что некоторые рабочие и служащие не понимают английского языка, на котором говорит сама королева.
Пестрые брошюрки для туристов были менее осторожны в выборе слов, чем произведения департамента по делам эмиграции. Они приглашали нас ловить форель в южнородезийской Швейцарии и брать консультации в Национальном союзе фермеров Родезии; они гласили: «табак и скот — надежное вложение денег в окрестностях Форт-Виктории; неслыханные возможности для торговли в цветущем Ввело; переезжайте в Кве-Кве — там удобные условия покупки в рассрочку, клуб фотолюбителей и театральный клуб, кино каждый вечер, новый универмаг, асфальтированная дорога и собственная еженедельная газета «Мидлэндс Обсервер».
Куда же мы все-таки едем, думали мы. Об этих городах нам ничего не было известно. Мы летели в страну, которая предлагала «блестящие возможности настоящим людям» и необлагаемый налогами доход до 20 тысяч крон на семью с двумя детьми. Мы летели к «Новой жизни в Федерации», как называлась одна из наших брошюр.
Та нищая Родезия, которая до сих пор рисовалась в нашем воображении, совершенно затмевалась этими картинами. Сведения из справочников для туристов подтверждаются только в том случае, если точно следовать их указаниям и закрывать глаза на все другое. Мы подсознательно чувствовали, что многие хорошие советы совсем не для нас и только сбивают с толку.
Я не имел права вкладывать стипендию в бойню у Форт-Виктории. К тому же не было известно, сколько вечеров судьба отведет нам для посещения кинотеатров в Кве-Кве, городе, где было две тысячи европейцев, трубопрокатный завод и мебельная фабрика.
Добро пожаловать
Лететь над Африкой — значит, забыть о населяющих ее людях. Это пустынный континент, ждущий, когда его коснется рука человека. Здесь есть где развернуться фантазии и мечте. Горы и озера, одинокие водопады и безлюдные саванны. Мы летим низко над бурой степью — стадо жирафов срывается с места, испуганное шумом невидимого мотора и быстрой тенью самолета.
Где-то поют птицы, люди роют красную землю: копают глину для хижин. Круговорот жизни совершается прямо под нами: там рождаются и умирают. Но мы видим лишь зеленую, освещенную солнцем пустоту. Там, где нет богатства, нет и бедности — говорит пословица народа нгони. Пустынные, никем не заселенные земли рождают надежды.
Самолет слегка вздрагивает от усиливающегося ветра. Какой-то пассажир, не раз летавший по этому маршруту, показывает нам покрытый снегом Килиманджаро В Танганьике горит лес: огненно-красные языки пламени делят страну пополам. Из рук в руки переходит карта нашего маршрута. Африка на ней напоминает слоновье ухо, реки кажутся складками, а озера — вмятинами.
Мы заполнили анкету, которая вопрошала, какого пола у вас жена и какой вы расы, и приземлились в Федерации Родезии и Ньясаленда. Воздух тяжелый и влажный: сезон дождей близился к концу. В стране объявлено чрезвычайное положение. И хотя я был привилегированным стипендиатом, которого пришла встречать небольшая группа видных представителей местного общества, мне от этого не было легче. Безупречно одетый чиновник из ведомства по делам иммиграции имел вполне определенное задание: не впускать нежелательных гостей, которых и так слишком много; я понял это по его вопросам. Анна-Лена легко отделалась — она ведь была туристкой; меня же пригласил университет, что не могло служить хорошей рекомендацией.
Чиновник удалился, чтобы переговорить со встречающими. Те, вероятно, поручились за то, что мое пребывание в стране не «угрожает гармонии рас или политической стабильности Федерации» — мотивировка, по которой обычно не впускают в страну некоторых политических деятелей, писателей и даже священников.
Обычный приезд в чужую страну: имен не запоминаешь, лиц не различаешь, потому что твой взгляд устремлен вслед исчезающему носильщику.
— Добро пожаловать в Родезию! Мы ждали вас.
— Моя фамилия Роулэнд. Зовите меня просто Том.
— У моего мужа новый автомобиль, хотя и старой марки. Вы должны нас извинить.
— Том, я уеду раньше. У меня собрание в клубе.
— Хорошо, хорошо. Увидимся завтра за ленчем. Пер, надеюсь, тоже придет.
— Разумеется, — сказала миссис Пэрди, женщина, от которой мы получили письмо, — я привезу их обоих. Пер с Джорджем пойдут в клуб, а мы с Анной-Леной зайдем в кафе универмага.
— Значит, завтра увидимся!
— Конечно, мы же встречаемся каждый день, Том.
Кто-то повернулся ко мне и сказал слегка извиняющимся тоном:
— Маленький город. Мы все знаем друг друга. Это и делает его таким приятным.
— Люди здесь быстро знакомятся. Знаешь всех, кого стоит знать, — сказал кто-то другой и рассмеялся. — Африка — большой континент, повсюду нужно иметь друзей, чтобы можно было поехать туда, куда хочется.
— Еще раз добро пожаловать в Африку и до свидания! — сказал Том и уехал.
Итак, мы прибыли в Африку. Оказалось, она совсем не так далеко от нас, как мы думали. По дороге в столицу я показал на несколько низких домов и спросил, кто в них живет. Африканцы?
— Нет, европейцы. Туземцы живут в других местах. Там мы никогда не бываем.
Африка без африканцев — этого я не мог понять. Мысленно я слышал шуршание их велосипедов и рев граммофонов, видел смеющиеся толпы и играющих детей.
Нам показалось странным, что на всем нашем долгом пути от аэродрома до Солсбери и оттуда до фермы мы встретили африканцев меньше, чем могли бы увидеть на таком же пути в Лондоне.
Федерация — страна с редким населением, узнали мы из брошюр. На площади, равной Франции, Англии, Дании и Бельгии, вместе взятых, живет 300 тысяч европейцев. Об африканцах в брошюрах говорилось слишком общими фразами и только в связи с вопросом о заработной плате. Можно было подумать, будто государство во имя гуманности или из любопытства сохраняет остатки чернокожих племен.
На каждого белого в стране приходится двадцать пять африканцев. Куда же они девались? Сидят в засаде? Мне пе хотелось спрашивать. Мы говорили о другом. Но уже в первый час нашего пребывания в Родезии трудно было отделаться от навязчивой мысли: характерная черта жизни в этой стране — отсутствие как раз того, что должно было бы составлять ее главную особенность.