Клавдия улыбнулась:
— Вуди Аллен?
— Нет, тут не обозначено имя. А вот реквизиты обозначены.
— Какие реквизиты?
— Сайт платный.
— И за этим ты меня звал? Пойдем стричься.
— Да погоди ты. Тут есть демо-страничка. Ну, вдохни побольше воздуха…
И Макс нажал кнопку…
Круглое лицо патриция со слегка горбатым носом и тонкими губами, оплывшие щеки, вьющиеся черные, коротко стриженные волосы — дородность и властность неподдельные. Тело это было не муляж и не манекен. Это было настоящее человеческое тело. Труп. Это было видно по тому, как мертвенно вздрагивали от удара о землю жировые складки на теле.
В каком морге раздобыли это тело? Что за несчастный бомж с лицом римского вельможи оказался на съемочной площадке?
Труп вдруг вздергивался над шатрами ногами кверху. На ступни были накинуты железные тросы, а тросы эти растягивались желтыми автокранами.
Труп долю секунды висел в воздухе, болтая руками, а затем тросы резко натягивались в разные стороны, и тело беззвучно и легко разрывалось пополам: раскрывался синий желудок, вываливались кишки, обнажались белые ребра, голова оставалась слева…
«Чтобы посмотреть весь сайт, переведите двадцать долларов…»
Клавдия пошатнулась. Задела журнальный столик и почти плашмя рухнула на пол.
Макс вскочил как ошпаренный, бросился к матери, тоже задев злополучный столик.
— Ха-ха, — нервически даже не засмеялась, а просто произнесла Клавдия. Если бы ей сказали, что ее страшный навязчивый сон она увидит когда-нибудь наяву, она бы решила, что пророк сумасшедший. Сейчас приходилось признать, что умом тронулась она сама.
Клавдия подумала было, что это сон, но уж больно ощутимо стукнулась она локтем, когда упала, — видно, содрала кожу.
— Ты где это нашел? — выдавила она, сама же понимая, что спрашивает глупость. Но лучше было задавать дурацкие вопросы, чем верить происшедшему.
— Да там… — Макс глуповато улыбался.
Клавдия села. Компьютер равнодушно гудел, монитор уже работал в режиме экономии энергии и показывал время.
— Давай еще раз, — сказала Клавдия.
Макс внимательно посмотрел на нее.
— Мне надо, — твердо сказала Клавдия.
Макс пожал плечами, снова сел к компьютеру и снова нажал нужную кнопку.
После третьего просмотра демонстрационной странички Клавдия записала все реквизиты страшного сайта и спросила:
— Это наши?
— Кто его знает, — пожал плечами Макс. — Написано, как видишь, по-русски. Но это ничего не значит. Могли из какой-нибудь Австралии запустить.
— И что это такое?
— Это, ма, документальные съемки разных видов смерти. Вот они пишут, что у них более двухсот видеороликов.
— А войти никак нельзя?
— He-а, пароль. Ты посылаешь деньги, тебе сообщают пароль.
— И почему ты не хакер? — вполне искренне огорчилась Клавдия.
— А тебе что, интересно? — Макс действительно не ожидал такой бурной реакции матери.
— Мне противно, — сказала Клавдия. — Но моя работа вся не очень красивая.
Клавдия, конечно, слегка лукавила. К ее работе это не имело отношения. Но как человек трезвомыслящий, воспитанный в материалистическом духе она хотела с этими чудесами разобраться.
К ней прорывались на прием нервные люди, которые шепотом сообщали, что за ними установило слежку ФСБ и насылает на них радиоволны. Они якобы слышат в голове какие-то голоса и видят какие-то картины. Клавдия старалась быть с этими людьми тактичной, как бывают тактичными с ненормальными.
Господи, с ужасом подумала она, теперь кто-то будет так же тактичен со мной!
Она вышла из комнаты Макса и заглянула к Ленке. Дочь притворялась, что спит.
— Ну-ка, открой глазки, — резковато произнесла Клавдия.
Ленка с трудом разлепила глаза и ошалело уставилась на мать:
— Ты че? Я сплю. На часы посмотри.
Клавдия взглянула на часы и обомлела. Было около четырех утра.
Ну вот, из семи пунктов плана она выполнила только два: «а» и «б».
5.22–9.31
Клавдия проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо.
— А? — вскинулась Дежкина.
— Тихо-тихо-тихо, — сказал Федор. — Ты кричишь. Приснилось что?
Клавдия уставилась на мужа недоуменно. Ей как раз ничего не снилось.
— Нет. А что я кричала?
— «А» и «б» сидели на трубе, — серьезно сказал муж.
— Правда?
— Правда-правда. Спи.
Привет из Кащенко, подумала Клавдия. Дожила. Завтра же отпрошусь в отпуск.
Но ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю в отпуск Клавдия не пошла. Она даже забыла о своем ночном решении. Не до отпуска было.
Калашникова поднялась навстречу Дежкиной бледная и испуганная.
— Что? — спросила Клавдия, уже чувствуя, что из-за пустяка Ирина не взволнуется так.
— Семашко покончил с собой.
Клавдия не стала задавать никчемных вопросов и ахать: как? повтори, что ты сказала, не может быть. Она сняла пальто и села за свой стол. Ноющая тоска, глухая боль, которые преследовали ее вчера и сегодня, вдруг отступили. Так вот о чем ее предупреждала эта боль.
Семашко и был тем самым наемным убийцей.
— Как это случилось?
— Украл у сокамерника очки, разбил стекло и вскрыл себе вены. Туда следственная бригада выехала.
— Наши кто-нибудь поехали?
— Да, сам Чапай.
Василий Иванович Чепко был начальником следственного отдела прокуратуры, за созвучие своих ф.и.о., естественно, получивший прозвище Чапай.
— А меня не искали?
— Искали, — не сразу и как-то нехотя ответила Ирина.
— Так мне ехать?
— Нет. Ехать вам не надо, — снова после паузы сказала Ирина.
Клавдия внимательно посмотрела на нее.
— Что? Почему?
— Я не верю, — вскинула глаза Калашникова. — Пусть они там что хотят говорят, а я не верю.
Клавдия поняла, что самая неприятная новость еще впереди. И она уже догадывалась, что это будет за новость.
— Он оставил записку? — спросила Дежкина.
— Да, — еле слышно произнесла Калашникова.
— Во всем обвиняет меня? — еще тише спросила Клавдия.
Ирина только кивнула.
Клавдия знала о таких случаях. Подследственные пытались свалить всю вину на следователя. Однако чаще всего попытки самоубийства не удавались. Но в ее практике это было впервые.
И снова вернулась тоскливая ноющая боль. Нет, этого не должно было случиться. Что-то здесь вопиюще не так!
— И что там написано?
Ирина протянула Дежкиной листок бумаги, исписанный ее четким почерком. Видно, текст записки продиктовали по телефону:
«Ухожу из жизни добровольно. Больше нет сил терпеть следовательский произвол. Я не убивал. Дежкина заставила меня подписать заведомо ложные показания. Меня били в специальной камере, грозили, что уничтожат мою семью, что расстреляют якобы при попытке бегства. Еще раз повторяю — я никого не убивал. Все свои показания, данные следователю Дежкиной, я отвергаю как ложные. Передайте мое последнее прощай жене и сыну. Семашко».
Сильно. И страшно.
Что-то и в этой записке Дежкину насторожило, но она уже не могла сосредоточиться.
Вдруг захотелось разреветься, просто, по-женски пожаловаться кому-то. Но напротив сидела ее ученица, которая верила ей безоговорочно. И Дежкиной пришлось до боли закусить губу, чтобы слезы не покатились из глаз.
— Мне надо поехать, — сказала она сухо.
— Не надо, Клавдия Васильевна. Малютов сказал, чтобы вы ждали, он вас вызовет.
— И что, я так и буду сидеть, ждать у моря погоды?!
Дежкина встала. Это действительно было невыносимо. Она должна была сейчас, сразу же пойти и во всем разобраться, оправдаться, доказать…
Она вылетела в коридор и наткнулась на Патищеву.
— Дежкина, я по поводу взносов. Ты собираешься?.. — и осеклась. Клавдия только мимоходом посмотрела на профорга, но, видать, так посмотрела, что грозная Патищева словно растворилась в прокуренном воздухе коридора Московской прокуратуры.
— К нему нельзя, он занят, — вскочила наперерез Клавдии секретарша, но никто сейчас не мог остановить Дежкину. Какое-то мощное энергетическое поле отшвырнуло секретаршу на место, а Дежкина беспрепятственно вошла в кабинет.
— А, Клавдия! Привет, проходи, я сейчас, — неуместно весело приветствовал ее прокурор.
Клавдия подошла вплотную к его столу, тяжело оперлась о столешницу и дослушала конец неинтересного телефонного разговора.
— Я тебя как раз хотел вызывать, — сказал Малютов, положив трубку.
— А я сама пришла…
— Так что по поводу Калашниковой? — заглянул в календарь, чтобы вспомнить тему беседы, прокурор.
Клавдия даже не сразу сообразила, о чем речь.
— А? Что? Какой Калашниковой?
— Здрасьте! Стажерки твоей. Мы вчера говорили.
— О чем?
— Ты что, забыла? Дело ей передать Сафонова.
— Владимир Иванович, вы что, издеваетесь?
— Так ты считаешь, не готова пока?
— Какой-то дурдом! — выпалила Дежкина слово, которое все время вертелось у нее на языке.
— A-а… Ты про Семашко? — лениво «догадался» Малютов.
— А про кого же еще?!
— Знаю, доложили. Ужас, правда? Что там охранники смотрели? Это же безобразие. Человек кончает с собой, а они даже не…
— Вы про записку слышали?! — не выдержала Дежкина и чуть не стукнула кулаком по столу.
— Слышал, — равнодушно кивнул Малютов.
— И что?
— Да ничего. Дело уже в суде. Ну, проведем процесс без одного из фигурантов. Слушай, а что, Калашникова вправду еще не тянет?
Тут уж Дежкина не сдержалась. Она таки треснула кулаком по столу.
— Виктор Иванович, вы что, не понимаете? Мой подследственный кончает с собой и пишет в предсмертной записке, что это я довела его! Вы этого не понимаете?
— Я читал. Понимаю, — немного испуганно ответил Малютов. — А что, имеет под собой основания?
— Нет.
— Так все. Иди работай. Дело, повторяю, в суде.
Клавдия отшатнулась от стола, потерла ушибленную руку и сказала тихо, но четко:
— Дело надо вернуть.