— Прости, — в перерывах между поцелуями, сказал маг, опуская Ренату на подушки, и стягивая с неё шелковую тряпочку, заменяющую сорочку. — Твоя игра мне нравится, но кажется, но в неё лучше играть вдвоем. Так что я немного изменю правила.
Теперь уже повелитель стихий оказался сверху, почти подминая Ренату под себя. Темные глаза целительницы тревожно заблестели. Она выставила перед собой руки, будто удерживая мужчину на расстоянии, но уже не отталкивая, как было прежде. И Корбин терпеливо ждал, когда первый испуг пройдет, уступив место… не покорности, нет. Он не хотел подчинить себе эту женщину, добившись своего силой или обманом.
Он лишь надеялся, что она доверится ему. В конце концов, близость — физическая и духовная, это ни что иное как движение навстречу друг другу. Прикосновения, нежные, страстные… красноречивее любых слов. Постепенное узнавание. Радость встречи. И неизбежность расставания — лишь для того, чтобы в следующий раз объятия были крепче, а сияние глаз — еще ярче. Ему всего то и нужно — чтобы она сделала шаг навстречу. Всего лишь один чертов шаг.
Тонкие смуглые пальцы впились в его плечи сильнее. Взгляд Ренаты снова стал отсутствующим, будто сейчас она видела не его, Корбина Рихтера, а кого-то другого перед собой. И это означало, что у него ничего не получилось. Призраки прошлого оказались сильнее настоящего.
А значит, он не мог просто идти напролом. Но и отступать не было характере грейдорца.
— Рената, закрой глаза, — мягко сказал повелитель стихий. И когда она исполнила его просьбу, склонился к её уху и зашептал: — Я поделюсь с тобой одним секретом, малышка. В тот день, когда мы впервые познакомились, в больнице — ты смогла сильно меня испугать.
— Испугать? — удивленно повторила Рената.
Он прикусил её ушко, и дыхание лермийки сбилось.
— Да, — как ни в чем ни бывало продолжил маг, вполне довольный произведенным эффектом. — На мгновение мне показалось, что я на пороге смерти, а ты — её зловещая предвестница. Но всё было ровно наоборот. Ты спасла меня от участи, которой я боюсь больше всего — магического безумия.
— И теперь ты скажешь, что твоя жизнь принадлежит мне? — с нервным смешком уточнила лермийка. — Тогда стоит благодарить и Вико. Ведь он притащил тебя ко мне.
— Но не от него я не могу отвести глаз с нашей первой встречи. И не он так легко смиряет мои стихии, будто знает обо мне больше, чем я сам. Наверное, я должен быть в ужасе, что кто-то имеет надо мной такую власть. Но…
— Но?
— Но если это ты, Рената, я совсем не против. Потому что стихии никогда меня не обманывали. И раз они принимают тебя — кто я такой, чтобы сомневаться в этом?
— У меня нет стихий, а опыт говорит, что люди не всегда такие, какими кажутся, и рассчитывать на их благодарность не стоит. Так чему верить мне?
— Попробуй верить сердцу.
Он наконец опустился рядом, а когда она попыталась открыть глаза, среагировав на шорох, предупреждающе цыкнул, и тут же успокаивающе поцеловал её в обнаженное плечо, отчего нежная кожа тут же покрылась мурашками.
— Ты там на меня пялишься, да, Корбин? — с подозрением спросила Рената, запоздало прикрывая обнаженную грудь рукой.
— А как же!
— Нечестно. Сам-то ты одет!
— В целях нашей общей безопасности. Пока ты не приняла решения, лучше я побуду в штанах.
Довольно странная, и не слишком радостная улыбка коснулась соблазнительных губ лермийки.
— Будто это действительно препятствие. Не понимаю тебя.
— А я тебя, маленькая провокаторша, — миролюбиво проворчал Рихтер. — Мне уйти, попытаться заснуть, или… мы продолжаем?
— Кажется, я так и не решила, стоит ли слушаться свое сердце.
— Зато оно решило за тебя. — Его ладонь скользнула по её груди в почти целомудренном жесте. Теперь он мог ощущать биение под своей ладонью. — Наши сердца бьются в унисон, Рената. Это ли не знак?
Будучи совсем не романтичным по натуре, рядом с Ренатой Корбин слишком часто нес сентиментальную чушь, да и вел себя совершенно глупо. Вот и сейчас он пользуясь тем, что Рената его не видела, пялился совсем не на её обнаженные прелести, а умилялся милому завитку, упавшему на высокий лоб. Хотя это совсем не означало, что в чреслах перестало ныть. Но он ведь и не шестнадцатилетний юнец, чтобы идти на поводу у своей похоти.
Всё гораздо хуже. Он мужик за тридцать, который вместо того чтобы активно соблазнять понравившуюся ему женщину, предпочитает вести с ней беседы о сердечных делах, судьбоносных встречах и предназначении свыше. И ведь самое главное, кажется, сам в это верит.
Какое-то время Рената молчала, а затем внезапно открыла глаза и посмотрела на мага.
— Корбин!
— М-м-м?
— Я дверь не закрыла.
Очень захотелось зарычать. Или может даже, обиженно завыть. Не все же полнолунию зазря пропадать. Вместо этого маг молча поднялся, пересек комнату, едва не споткнувшись о собственные же ботинки, и щелкнул замком. И даже ничего не покорежил и не сломал. Удивительная выдержка и терпение, совершенно недооцененное милой сеньоритой Бьянки.
— Корбин?
Рихтер досчитал до десяти и только затем ответил.
— Да, Рената?
— В этой двери есть что-то интересное, раз ты так долго ее разглядываешь?
— Нет. Абсолютно ничего интересного.
Тихий вздох, и скрип кровати. Рената обняла его со спины. Не пытаясь соблазнить, скорее извиняясь за свои сомнения.
— Возвращайся в постель.
— Зачем? — Обида и разочарование все же прорвались в его голосе.
— Потому что, кажется, я совершенно беспомощна перед своим сердцем. И перед тобой, Корбин Рихтер.
В этот раз они от его штанов все-таки избавились. Да так хорошо, что когда на рассвете в дверь постучали, найти их удалось совсем не сразу.
Глава 41
Feel, my skin is rough,
But it can be cleansed,
And my arms are tough,
But they can be bent…
(c) Tom Odell
Рената Бьянки.
Спать с долговязым мужчиной — то еще испытание. Куда не повернешься — наткнешься на его руки или ноги, раскинутые по всей ширине кровати, упрешься в плечо или бок, и в конечном счете, окажешься спеленутой крепкими объятиями. Хотя он оказался не таким костистым, как мне думалось, и прижиматься к нему было очень даже приятно.
Мне следовало бы вежливо намекнуть Рихтеру снова выйти в окно, но он так быстро и крепко заснул, что я его просто пожалела. И вскоре задремала сама. Проснулась от настойчивого стука в дверь, разделявшей смежную комнату и мою спальню. Это мог быть только Лучиано.
Первой моей реакцией была попытка избавиться от соучастника преступления. То есть от повелителя стихий. И самое лучшее, что я смогла придумать, так это попытаться выпихнуть его с кровати. Не лучшая идея. То есть пнуть то я Рихтера пнула, попав куда-то в бедро, но сдвинуть его не смогла. Маг выпучил глаза и охнул.
— За что?!
Я поспешно заткнула ему рот. Слух у Лучиано был отличный.
— Тс-с-с! Под кровать! — зашептала я. И уже громче, для Лучи, продолжавшего стучаться. — Подожди, я оденусь!
Моя и Корбина одежда валялась в основном на полу. Я кинула ему рубашку и ботинок, всё остальное всей кучей запихала за кресло. Свою сорочку не нашла, а мой халат почему-то оказался у Рихтера.
— Рената! Рената! Открой! — заныл Лучиано.
Я открыла дверь, придерживая её рукой. Ребенок попытался заглянуть в спальню, но если и мог что-то увидеть, так это смятую постель.
— Что случилось?
— Я пить хочу.
Судя по рассветной полоске, забрезжившей на горизонте, сейчас было часа четыре.
— Графин стоит в гостиной.
— Я не могу найти стакан. Ну Рената!
Кажется, Лучи приснился очередной кошмар, и он надеялся остаток ночи проваляться у меня в кровати. Вот, даже свою подушку и одеяло притащил. Обычно я не была против, хотя кто-то мог бы подумать, что я слишком потворствую племяннику. Но сегодня он был совсем не вовремя. И все же закрыть перед ним дверь было бы жестко.
— Пойдём поищем. А потом ты пойдешь спать к себе.
— Почему? — Лучиано явно что-то подозревал. — Ой, а что у тебя на шее? Синяки? А почему они такие красные?
Я запахнула воротник халата. Вернусь, обязательно спрошу у Корбина, что же там такое у меня на шее. Правда ему я, кажется, расцарапала спину, так что мы квиты.
Лучино сделал едва ли глоток из стакана, а затем замер, как кролик, едва ли ушами не шевеля.
— А что там за шорохи у тебя в комнате?
— Это ветер. Если ты попил, иди спать. Еще три часа до подъема. Ты ведь хочешь днем поиграть с Сандро, а не клевать носом от того что не выспался?
— Рената, а нам обязательно уезжать?
Я ласково потрепала лохматую макушку.
— Здорово, что тебе здесь понравилось, и ты сдружился с Сандро. Но моя работа закончена.
Жаль, что я не успела показать Лучи Ценесси, но сейчас выбираться в город было опасно. Уложив ребенка в кровать, и убедившись, что он снова заснул, я вернулась к себе. Почему-то мне казалось, что Рихтер уже успел уйти. Но он всё еще был здесь, в одной рубашке и носках.
— Не смог найти штаны, — пояснил он, прикрываясь простыней.
Я разворошила сброшенное покрывало и выудила оттуда остатки его одежды. Второй ботинок обнаружился под креслом.
— Если не хочешь наткнуться на слуг, лучше уйти сейчас.
— Время еще есть. Иди сюда. Пол холодный, а ты босиком.
Совершенно не представляю, как ведут себя любовники после проведенной вместе ночи. В Рихтере вроде бы ничего не изменилось, а мне было неловко. Смотреть ему в глаза было сложно. Между бедер еще немного ныло, хотя скорее с непривычки, так как неприятных ощущений близость не доставила. Напротив, все, что происходило между нами лишь несколько часов назад, казалось таким естественным… и приятным. Разительно отличающимся от того, что я испытала когда-то давным давно с другим мужчиной. А ведь его я любила, и как считала, хорошо знала.