Ага. Вот она, отталкивающая черта. Прекрасно.
В ответ на ее молчание Стоун лишь пристально смотрел ей в глаза, и она вздохнула.
– Просто скажите это, Стоун. Скажите все, что хотели.
– Хорошо. – Уайлдер кивнул. – Полагаю, что в вашем мире вы можете оставаться крутой городской девицей, но здесь все иначе.
– Да, я заметила, – ответила Эмма. – Начнем с того, что люди здесь привыкли без зазрения совести совать нос в чужие дела. – Она многозначительно посмотрела на Стоуна.
Но тот лишь улыбнулся.
– Это называется заботой.
– Вот как? А я думала, это любопытство.
Стоун покачал головой:
– Вы упрямы. Унаследовали это от отца. Док много значит для меня, Эмма, – тихо и холодно произнес он. – Так, может, вы все же сможете относиться к нему менее строго?
Эмма хотела пообещать Стоуну, что попытается, но врожденное упрямство не позволило, и она прикусила язык.
Стоун с минуту смотрел на Эмму, но, так и не дождавшись ответа, кивком поблагодарил за запеканку и пошел прочь.
Глава 10
Стоун набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, что ни на йоту не ослабило его странного, сбивающего с толку влечения к Эмме, а затем передал тарелки с запеканкой доку.
– Спасибо. – Доктор Синклер вошел в дом и направился к холодильнику.
Стоун лично убрал оттуда все кофеиносодержащие напитки, и поэтому знал, что док не найдет там своей любимой пепси.
– Где дети?
– Выглянуло солнце, и они загорают на камнях, – ответил Стоун. – Почему вы ей не сказали?
Док продолжал искать пепси.
– Что не сказал?
Стоун сунул руку в холодильник, достал оттуда бутылку воды и протянул доктору.
– Ну, не знаю. Например то, что вы не забывали о ней, когда она росла. Что могли нанять вместо себя другого врача, но захотели видеть именно ее. И что у вас был не просто сердечный приступ, а инфаркт.
– О… – Доктор Синклер немного отстранился и посмотрел на бутылку воды в руке. – Думаю, она знает.
– В самом деле? Тогда почему она винит вас в отсутствии близких отношений?
– Потому что ее мать, хоть и желала ей добра, была слишком сдержанной. Отчим – еще более сдержанным. В глазах Эммы все мои действия, или отсутствие таковых, уравнивали меня с ними. Эмоционально она воспитала себя сама. И усвоила довольно горький урок – свое сердце нельзя открывать никому.
– Действительно горький урок.
– Да, и я считаю себя ответственным за это. – Покачав головой, доктор Синклер откупорил бутылку и сделал большой глоток. – Мы все знаем, что это я был взрослым, и это я должен был прикладывать больше усилий. Это я должен был забыть о разбитом сердце и бороться за своего ребенка. Так что она права.
– И что теперь?
Доктор покрутил бутылку с водой в руке, словно хотел превратить ее в банку пепси.
– Если она меня попросит, я готов продать клинику.
– Что?
– Да. – Доктор кивнул и вдруг посерьезнел. – Я хотел, чтобы ты услышал это от меня лично.
– Не понимаю.
– Она не останется, Стоун, – мягко произнес доктор Синклер. – И я не могу заставить ее признаться себе в том, что она создана для этого места…
– Но ведь это действительно так. – Стоун и сам не понимал, откуда взялась эта уверенность.
– Мы оба знаем, что в одиночку я не справлюсь с неотложными вызовами. Я вынужден буду нанять других врачей, которые будут работать по графику, или продать клинику. Я избавлю Эмму от бремени, а сам со временем тоже смогу подрабатывать. Мне хватило бы одного дня в неделю.
Стоун ошеломленно смотрел на пожилого доктора.
– Вы говорите так, словно уже свыклись с этой мыслью.
– Шутишь? Она мне ненавистна. – Доктор Синклер вздохнул. – Если бы я думал, что кто-то или что-то сможет заставить ее передумать…
Взглянув на доктора, Стоун заметил в его глазах слабый проблеск надежды.
– Не смотрите на меня, – поспешно произнес он. – Она не послушает, даже если я попытаюсь с ней поговорить. Она немного упряма, если вы не заметили.
Док тихо засмеялся:
– Ты в нее влюбляешься.
Стоун действительно понемногу влюблялся в эту своенравную женщину.
– Это не ваше дело.
– Я лишь хочу сказать, что если дойдет до…
– Док. – Стоун покачал головой. – Послушайте, мы уже все решили. Вы должны сами с ней поговорить. И бороться за нее как отец.
Однако доктор Синклер отрицательно покачал головой.
– Бороться за нее, заставлять разрываться между Восточным и Западным побережьями еще более губительно, нежели решение позволить ей уехать. Я должен отпустить ее, Стоун. Должен оставить ее в покое. Я больше не заставлю ее страдать. С нее хватит страданий.
Стоун вздохнул.
– Вы сделали что могли.
Доктор Синклер откинул со лба непослушные волосы и печально улыбнулся.
– Ты стараешься меня оправдать. Речь идет об ответственности, которой я научился лишь два месяца назад, оказавшись пациентом «Скорой помощи». Правда состоит в том, что я был так же эгоистичен, как и ее мать. Эмма знает это. Я тоже. – Доктор Синклер еще раз открыл холодильник и со вздохом посмотрел на его содержимое. – Дорого бы я сейчас дал за баночку пепси.
– Ответственность, – сухо напомнил Стоун. – Вам необходимо изменить образ жизни. Правильно питаться, заниматься чем-то более энергозатратным, нежели ловля рыбы. Вы должны жить так, чтобы дождаться внуков.
Доктор Синклер заглянул Стоуну в глаза.
– Это тебе нужно было стать врачом. Ты рожден для того, чтобы помогать людям.
– Если учитывать, что при одном только виде иглы я падаю в обморок, думаю, я сделал правильный выбор.
– Но ты все равно заботишься о людях.
– Развлекаюсь, чтобы заработать на жизнь, – поправил доктора Стоун.
Доктор Синклер улыбнулся.
– Именно это и делает тебя тем, кто ты есть, Стоун: скромность. Ведь, в отличие от меня, ты никогда в своей жизни не поступал эгоистично.
– Перестаньте.
– Нет, я в самом деле так думаю. Ты в юном возрасте вел дела Кена, когда он был чемпионом мира, помогал Ти Джею, когда произошла трагедия…
– Все это было очень давно.
– Да. Но ты все еще рядом и сплачиваешь семью. Ты весьма разумно инвестировал накопления Кена, и теперь он богат как Крез. Ты помог Ти Джею реализовать его мечту, построив базу отдыха. Ты продолжаешь удерживать своих братьев на плаву, занимаясь делами фирмы, хотя мы оба знаем, что ты с большим удовольствием вооружился бы инструментами и работал руками. Признай это, Стоун. Так или иначе, ты заботишься о тех, кто тебе небезразличен. Ты и сейчас пытаешься наладить наши отношения с Эммой, чтобы сделать нас обоих счастливыми.
Почувствовав себя неуютно, Стоун отвернулся, посмотрел в окно и машинально пересчитал детей. На прошлой неделе двое из этих гениев решили сбежать, чтобы покурить тайком. Сегодня они остались на базе с Энни и чистили туалеты. Это был его способ наказания.
– Вы говорите так, словно я святой.
– Нет. – Доктор Синклер сделал еще один большой глоток. – Святой позволил бы мне выпить пепси.
Спенсер познакомился с докторами из больницы Южного побережья и на следующий день уехал с ними на озеро Тахо. Эмма с ним не поехала, поскольку не могла оставить клинику. Так что в самый жаркий день лета ей пришлось остаться в четырех стенах, чтобы принять четырех пациентов. За свои труды она получила одну запеканку, одну долговую расписку и два чека.
Прогресс.
Ей пришлось иметь дело с растяжением, ангиной и мигренью. С недавних пор Эмма начала ловить себя на том, что постепенно привыкает к отсутствию в жизни ежедневных драм.
И если честно, дышать стало легче, хотя Эмма и не готова была признаться себе в этом. В конце рабочего дня на пороге клиники возникла Энни с Чаком на руках.
– Извините, что отрываю вас от дел, но наш ветеринар взбирается сегодня на Эхо-Саммит. – Она положила кота на стол.
Эмма вопросительно вскинула бровь.
– Да, – поморщилась Энни. – Увидев, как замечательно вы заштопали нашего Стоуна, я подумала…
– Лечение людей значительно отличается от лечения кошек, Энни.
– Я в этом не сомневаюсь. Ведь мой племянник уже большой мальчик, а Чак еще маленький.
Эмма со смехом протянула руку, чтобы погладить кота, и Энни одобрительно улыбнулась.
– Так я и знала.
– Прошу прощения?
– О, местные кумушки утверждают, что вы не такая, как все мы, простые смертные. Но я вижу в вас черты вашего отца.
– Вовсе нет.
Теперь рассмеялась Энни.
– Это вовсе не оскорбление. Ваш отец славный человек. – Она потрепала Эмму по руке. – А вы славная женщина.
Чак потерся головой о руку Эммы, прося продолжения.
– Откуда вы знаете?
– Вы ведь приехали сюда, чтобы помочь отцу, не так ли? Именно так и поступают родственники, – уверенно произнесла Энни.
– Вы близки со своими.
– Чрезвычайно.
– Как вам это удается? – спросила Эмма. – Вы все такие разные.
– О, это все Стоун. Его заслуга. С самого детства он был защитником, к которому всегда можно было обратиться за помощью. Мы даже шутим над ним. Говорит, это потому, что он средний. Но на самом деле его сердце добрее, чем у каждого из нас. – Энни прижала к себе Чака. – О, мой бедный мальчик.
– Стоун?
– Нет, Чак. Ему много довелось пережить. Вы знали, что, когда мы его нашли, он был тощим и плешивым? Он казался самым несчастным и жалким существом на всем белом свете. Но мы откормили его и окружили любовью. – Энни посмотрела на живот кота. – Наверное, мы немного перестарались с угощением, но для меня невыносима мысль о том, что он снова начнет голодать. Только вот у него сильно раздулся живот. Поэтому мы здесь.
Вздохнув, Эмма подошла к коту, который перекатился на спину, выставив живот.
– Он надеется, что вы угостите его беконом, – пояснила Энни, пока Эмма осторожно ощупывала брюшко животного. – Или сыром. Он непривередливый. Может, у него газы? Что скажете?
– Вообще-то он не он, Энни.
– Что?