светового года от Малого Танатоса. Для нас это целый год на максимальной скорости. У них будет время, чтобы догнать нас, пока мы будем пытаться выжить шесть или девять месяцев, в зависимости от расхода еды.
– Давай к делу, – сказал Ник все так же резко и враждебно.
– А дело заключается в том, – Вектор вздохнул, словно отвердел под напряженным взглядом Морн, – что, если ты не отдашь им Дэвиса в качестве компенсации за то, что обманул их, нам крышка. Можно даже не произносить молитв.
– Кто он? – спросил Дэвис Морн, не слишком тихо, словно составляя список врагов и включая туда Вектора.
…обладание новым человеческим отпрыском…
– Не сейчас, – прошипела она. – Пожалуйста.
Ник игнорировал ее и Дэвиса. Вместо этого он набросился на Вектора.
– Что, если мы продадим его за починку прыжкового двигателя?
– Я думал об этом. – Несмотря на свою позу и мятые черты лица, Вектор не дрогнул под взглядом Ника. – Но это не сработает. Это отнимет слишком много времени. Судя по тому, что я слышал, их оборудование состоит из тех же частей, что и наше, но отдельные части несовместимы. Мы можем позволить им ковыряться с нашим двигателем, пока они совместят части. Но это создает новую проблему. Нужно будет позволить им подняться на борт. По кораблю постоянно будут бродить амнионцы. Они могут устроить диверсию – или просто схватить нас – когда им это взбредет в голову.
Инженер, казалось, утверждал, что гибель «Каприза капитана» неотвратима, но Ник отверг эту идею. Все так же небрежно, словно давно предвидел подобную ситуацию – словно расставляя персональную ловушку – он спросил:
– А что, если мы продадим его за части, а ты починишь двигатель?
Вектор продолжал смотреть на Ника; но его рот приоткрылся. Через мгновение он пробормотал:
– Ник, я не настолько хорош.
– Ты уж постарайся, – сказал Ник почти ласково, – потому что это единственный шанс, который у нас есть. Я дам тебе три часа.
Краем глаза Морн заметила, как на лице Вектора выступает пот, и свет отражается в маленьких влажных каплях на его физиономии. Но она не думала сейчас ни о нем, ни о том, что он сказал. Конечно же, он был прав; без работоспособного прыжкового двигателя «Каприз капитана» был все равно что мертв; слишком далек от человеческого космоса, чтобы сбежать, когда жульничество Ника будет обнаружено. Но эта дилемма не имела ничего общего с ней. Ее проблема заключалась совсем в другом.
Намерения Ника были серьезными. Он действительно собирался отдать Дэвиса Амниону.
Только шизо-имплантат позволил ей удержать вой отчаяния. Мгновение она была готова напасть на Ника – и совершить какой-нибудь безумный поступок, который позволил бы ей погибнуть, пока она еще была человеком и в безопасности; и что могло бы убить и Дэвиса, когда он станет защищать ее. Лучше умереть в битве на мостике корабля Ника, чем стать амнионцем…
Но вживленное искусственное спокойствие сдерживало ее. Вместо того, чтобы кричать или плакать, она подалась вперед.
Излучение ее черной коробочки было формой безумия; от нервной стимуляции она начала ткать полотно ресурсов настолько мощное, что вопли и насилие по сравнению с ним казались разумными.
Она могла сделать это. Если она будет осторожна, она сможет сделать это. Если она потерпит неудачу…
Если она провалится, ничто на «Капризе капитана» или Станции Возможного не сможет остановить ее. Она ничему не позволит остановить ее.
Лиете стояла слишком близко; Морн не могла говорить с Дэвисом, не будучи услышанной. Она должна верить, что сможет доверять его разумности, когда Ник вернет его Амниону.
Несмотря на максимальность включения, у нее до сих пор оставалась способность – ее шизо-имплантат предоставлял это – быть шокированной когда Микка Васацк привела эмиссара Амниона на мостик.
Либо существо рядом с Миккой когда-то было человеком и получило мутаген, который не до конца сработал, либо оно начинало как амнионец, а его соплеменники не смогли придать ему человеческий облик. Морн предполагала первое, потому что человеческие части существа выглядели очень убедительно.
В общих чертах, как и по некоторым деталям, в этом существе можно было узнать мужчину. У него была одна человеческая рука, и большая часть торса была такой же, как у людей. Кожа его голеней над ботинками была бледной и обычной. Половина лица выглядела точно так же, как у любого другого человека. И он дышал атмосферой корабля почти без труда.
Но его скафандр был сделан из инопланетного материала, поглощающего свет, – был скроен так, чтобы облегать толстые отростки амнионской кожи выше колен. Вторая его рука тоже была голой; амнионские конечности не нуждались в прикрывании материей. Нечеловеческая часть его лица была приспособлена к сернистому свету и жгучей атмосфере Станции Возможного. Глаз амнионца не мигая смотрел с этой стороны лица; из безгубого отверстия рта такого же, как у охранников, торчали несколько зубов.
– Ник… – сказала бесцветно Микка, словно все эмоции оставили ее, – это эмиссар Амниона.
– Это, – сказала она, показывая на Ника существу, стоящему рядом с ней, – капитан Ник Саккорсо.
Продолжая сжимать в руке пистолет, она отступила на шаг и напряглась.
– Я желаю сесть, – сказало существо голосом, похожим на скрежет ржавого железа.
Все вокруг уставились на него. Дэвис нахмурился, словно ему попал в глаза дым от горящего масла, по причинам, которых он, наверное не мог бы назвать. Тошнота исказила лицо Альбы. Бледность и пот на лице Вектора придавали ему вид тяжело больного. Рансум барабанила пальцами по пульту, и стаккато демонстрировало ее напряжение. Карстер и второй оператор скана были явно поражены; может быть, они никогда раньше не видели амнионца. Вцепившись руками в сиденье, Скорц тупо бормотал ругательства себе под нос.
Шрамы под глазами Ника, казалось, слегка изогнулись, словно улыбки.
– Печально, – ответил он. – У нас нет дополнительных сидений.
Человеческая половина лица эмиссара вздрогнула при этом сообщении; амнионская часть не шевельнулась. С теми же самыми интонациями он повторил:
– Я желаю сесть.
Ник подался вперед, словно его враждебность придавала ему сил.
– Ты что, оглох? Так вот почему они послали тебя провести это дело – потому что ты ничего не слышишь? Это сделает тебя крутым сукиным сыном для торговли. Я уже сказал, что у нас нет лишних сидений.
Существо повернуло голову. Казалось, амнионец заметил оружие Лиете, так же, как и пистолет Микки. Его глаза медленно обвели весь мостик. Если он был особо заинтересован в Дэвисе или Морн, он не показывал этого.
И словно ничто не могло поколебать его – словно амнионец не мог заставить себя измениться – он повторил:
– Я желаю сесть.
– В таком случае, – буркнул Ник, позволяя себе продемонстрировать свой гнев, – ты можешь убираться отсюда. Если ты будешь отнимать у нас время, требуя вежливости, которой у нас нет, то говорить нам не о чем.
Кивок эмиссара позволял предположить, что он ничего не понял. И снова он сказал:
– Я желаю сесть.
Кровавая ярость засверкала в глазах Ника.
– Хорошо, Микка. Отстрели ему ноги. Тогда это дерьмо сможет сесть на палубу, мать твою.
Микка подняла пистолет и прицелилась.
Амнионец, должно быть, понимал то, что слышал. Он повернулся и смерил взглядом Микку. Его человеческий глаз резко мигнул, сигнализируя о взволнованности; нечеловеческий смотрел неподвижно. Затем он повернулся и посмотрел на Ника.
– Я желаю сесть.
Ник смотрел на эмиссара так, словно готов был его уничтожить. Но существо не дрогнуло и не проявило никакой другой реакции – за исключением семафора своим человеческим глазом – и Ник внезапно развел руками.
– Дерьмо всемогущее! – застонал он. – Если так вы собираетесь вести дела, мы все умрем от скуки прежде, чем о чем-нибудь договоримся. Садись здесь. – Он сделал жест в сторону пульта рулевого. – Рансум, уступи место. Отключи свое место и позволь нашему трахнутому гостю сесть.
Рансум вскочила; ее пальцы скользнули по панели. Как только все индикаторы потухли, она отошла с дороги эмиссара.
Без всякого выражения существо подошло к месту рулевого и село. Словно устраиваясь, амнионец положил свои неодинаковые руки на панель.
– Для вашего удобства, – сказал он ржавым голосом, – меня зовут Марк Вестабуль. Как вы можете заметить, я экспериментальное существо. Я был когда-то одним из вас. Амнион хотел проверить, можно ли изменить мою генетическую сущность не меняя моей формы. Попытка была не совсем успешной. Но моя прошлая идентичность дает мне преимущество в делах с людьми. Я могу, – он сделал паузу, – понимать их.
– Некоторые фразы исчезают, и я потерял смысловые куски языка. Это потому, что некоторые формы знания и поведения заложены скорее генетически, нежели нейрологически. Я упоминаю это на тот случай, если в выполнении моих обязанностей не хватает точности. Тем не менее, я обычно защищен от осложнений, которые мешают нашим попыткам перевести человеческий язык и мысли. Таким образом мне был придан статус принятия решений. Я облечен властью предпринимать действия в данной ситуации.
– Каковы ваши требования?
В некотором смысле Нику тоже был «придан статус принятия решений». Не желая выглядеть колеблющимся, он сказал коротко:
– Так случилось, что у меня несколько требований. Вот первое. Я хочу услышать объяснения.
Эмиссар моргнул и уставился на него.
– Похоже, я понимаю вас. Тем не менее, было бы предпочтительно, чтобы вы не рассчитывали на мою способность догадываться о том, что вы хотите сказать. Пожалуйста, уточните.
– Я хочу знать, почему это так называемый «человеческий отпрыск» внезапно стал для вас таким важным. Раньше он не интересовал вас. Сейчас вы ведете себя так, будто это нечто особенное. Я хочу знать почему.
Вестабуль мгновение молчал, вероятно, для того, чтобы можно было предположить, что он готовит ответ. Затем он ответил: