Как только этот пункт Устава стал толковаться так, его завершение в Акте Приоритета становилось все более и более неотвратимым. Для того, чтобы «вооруженно бороться с пиратами и обеспечить безопасность законопослушного использования космоса», ПОДК, естественно, должна была проникнуть внутрь (в среду людей-нелегалов, большая часть которых базировалась на той или другой Станции) и точно так же расти снаружи (к Амниону). Внутри ПОДК Акт Приоритета считался самой главной задачей в течение многих лет.
Множество факторов сделали Акт Приоритета необходимым, несмотря на сопротивление ему. Растущий страх перед Амнионом был одним из таких факторов; относительное увеличение пиратства было другим. И к этому в конце концов добавилось сомнение в лояльности службы безопасности на некоторых станциях. Случай с Фермопилом на Альфа-Дельта Станции, в частности, был словно благословенный дар и вызвал немедленную реакцию, хотя последствия были сомнительны. То, что служба безопасности договорилась с одним известным нелегалом, чтобы поймать другого, и совершила поимку, могло быть катастрофой для самой Станции Ком-Майн. Но то, что операция не закончилась катастрофой, было просто счастливой случайностью; то, что служба безопасности Станции активно сотрудничала с нелегалами было безответственно и опасно.
Вдобавок, естественно, станционная служба безопасности была слишком далеко и полностью отрезана от любой связи, которая не передавалась с помощью корабля – короче, ею было сложно управлять – и потому легче не доверять.
И имея выбор между живостью и честностью ПОДК с одной стороны и предположительной нестабильностью службы безопасности Станции с другой, Правительственный совет для Земли и Космоса большинством голосов одобрил рекомендацию директоров Объединенных Добывающих Компаний по поводу Акта Приоритета.
В некоторых кругах Акт Приоритета расценивался как мелочь, новая попытка Объединенных Добывающих Компаний обеспечить безопасность космоса ради Земли и своих собственных интересов.
Другие это рассматривали ее как удобную опору для Уордена Диоса и ПОДК в крестовом походе к власти. Принятие Акта Приоритета сделало гегемонию ПОДК полной.
Глава 19
Она очнулась, и ей показалось, что она умирает.
Переход вырвал ее из блаженства в боль и смерть; постоянную слабость и ощущение дискомфорта, неприятное, как болезнь. В темном ничто не существовало ничего, кроме ее шизо-имплантата и длинного бесконечного серпа ее снов. Но как только она начала продвигаться к сознанию, слабость и отчаяние росли в ней, словно они создавались впервые. Она безумно хотела пить, ослабела от голода – и была слишком ошеломлена, одурманена сном, чтобы понимать, что это означает. Переход сам по себе был болезненным, резкий обрыв спокойного порядка для ее мозга и тела. Неприятное ощущение появилось под кожей, словно она лежала в крови. И она воняла – отвратительный тошнотворный сладковатый запах, который напоминал ей об Ангусе и трупах.
Она хотела докончить смерть. Она хотела больше не просыпаться.
– Вставай, – приказал Ник, словно злился на нее. – Я выключил его. Эффекты не могут быть постоянными. Ты не сказала мне, что эта штука может парализовать тебя навсегда. Ты не сможешь уйти от меня таким образом.
Конечно. Он думал, что она была в кататонии, а не погружена в сон. Он ожидал увидеть в ней изменения, как только выключит черную коробочку.
Даже сейчас, умирая, она не могла позволить ему заподозрить правду. Она заставила себя открыть глаза.
– Так-то лучше, – заметил он.
Ее глаза отказывались видеть. Они слишком болели, слишком пересохли. Но моргание не помогало. Ее веки поднимались и опускались, и терли по глазным яблокам, словно наждачная бумага. Боль в горле – или запах – вызывали тошноту. Ее рот широко открылся; но она была слишком слаба, чтобы сблевать; слишком пуста.
– От тебя воняет, – сказал Ник, словно Ангус. Точно как Ангус.
Он держал пульт управления шизо-имплантатом.
Слабый вздох, который должен был быть воплем, процарапался сквозь ее горло.
– Ты была отключена слишком долго. Ты хочешь пить и голодна, но прежде всего тебе необходим душ. От тебя воняет так, словно у тебя в скафандре килограмм пять гавна. Давай, я помогу тебе подняться.
Она почувствовала, как ремни ослабляются и отбрасываются в сторону. Затем Ник потянул ее за руки и приподнял.
Шок от перехода был достаточно резким, чтобы затуманить ее мозг, если бы она была достаточно сильной и могла почувствовать его в полной мере. К счастью, Ник помог ей. Он помог ей встать на ноги, и когда он сказал «душ» она услышала слово «вода». Жажда оживила ее, несмотря на слабость. Несмотря на расплывающееся пятно его лица и пятна стен, Морн проковыляла к санблоку. Не прикасаясь к ней, он расстегнул ее скафандр. Затем втолкнул ее под душ и включил струи.
Вода.
Она жадно хватала ее и глотала столько, сколько могла захватить. Струи душа несли ей жизнь. Они наполняли ее глаза; облегчали боль в горле; ее тело, казалось, поглощало влагу прежде, чем вода достигала желудка. Через мгновение такое количество воды попало в скафандр, что он сполз с ее плеч. Вонючая ткань лежала вокруг ее ботинок. Вода хлестала Морн; смачивала ее тело и нервы. Через короткое время она восстановилась так, что поняла, что если выпьет слишком много воды, то ей станет плохо.
Ник вернулся. Он отключил ее управление шизо-имплантатом, думая, что вывел ее из состояния кататонии.
«Каприз капитана», должно быть, закончил торможение. Она не смогла бы так долго спать, чтобы измучиться от жажды и проголодаться, и отблеваться так, если бы корабль не закончил торможения.
Или случилось нечто еще.
Она должна была прийти в себя. Она нуждалась в пище и силе.
Сквозь шум воды в душе до нее донесся голос Ника.
– Не засыпай здесь. Я не в том состоянии, чтобы ждать.
Но он говорил не так, как если бы кипел от нетерпения.
Прислонившись к стене, она нагнулась и стянула ботинки и скафандр с лодыжек. Дрожь прошивала ее, словно бичи холода; она подняла температуру воды, чтобы согреться.
Автоматический звонок предупредил ее, что система поглощения воды блокирована. Чтобы очистить ее, она отбросила намокший скафандр в сторону. Она хотела бы вымыть голову, тщательно вымыться сама; но Ник ожидал ее, и она не имела ни малейшего понятия зачем. Хотя она едва могла стоять, она закрыла воду и вышла из-под душа.
Рядом лежал чистый скафандр. Ник, должно быть, достал его из шкафчика.
Почему он все это делает?
Она по-быстрому вытерлась, надела скафандр и вышла в главную комнату каюты, чтобы выяснить, чего он хочет.
Она нашла его в состоянии безумного спокойствия.
Его глаза метались на нее и ускользали; обегали взглядом каюту; возвращались к ее телу и чертам ее лица. Следы страсти вспыхивали и исчезали в его шрамах. На его челюстях вздувались мускулы отодвигая щеки от зубов. И его поза, то как он держал руки даже угол наклона его шеи выражал глубокий покой, словно он находился в мире с самим собой и обращался с ней словно никогда не видел ее раньше.
Словно он одержал колоссальную победу – или потерпел сокрушительное поражение.
– Так-то лучше, – сказал он, когда Морн уставилась на него, пытаясь выяснить, что происходит. – А сейчас немного еды.
Решительный спокойный кивок на поднос, стоящий рядом на столе.
– Садись, – продолжал он. – Ешь. Я скажу тебе, что произошло.
Почему ты делаешь все это?
Она не могла представить, каковы его намерения. Тем не менее, Ник был прав; она нуждалась в еде. Запах кофе и того, что, по версии «Каприза капитана», было овсяной кашей, неотвратимо притягивал ее. Хотя бы на какое-то время, она избавлена от мучений похмелья; но ее облегчение лишь еще сильнее разбудило чувство голода. Словно приговоренный, вкушающий свою последнюю трапезу в присутствии палача, она села за еду.
Ник стоял над ней, пока она пробовала кашу, глотала кофе.
Внезапно он сказал:
– Ты, вероятно, догадалась, что мы закончили торможение. Если ты женщина такого рода, которая срет в скафандр, ты бы проделала это давным-давно. – Его голос был под стать его поведению; спокойный, мирный, но нотки страсти проскальзывали в нем, словно отдаленный гром. – Билль любит, когда корабль подходит к Малому Танатосу медленно, и потому мы так и поступаем. На этой скорости мы всего в двадцати четырех часах от дока.
Такое торможение было тяжелым испытанием для всех нас. В то время, как мы проскочили мимо «Тихих горизонтов», мы упустили свой шанс, для спокойного торможения. Я не мог найти время, чтобы позаботиться о тебе, до тех пор пока мы не достигли нынешней скорости – и обменялись «визитными карточками» с Биллем. Это означает идентификацию, намерения и количество кредиток. Он вполне способен вызвать Амнион, когда чувствует достаточную угрозу, но у него есть довольно своих средств, чтобы защитить себя, если понадобится.
Морн не могла понять странной нестабильности его взгляда. И, пока Ник говорил, сосредоточилась на пище. Каша оказалась достаточно сладкой. Несмотря на нужду в калориях, Морн ела медленно, чтобы избежать несварения.
– Кстати говоря, на этом чертовом камне у него целый арсенал. И здесь есть другие корабли. Я имею в виду, кроме корабля Билля. Всякий, кто хочет вести с ним дела, будет сражаться за него. Он настаивает на этом – но и так корабли выйдут за него. Нелегалы слишком нуждаются в нем.
Ты никогда не была на Малом Танатосе. Ты будешь удивлена. Это почти цивилизация. Билль содержит здесь не меньше пяти тысяч людей, которые работают на него.
И Морн пробормотала в чашку кофе:
– И все они работают на Амнион.
– Нет, – голос Ника звучал скорее весело, нежели оскорбленно. – Они просто пользуются тем, что готов заплатить Амнион. «Выгоды от войны» – старая и почетная профессия. Не их вина, что система работает в одну сторону. Не их вина, что у Амниона нет нелегалов, которые хотят вести такие же дела с космосом, принадлежащим человечеству.