Схватил со стены шапку и напялил на голову: говно и потекло оттуда по голове на шею ему и на плечи. Поп еще пуще взбесился, выскочил на двор, сел верхом на лошадь и погнал ее по большой дороге, а навстречу ему извозчики едут. Поп и спрашивает:
— Не видали ль, ребята Какофья?
— Батька, каков ты? Нечего сказать, хорош! Кто тебя так славно изукрасил-то?
С тем поп и воротился.
КАКОВ Я!
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужик, такой плутоватый, что Боже упаси! Стибрил где-то сотню рулей и убежал из своей деревни; шел-шел и выпросился переночевать у попа.
— Иди, — говорит поп, — ты у нас места не пролежишь!
Пришел мужик, разделся, лег на лавке. Вздумалось ему пересчитать деньги, вынул и давай считать. Поп увидал, что мужик считает деньги — а на это они чутки, и думает:
— Ишь, ходит оборванцем, а денег какая пропасть! Дай-ка напою его пьяным да и оберу!
Вот поп, немного погодя, подошел к мужику и говорит:
— Пойдем, свет, с нами ужинать!
Мужик обрадовался.
— Спасибо, батюшка!
Сели ужинать, поп поставил вино и давай ему наливать, так и подливает, просто без передыха. Мужик напился пьян и свалился на пол. Поп сейчас вытащил у него из кармана деньги, припрятал к себе, а мужика уложил на лавку. Наутро проснулся мужик, глядь — а в кармане пусто. Смекнул, в чем дело, да «по возьмешь. Если сказать на попа, так станут спрашивать откуда деньги взял и сам откуда пришел. Еще беды наживешь!
Так мужик и ушел. Таскался кое-где месяц, и другой, третий — а там и думает себе:
— Чай, поп теперь меня позабыл. Оденусь-ка так, чтобы не признал меня, да пойду к нему за старое отплатить.
Пришел к попу в избу, а попа на ту пору дома не было, одна попадья сидела.
— Пусти, матушка, переночевать к себе!
— Пожалуй, иди!
Он вошел в избу и уселся на лавке.
— Как тебя зовут, свет? Откуда идешь?
— Какофием, матушка, иду издалеча на богомолье. На столе у пола лежала книга. Вот мужик взял, переворачивает листы да губами бормочет — будто читает. А потом как заплачет. Попадья и спрашивает:
— О чем, свет, плачешь?
— Как мне не плакать! В Святом-то писании писано, что кому за какие грехи будет, а мы, грешные, столько творим нечестивого, что не ведаю, матушка, как еще Бог грехи-то терпит?
— А ты, свет, научен грамоте?
— Как же, матушка, насчет этого дела я не обижен от Бога!
— А петь по-дьячковски умеешь?
— Умею, матушка, умею; с малых лет учился, весь церковный устав знаю.
— А у нас, свет, дьячка нет, уехал отца хоронить: не поможешь ли батюшке завтра обедню отслужить?
— Хорошо, матушка! Отчего не помочь?
Приехал поп, попадья ему все рассказала. Поп тому и рад, угостил мужика как можно лучше. Наутро пришел с мужиком в церковь и начал служить обедню. Только мужик стоит на клиросе и молчит себе. Поп закричал на него:
— Что же ты стоишь молча, не поешь?
А мужик ему:
— Пожалуй, я и сяду, если стоять не велишь!
И сел на жопу. Поп опять кричит:
— Что же ты сидишь, а не поешь?
— Пожалуй, я и лягу.
И развалился на полу. Поп подошел и вытурил его из церкви, а сам остался обедню доканчивать. Мужик пришел к попу домой.
Попадья спрашивает:
— Что, отслужили обедню?
— Отслужили, матушка!
— А где ж батюшка?
— Он в церкви остался — надо хоронить покойника, а меня послал к тебе взять новый тулуп, сукном крытый, да бобровую шапку: идти далеко, так он хочет потеплее одеться!
Попадья пошла за тулупом и шапкою, а мужик зашел в избу снял свою шапку, насрал полную и положил ее на лавку, а сам взял поповский тулуп с бобровою шапкой и драла.
Поп отслужил обедню и приходит домой; попадья увидала, что он в старом тулупе, и спрашивает:
— Где ж новый тулуп-то?
— Какой?
Ну, тут рассказали друг другу про мужика и узнали, что мужик-то их обманул. Поп сгоряча схватил шапку, что с говном лежала, надел на голову и побежал по деревне искать мужика, а говно из шапки так и плывет по роже: весь обгадился. Подбежал к одной избе и спрашивает хозяина:
— Не видал ли Какофья?
— Вижу, батюшка, каков ты! Хорош!
Кого ни спросит, все ему одно отвечают.
— Какие дураки! — говорит поп. — Им одно толкуешь, а они тебе другое!
Бегал, бегал, всю деревню обегал, а толку не добился.
— Ну, — думает, — что с воза упало — то пропало!
Воротился домой, снял шапку, а попадья как посмотрела на него, сейчас завопила:
— Ах батька, ведь у тебя оспа на голове выходит!
— Что ты врешь! — сказал поп; пощупал свою голову и всю руку в говне вымазал. Тем сказка и кончилась.
ПОП, ПОПАДЬЯ, ПОПОВНА И БАТРАК
Собрался поп нанимать себе работника, а попадья ему приказывает:
— Смотри поп, не нанимай похабника: у нас дочь невеста!
— Хорошо, мать, не найму похабника. Поехал поп, едет себе путем-дорогою, вдруг попадается ему навстречу молодой парень, идет пешком-шажком.
— Здравствуйте!
— Здравствуй, свет! Куда Бог несет?
— Иду в работники наниматься.
— А я, свет, еду искать работника, наймись ко мне.
— Я согласен, батюшка!
— Только с тем уговором, свет, чтобы матом не ругаться.
— Я, батюшка, сроду не слыхал, как и ругаются-то!
— Ну, садись со мной: мне такого и надо.
А поп ехал на кобыле: вот он поднял ей хвост и указывает кнутовищем на кобылью пизду.
— А это, свет, что?
— Пизда.
— Ну, свет, мне эдаких похабников не надо, ступай, куда хочешь.
Парень видит, что дал маху, делать нечего, слез с телеги и стал раздумывать, как бы ухитриться да надуть попа. Вот он обогнал попа стороною, забежал вперед, шубу свою выворотил и опять идет навстречу.
— Здравствуйте!
— Здравствуй, свет! Куда Бог несет?
— Да вот, батюшка, иду наниматься в работники.
— А я, свет, ищу себе работника, иди ко мне жить, только с уговором: не ругаться матерно; кто из нас выругается матерно, с того сто рублей! Хочешь?
— Хочу, конечно, я и сам терпеть не могу таких ругательств.
— Ну, хорошо! Садись, свет, со мною.
Парень сел, и поехали вместе в деревню.
Вот поп отъехал маленько, поднял у кобылы хвост и показывает кнутовищем на пизду — это, свет, что такое?
— Это тюрьма, батюшка!
— Ай, свет, я такого и искал себе работника.
Приехал поп домой, вошел с батраком в избу, задрал у попадьи подол, показывает на пизду пальцем:
— А это что, свет?
— Не знаю, батюшка! Я сроду не видал такой страсти!
— Не робей, свет! Это тоже тюрьма.
Потом кликнул свою дочь, заворотил ей подол, показывает на пизду.
— А это что?
— Тюрьма, батюшка!
— Нет, свет, это подтюрьмок.
Поужинали и легли спать: батрак влез на печь, собрал поповы носки, надел их на хуй обеими руками и закричал во все горло:
— Хозяин, я вора поймал! Зажигай скорее огонь.
Поп вскочил, бегает по избе, словно бешеный.
— Не пускай его, держи его! — кричит батраку.
— Небось, не вывернется!
Поп зажег огонь, полез на печь и видит: батрак держится руками за хуй, а на хую надеты носки.
— Вот он, батюшка, видишь все носки твои заграбастал; надо наказать его, мошенника!
— Что ты, с ума, что ли, спятил? — спрашивает поп.
— Нет, батюшка, я не люблю ворам потакать; вставай, мать, давай-ка его, мошенника, в тюрьму сажать. Попадья встала, а батрак ей:
— Становись-ка скорее раком!
Делать нечего, встала попадья раком, батрак начал ее осаживать. Поп видит, дело плохо, и говорит:
— Что ты, свет, делаешь? Ведь ты ебешь!
— А, батюшка! Уговор-то был матерными словами не ругаться: заплати-ка сто рублей!
Пришлось попу раскошеливаться, а работник отъеб попадью, держит хуй в руках да свое кричит:
— Этого тебе, каналья, мало, что в тюрьме сидел, еще в подтюрьмок посажу тебя!
— Ну-ка, голубушка, — говорит поповне, — отворяй подтюрьмок!
Поставил и ее раком да начал осаживать по-своему.
Попадья накинулась на попа:
— Что ты смотришь, батюшка! Ведь он дочь нашу ебет!
— Молчи, — говорит ей поп, — за тебя заплатил сто рублей, не прикажешь ли заплатить и за нее столько же! Нет, пускай делает, что хочет, а я ничего говорить не стану!
Отработал батрак поповну как нельзя лучше. Тут поп и прогнал его из дому.
НЕТ
Жил-был барин, у него была молодая жена и собой хороша. Случилось этому барину куда-то уехать далеко; он и боится как бы жена его не стала с кем блядовать, и говорит:
— Послушай, милая! Теперь я уезжаю надолго от тебя, так ты никаких господ не принимай, чтоб они тебя не смущали, а лучше вот что: кто бы тебе и чтобы тебе ни говорил — отвечай все нет да нет!
Уехал муж, а барыня пошла гулять в сад. Ходит себе по саду, а мимо проезжал офицер. Увидел барыню красивую и стал ее спрашивать:
— Скажите, пожалуйста, какая это деревня?
Она ему отвечает:
— Нет!
Что бы это значило? — думает офицер, — о чем ее ни спросишь она все нет да нет! Только офицер не будь дурак:
— Если, говорит, я слезу с лошади да привяжу ее к забору — ничего за это не будет?
А барыня:
— Нет!
— А если зайду к вам в сад — вы не рассердитесь?
— Нет!
Он вошел в сад.
— А если я с вами стану гулять — вы не прогневаетесь?
— Нет!
Он пошел рядом с нею.
— А если возьму вас за ручку — не будет вам неприятно?
— Нет!
Он взял ее за руку.
— А если поведу вас в беседку — и это ничего?
— Нет!
Он привел ее в беседку.
— А если я вас положу и сам с вами лягу — вы не станете противиться?
— Нет!
Офицер положил ее и говорит:
— А если я вам да заворочу подол, вы, конечно, не будете сердиться?
— Нет!
Он заворотил ей подол, поднял ноги покруче и спрашивает:
— А если я вас да стану еть — вам не будет неприятно?