хуями разрубали.
Его взяли из народной песни «Ебал я родину такую», на величавый древний мотив которой Грым сочинил свое творение.
В приведенных примерах опущение обсценного слова приведет к грамматической неправильности:
Его взяли из народной песни «Я родину такую» <…>.
Или к семантической неполноте, ущербности фразы:
В те стародавние времена на Руси Святой ножей не было, мужики говядину разрубали.
Фоновое и фигурное употребления распространяются также и на сферу идиоматики — обсценные фразеологизмы.
…Вы знаете, маршал, я шокирован одним обстоятельством. На него обратили внимание члены моей делегации, знающие русский язык. Например, садовник подстриг утром лавровые кусты и сказал: «пиздец Америке!» Водителю «газика» чудом удалось завести машину, и он тоже сделал аналогичное заявление. 23 раза слышали его мои советники. Ваш шеф-повар спросил у коммивояжера, привезены ли фазаны и пулярдки. Тот ответил, что привезены, и шеф-повар не преминул воскликнуть: «пиздец Америке». Мы же союзники, маршал, и просим разъяснений.
В примере, приведенном выше, идиома пиздец Америке используется в фигурном употреблении в значении: ‘дело сделано’ или ‘выполнено важное условие для достижения какого-либо результата’. Внутренняя форма этой идиомы, по-видимому, мотивирована важнейшей целью социалистической идеологии — «догнать и перегнать Америку», которая в режиме тяжелой ротации[69] воспроизводилась в пропагандистских материалах того времени.
Следует отметить, что некоторые идиомы в определенных значениях допускают только фоновое употребление. Так, идиома ёб / еби его / ее / их мать, используемая для выражения отрицательного отношения к предмету речи, характеризует модус высказывания, и опущение этой идиомы не приводит к изменению пропозиционального содержания.
Привыкли, <…> иху мать, как человек с ними чуть не согласен — так идеологическая диверсия!
Та же фраза, в которой обсценная идиома опущена, выглядит совершенно нормально.
Привыкли, как человек с ними чуть не согласен — так идеологическая диверсия!
Фоновый и фигурный режимы не исключают друг друга. Так, в примере ниже обсценные формы обнаруживают как фоновые, так и фигурные употребления (первые выделены курсивом, а последние — полужирным шрифтом).
Чего? Не, Борь, я занят. Да. Ну? Чего ты не можешь? Борь, ну что ты муму ебёшь?! Валится, валится, бля! Стоило мне с отдела уйти, у вас все повалилось! Доложи Серову. Ну? И что? Так и сказал? Ёпт…
В приведенном примере идиома муму ебать употреблена фигурно и используется в значении ‘говорить что-либо несущественное, никак не реагируя на важные факторы ситуации, из которых можно было бы извлечь пользу’[70]. С другой стороны, слово бля функционирует в фоновом режиме. При этом фонетически урезанная форма идиомы ёб твою мать (ёпт) совмещает свойства фигурного и фонового употреблений.
Замещающий режим, или режим замещения, характеризует такие ситуации, когда лексический состав фразы практически полностью заменяется обсценными формами. Этот режим социально обусловлен и определяется образованием, социальным статусом говорящих и иногда предметной областью, в которой происходит общение. Приведем характерный пример замещающего употребления обсценной лексики.
1. Хуйни по этой пиздюлине, захуячь по этой хуёвине, заебашь эту хуемотину влево и пиздани наискосок. <…> Следи, чтоб эта распроёбанная заебулина не дохуячила до этой хуёвины. Иначе пиздец всем. Теперь перехуячивай эту остоёбину до той заебулины. Я сказал: до той заебулины, а не до этой мудятины. Если, не дай бог, эту мудятину переебашить, пиздец всему. Заёбывай, но не перепизди ненароком, а не то как хуйнет, и мало не покажется. Теперь заруби себе на хую: все, что я тебе показал, делать ни хуя нельзя. Распишись за инструктаж.
Приведенный пример напоминает известную фразу Льва Владимировича Щербы о глокой куздре, смысл которой становится понятным в основном по элементам грамматической семантики. Несмотря на искусственное происхождение, пример из текста Марьяна Давидовича Беленького хорошо отражает реальное словоупотребление. Легко видеть, что практически все полнозначные слова заменены на обсценные — в исходных и производных вариантах. Замещающий режим типичен для полуязычия, — этим словом в социолингвистике описывают речь носителей, не вполне владеющих родным языком. Ревекка Марковна Фрумкина пишет по этому поводу следующее: «Полуязычны герои Зощенко, полуязычен герой “Постороннего” А. Камю, полуязычны многие герои Шукшина. Но не стоит принимать следствие за причину — именно полукультура порождает полуязычие, а не наоборот»[71]. Носитель языка, страдающий полуязычием, не в состоянии выразить свою мысль обычными русскими словами, что и показано в примере.
Феномен полуязычия, реализующийся, в частности, в использовании обсценных идиом, хорошо иллюстрируется примерами ниже — анекдотом, персонаж которого не в состоянии выразить свою мысль словами литературного русского языка или варианта, приближенного к нему, и диалогом из произведения Михаила Георгиевича Гиголашвили.
2. Иностранные гости в колхозе просят выступить на собрании рядового колхозника. На трибуну вылезает мужик.
— Как ёб твою мать, так ёб твою мать, а как ёб твою мать, так ёб твою мать!
Переводчик дает перевод:
— Как работать, так Кузьмич, а как деньги получать, так другие!
3. Васятка, резко рванув, повернул и чуть не врезался в соседнюю машину.
— Куда гонишь, водколаз? — ощерился Юраш.
— А хули этот хуиный хуй хуячит так хуёво на хуй?! — заорал Васятка, выруливая обратно на прямую.
Замещающее употребление может встречаться и в ситуации диглоссии. Так, офицер, беседующий с низшими чинами, говорит иначе, чем, например, в семье[72] или в школе на родительском собрании. Фактически это два различных языка, использование которых определяется коммуникативной ситуацией и предметной областью.
В реальных — невыдуманных — примерах полуязычия все выглядит намного хуже. Это не анекдот, рассчитанный на смеховой эффект, а поток полусознания, непонятный постороннему наблюдателю.
— Чё ты на меня смотришь, жирное чудовище, блядь, а? Ты мне чё, сука, неделю назад говорило, блядь?
— Две недели назад.
— Да мне похуй, блядь. Что ты мне, сука, сказало? Своими погонами ебучими? Вот это что ты мне принес? Это что ты мне, нахуя ты мне эту хуйню, бля, занес, а? [Бьет вентилятором, тот падает.] Нахуя? Ты уже, сука, слабый, нахуй. Ты от одной пощечины падаешь, блядь. Привязанные как две мартышки, блядь, нахуй. Мне часы снять, блядь? А?
[Тот мотает головой.]
— Что нет, блядь?
— Вы правы.
— Правы?
— Да.
— Ты, сука, тварь, отдай свою карточку, отправь ее письмом домой на родину, блядь, мразь ты ёбаная.
[Обращается к другому.]
— Тебе чё, блядь, надо, чтобы карточку отправить домой, блядь? Какие, сука, предпосылки? Кто у вас, сука, деньги забирает, блядь, здесь?
— Да никто не забирает.
— Никто? Чё те, сука, не хватает, ты сказал, тебе надо выпить было. Тебя, суку, блядь, как шлюху привезли, блядь, в машине, блядь. Тоже мразь упала от первого удара, блядь. Мне, сука, 15 секунд на каждого надо, чтоб, сука, нахуй, вас умотать, нахуй. 15 секунд на каждого. Я, сука, нахуй, столько ору, нахуй, теряя свой ебучий голос, блядь, чтобы в твою бошку, блядь, вдолбить. Дебил, блядь.
[Обращается к другому.]
— Ты, блядь, такой же дебил, сука, нахуй. Вас, сука, размотает личный состав, если, блядь, увидит, нахуй, долбоёбов. Пидары вы ёбаные, нахуй. У меня нету, нахуй, ни к тебе, блядь больше по фамилии, не то что по званию, сука, какой ты лейтенант, нахуй. Сними свои ебучие вот эти погоны ёбаные, блядь. [Срывает погоны.] Сука, тебе их кто дал-то, блядь? Мразь ты ёбаная, блядь.
Для понимания процитированного фрагмента общения военнослужащих необходима экстралингвистическая информация (то есть знания о реальном или воображаемом мире), поскольку полуязычный дискурс понимается только при включенном наблюдении. В данном случае старший начальник отчитывает подчиненных — командиров низшего звена (видимо, лейтенантов) — за посещение борделя и пьянство. По-видимому, он пытается наставить их на путь истинный и переслать банковские карточки родным, обеспечив их материально. Функция вентилятора не вполне ясна: судя по всему, это подношение «жирного чудовища» в попытке избежать наказания и задобрить начальника. Не лишним будет отметить, что разговор происходит на фоне одной из программ Владимира Соловьева по центральному телевидению.
По существу, это вариант писем к Мартину Алексеевичу из «Нормы» Сорокина (см. главу 2). Хорошо видна постепенная утрата связной речи. Дискурс увещевания — пусть и матерного и даже с вкраплением «ученых» слов типа предпосылки — к финалу переходит в бессвязный набор слов с потерей грамматических связей между ними: «У меня нету, нахуй, ни к тебе, блядь больше по фамилии, не то что по званию, сука, какой ты лейтенант, нахуй». Остаются только оскорбления и ненависть.