Запретные слова — страница 22 из 28

ёбнуть контекстов, где реализуется значение ‘убить’, можно воспользоваться другими коллекциями текстов. Например, заглянуть в Google Books. И действительно, приблизительно на сотню просмотренных примеров удалось найти достоверный контекст с таким значением.

— Скорей всего, это те, которые на нас наехали, — сказал Женя.

— Те были залетные… — Сиплый огляделся по сторонам <…>. — Мы с ними перетерли.

— Ну, могли же вернуться…

— После таких разговоров не возвращаются. Ладно, короче, я на ментов не сильно надеюсь. Поговорю с пацанами. Найдем, кто Антоху ёбнул.

Владимир Козлов. Lithium

К сожалению, поиск по Google Books неудобен, но обнаружились и другие примеры — менее удачные, но вполне очевидные.

— Кот работает с «Шедди». Не так давно у «Шедди» отмутили часть партии товара. Наглым и бесстыдным образом. А «Щенки» предложили Коту сделку. Поэтому «Шедди» и приехали прямо к ним на базу и сейчас выебут всех прямо в здании. Такие дела.

— И поэтому мы вписались в непонятное? Нас чуть не ёбнули. Нахуй было мутить такую сложную схему? — взорвался я.

Гоблин MeXXanik. Борьба за существование

Приведенный пример менее показателен с точки зрения иллюстрации значения, поскольку это форма с отрицанием в модальности возможности. Но этого тем не менее достаточно, чтобы сделать вывод о существовании младшей нормы, в которой глагол ёбнуть развивает или уже развил такое значение, осуществив естественный переход от семантики ‘ударить’ к семантике ‘убить’.

Достоверно установить, по какой матерной норме — старшей или младшей — живет речевое бессознательное Капитана, не представилось возможным. Эталонный корпус мата-перемата обвиняемого предоставлен не был. Полное оправдание по лингвистическим основаниям не случилось, а было бы красиво… Впрочем, истина дороже.

P. S. На судебном следствии государственное обвинение представило экспертизу доктора педагогических наук. Реальные обсценные формы в репликах обвиняемого были заменены на эвфемизмы «нецензурное слово 1», «нецензурное слово 2». В экспертизе делались выводы по репликам, которые обвиняемый не произносил. Например, анализировалась реплика «Я его убрал», которая представляла собой результат интерпретации (понимания) слов Капитана свидетелем («То, что мне сказал Капитан, в протоколе моего допроса отражено в мягкой форме. На самом деле он произнес фразу с нецензурным выражением “я его убрал…”»). В судебной лингвистической экспертизе такая подмена недопустима, поскольку аналогична по последствиям искажению, а то и подмене доказательств.

Эксперт ссылался на «Краткий словарь криминального сленга», размещенный в Рунете, в котором исследуемые слова отсутствовали. У обсценных глаголов эксперт выделял значения, которых у них нет. Ну и так далее и тому подобное. Испанский стыд, одним словом.

* * *

Реальная речь всегда представляет проблему для лингвистической экспертизы, поскольку до самого последнего времени лингвистическая теория строилась на специально сконструированных идеальных примерах, рожденных в пробирке языковой способности ученых-лингвистов. В последние пару десятилетий ситуация меняется, и речь как продукт речевой деятельности признается основным источником знаний о структуре и функционировании языка, — отсюда бурное развитие корпусной лингвистики. Однако во многих случаях русистика и, шире, теоретическая лингвистика не в состоянии предоставить серьезный инструментарий анализа, или, по крайней мере, его приходится по крупицам собирать в научной литературе.

Эксперт-лингвист должен обладать серьезными исследовательскими навыками, чтобы понимать, что является объектом исследования, какой категориальный аппарат можно и нужно использовать, какие ограничения на применение выбранного метода существуют и так далее. Когда объектом исследования оказывается обсценный дискурс, ситуация усугубляется табуированием этой области бытования русского языка. Пренебрежение матом-перематом оборачивается неспособностью лингвистической теории и практики помочь обществу в отправлении правосудия (ч. 5 ст. 32 Конституции РФ). Это не самое печальное, но чувствительное следствие игнорирования речевой реальности.



Глава 6. Концептуализации нехороших слов

Слегка о научном: суть концептуального анализа. О жопе разной. Хуй в языковом сознании. Про пизду концептуальную

Концептуальный анализ обычно понимают как попытки найти истинную сущность, стоящую за значением слов и будто бы раскрывающую суть вещей. Истоки этого подхода лежат в рационалистической философии XVII века, его придерживались такие представители европейской философской мысли, как Рене Декарт и Джон Локк. Позднее, в середине XX века, на основе рационализма и других направлений логики и философии возникли позитивизм и неопозитивизм. Особенность этих направлений мышления состояла во внимании к естественному языку как основе познания и непременному условию понимания между людьми. Изначально эвристические принципы концептуального анализа использовались философами и применялись к довольно узкой области философских категорий истины и лжи, веры и неверия, рационального и иррационального и некоторых других[104].

Метод концептуального анализа в лингвистике (если не превращать его в унылые псевдофилософские изыскания) заключается в том, чтобы по данным употребления языковых выражений реконструировать стоящие за ними понятия, причем в идеале результат должен отражать наивное, естественное понимание окружающего мира, его естественную категоризацию. В орбиту концептуального анализа в лингвистике были вовлечены такие понятия, как ЦЕЛЬ, ДЕЙСТВИЕ, СУДЬБА, ДУША[105], имеющие интересные языковые воплощения. Анна Вежбицкая в серии работ 1980-х годов расширила область концептуального анализа за счет включения конкретной лексики — слов типа чашка, кружка, велосипед, автомобиль, кошка, собака, абрикос, банан и других[106].

Ничто не мешает использовать метод концептуального анализа для изучения нехороших слов, поскольку по сложности семантики и многообразию употреблений они не уступают словам истина, ложь, вера, добро, любовь и подобным объектам анализа, характерным для философских, антропологических и культурологических изысканий. Возможно, это поможет найти ключ к разгадке небывалого успеха, которым пользуются грубые и неприличные слова у отдельных представителей русского народа (главное — не обобщать).

О жопе

Начнем нашу реконструкцию с концепта ЖОПА как элемента русского национального сознания. Читателю, который по каким-либо причинам сомневается в элитарности выбранного объекта исследования и воротит нос, стоит напомнить известное замечание Ивана Александровича Бодуэна де Куртенэ о том, что слово жопа ничуть не хуже, чем слово генерал (добавим со своей стороны: ничуть не хуже, чем слова судьба и душа и уж тем более лицо и фигура). Эти размышления о ЖОПЕ и жопе основываются на достаточно солидном эмпирическом материале, представленном в словаре Василия Буя и «Академическом словаре русской фразеологии»[107].

Метод концептуального анализа применим в первую очередь в сфере метафорики, поскольку метафоры априори содержат образный компонент — источник метафорической проекции. Метафора и метонимия лежат в основе многих фразеологизмов, образуя внутреннюю форму этих элементов словаря русского (и не только!) языка. Внутренняя форма — это образ, лежащий в основе значения слова или устойчивого выражения и мотивирующий его. Так, значение идиомы засучив рукава основывается на образе человека, приготовившегося к активной физической работе, хотя идиома используется в более широком смысле — ‘усердно, старательно, энергично (делать что-либо)’[108]. Следует отметить, что актуальное значение данной идиомы вовсе не предполагает именно физическую работу, выполняемую руками (хотя и не отменяет ее). С точки зрения концептуализации существенно, что любая работа осмысляется здесь как приложение физических усилий. В дальнейшем мы основываем свой анализ в первую очередь на изучении метафор в примерах употребления идиом, поскольку именно идиомы чаще всего отсылают к образу.

Слово жопа функционирует в идиоматике не столько как наименование соответствующей части тела, о которой не принято говорить в обществе, сколько как выражение, обладающее значительной символической составляющей, которая вычисляется с той или иной степенью приблизительности на основе метафоры, фиксированной во внутренней форме. Это напоминает анализ вещных коннотаций, предложенный Владимиром Андреевичем Успенским в работе «Вещные коннотации абстрактных существительных»[109]. Наше понимание и использование идиом с нехорошими словами возможно благодаря интуитивному осознанию этих символических функций. Иными словами, мы имеем дело не с плоским, одномерным концептом ЖОПЫ: «идиоматическая жопа» способна поворачиваться к нам разными сторонами — прямо как алмаз своими гранями. Попробуем проследить за ее движениями.

Перед тем как перейти непосредственно к описанию материала, необходимо сделать одну оговорку. Концептуальный анализ, то есть выделение некоторых представлений, связанных с определенным понятием, в сфере конкретной лексики направлен не только на сам концепт, но и на соответствующий объект действительности, обозначаемый словом и осмысляемый через призму языка. В результате объект действительности приобретает определенные свойства символа.

Жопа глупая