ёпт…
— Мы вот щас милицию позовем.
В приведенном примере форма ёпт используется для передачи собеседнику идеи говорящего, что сказанное действительно имеет место — в данном случае, что собеседница недостаточно умна.
В других значениях такая сокращенная форма невозможна. Например, в функции выражения досады и недовольства используется только полная форма или форма, в которой опускается первый компонент.
…Когда мы несли с Джоном последнюю вещь — кондишен — силы меня оставили, и кондишен свалился прямо на меня, впрочем, меня не поранив.
— Что ж ты, ёб твою мать, — сказал тихо Джон.
На двух конкурирующих лодках два гаванца ругались на чисто русском языке: «Куда ты прешь со своей ананасиной, мать твою…»
В этих случаях краткая форма ёпт выглядит странной, неуместной.
В то же время отсутствие кодифицированной нормы приводит к тому, что в одних источниках идиома по хуй пишется раздельно, а в других — слитно:
— Мне, в принципе, по хуй, я не русский, не украинец, я грек.
Но прокуратор, похоже, все равно все услышал.
— Мне похуй, — объяснил он.
Грым покосился на медаль и сразу поверил.
Это вполне объяснимо, если иметь в виду, что мат — это феномен устной речи.
Вообще говоря, похожая проблема существует и применительно к обычной лексике. Так, выражение не разлей вода до последних инноваций в сфере орфографии писалось раздельно, что позволяло отнести его к идиомам. В «Русском орфографическом словаре» предлагается слитное написание неразлейвода[63], что представляется нам немотивированным с точки зрения норм и традиций русской орфографии[64].
Варьирование формы — характерная особенность фразеологизмов, то есть устойчивых словосочетаний, значение которых не равно буквальному значению входящих в них слов. Так, идиома крошить батон, то есть ‘агрессивно предъявлять претензии (по большей части необоснованные) к кому-либо’, имеет вполне употребительный вариант крошить бублик. В сфере обсценной идиоматики ситуация с варьированием еще более сложная. Так, морфологические варианты идиомы по хую и по хуй, само собой, не кодифицированы, однако подчиняются правилам и неписаным нормам разговорной речи: форма по хую соответствует старшей норме, а по хуй — младшей. Иными словами, первый вариант используют носители языка старшего поколения, а второй — молодые практики русского мата. Оценка такого варьирования по понятным причинам может опираться только на интуицию.
С варьированием формы связана также возможность замены обсценного компонента идиомы на эвфемизм. Под эвфемизмами в науке о языке понимаются выражения, заменяющие табуированные формы, причем носитель языка, как правило, осознает связь эвфемизма с тем словом или словосочетанием, которое он заменяет. Такие замены позволяют ослабить запрет на употребление[65]. «Эвфемизмы — слова или выражения, служащие в определенных условиях для замены таких обозначений, которые представляются говорящему нежелательными, не вполне вежливыми, слишком резкими»[66].
Стоит отметить, что распространенное представление о том, что эвфемизмы легко заменяют исходные формы во всех контекстах и значениях, оказывается ложным. Так, компонент фиг, легко заменяющий обсценное слово хуй в идиомах на хуй — на фиг, по хую — по фигу, на хуя — на фига, невозможен при эвфемизации идиом на хуях носить. Сказать *на фигах носить нельзя[67]. Другие варианты такой эвфемизации на херах носить и на хренах носить также не представлены в корпусах. Впрочем, встречается идиома таскать / оттаскать на херах: Девочка, натурально, маму на херах оттаскала, потому что обедала и никуда идти не хотела [Генеральный интернет-корпус русского языка].
Парадоксальным образом некоторые идиомы, содержащие стандартную эвфемистическую замену типа хер, хрен и фиг, не допускают обратную операцию — замену эвфемизма на обсценное слово. Так, допустимы формы фиг два, хер два и хрен два, но выражение хуй два отсутствует в наших источниках (в частности, во впечатляющем по объему корпусе литературы в Google Books) и даже не находится в русскоязычном интернете с помощью поисковых систем «Яндекс» и Google.
Новое гуманистическое время не обошло стороной и ипподромный верзошник: кабинки спилили чуть ли не до пупа, и теперь в них фига два повесишься.
А в жизни он будет двигаться, прятаться, и хрен два ты его достанешь. Он прикончит тебя еще до того, как ты вообще вытащишь оружие.
Это ж что-то из разряда «доведение до самоубийства» — заведомо проигрышная статья, хер два чего докажешь.
Тем не менее более тщательный поиск формы хуй два в социальных сетях показывает, что такие примеры присутствуют[68].
Ну и не надо на хвосте самолета крупными буквами «Сибирь» писать, не было бы надписи, хуй два бы кто понял, что это они, а так визуальный образ остатка самолета и огромными буквами их лого — охуенный пиар.
С нашей точки зрения, появление таких форм, хоть и в относительно изолированных языковых сообществах, объясняется отсутствием кодификации этой сферы и указывает на продуктивность механизмов формообразования в обсценной лексике. Существенно также, что интернет-коммуникация вообще не кодифицирована, а существование изолированных сообществ в Рунете способствует размыванию любых норм.
Наряду с классификацией по жанрам, типам дискурса и другим коммуникативным параметрам для обсценных слов и обсценной идиоматики следует выделить еще один важный аспект функционирования. У запретных слов выделяются четыре коммуникативных режима.
В первом случае обсценная лексика используется как фон, на котором разворачиваются описываемые события. Основное содержание речи передается словами разговорного регистра. Примером коммуникации такого рода могут служить комментарий в «Живом журнале» и фрагмент из песни Александра Лаэртского (фоновые употребления выделены курсивом):
Блядь, сделали сука систему, по которой передаешь данные ёбаных счетчиков в Мосэнерго. По телефону-хуефону, через сайт-ебанайт, через приложение блядское в телефоне. Ни один блядь из способов хуй в рот не работает. До Мосэнерго не дозвонишься, сайт не фурычит, приложение глючит. Пиздец, блядь, упростили сука подачу показаний, дебилы сраные.
И на скрипке охуенной,
Как ее зовут, не помню,
То ли, сука, контрабасом…
Нет, размером, блядь, поменьше…
Вспомнил, блядь, виолончеля!
Фоновый режим употребления обсценной лексики характеризуется тем, что изъятие обсценных выражений не приводит к изменению смысла текста. Так, комментарий в «Живом журнале» вполне понятен, если из него убрать обсценные слова.
Сделали систему, по которой передаешь данные счетчиков в Мосэнерго. По телефону, через сайт, через приложение в телефоне. Ни один из способов не работает. До Мосэнерго не дозвонишься, сайт не фурычит, приложение глючит. Упростили подачу показаний, дебилы.
То же можно сделать и с фрагментом из песни Александра Лаэртского, но тогда возникают проблемы из-за присутствия характерных свойств стихотворного текста: размера, ритма и прочих.
В фоновом употреблении обсценные слова являются той частью смысла текста, которая отвечает за отношение говорящего к описываемой ситуации. В науке о языке в этом случае говорят о модусе высказывания в противоположность пропозиции, в которой представлено содержание того, что говорящий сообщает слушающему.
Близок к фоновому так называемый партийный мат, который часто выполнял функции маркера истинности, противопоставляя лживость официальной пропаганды доверительным отношениям среди своих. В советские времена между партийными функционерами было принято обращение по имени и отчеству, но на «ты»: Я, блядь, Николай Иванович, так рад, что удалось выбраться к тебе, — сам понимаешь, надо выполнять постановления партии и правительства! Использование обсценных слов подчеркивало искренность участников коммуникации.
В противоположность фоновому режиму фигурное употребление обсценных слов характеризует именно пропозицию высказывания, то есть используется для описания самой обсуждаемой ситуации или соответствующих ей событий. Рассмотрим характерные примеры из произведений Сорокина и Пелевина.
Из-под кафтана книжка вываливается. Поднимаю. Открываю — «Заветные сказки». Читаю зачин вступительный: В те стародавние времена на Руси Святой ножей не было, посему мужики говядину