И тем не менее по дороге домой она спросила Родриго:
— Скажи, почему ты до сих пор не женат? Ведь ты очень нравишься женщинам. Неужели ни одна из них не тронула твоего сердца?
— Отчего же? У меня было много романов! — весело ответил Родриго. — Но женитьба — это слишком серьезный шаг.
— Помнится, когда-то ты был иного мнения на сей счет. Что, если бы я ответила согласием на твое предложение? Или ты просто морочил мне голову?
— Тогда я был молод, глуп и… безответственен!
— Значит, судьба уберегла меня от ошибки? — несколько натянуто поддержала его шутливый тон Ярима.
— Разумеется, — не стал уверять ее в обратном Родриго.
— А эта банкирская дочь, Валерия? К ней ты кажется неравнодушен?
— Валерия во многом еще дитя, — ответил он уклончиво, давая, впрочем, понять, что ему не хотелось бы говорить о Валерии в таком игривом тоне.
«Так вот, оказывается, где твое слабое место, Родриго Санчес! — не без злорадства подумала Ярима. — Что ж, на всякий случай будем иметь это в виду.»
Валерия забежала к отцу, чтобы поделиться радостью: материал, тот самый, отснятый ею в Толедо, приняли к эфиру. А это означало, что она теперь может рассчитывать на постоянную работу на телестудии.
— Рад за тебя, дочка, — отец поцеловал ее в лоб, как маленькую. — И хотя ты знаешь, что я не в большом восторге от этого твоего увлечения…
— Папа, не надо! — прервала его Валерия. — Неужели ты хочешь омрачить мою радость?
— Ни в коем случае! — засмеялся Де Монтиано. — Просто я считаю, что журналистика — это занятие для мужчин.
— Ты неисправим, папа, — капризно надула губки Валерия.
— Ну перестань, не сердись! — отец обнял ее и прижал к себе. — Я же сказал, что рад твоему успеху. Поработай. Попробуй себя в этом деле. Кстати, возможно, тебе понравится и что-нибудь другое. А потом, ты уже давно не читала мне своих новых стихов. Что, поэзия тебя больше не привлекает?
— Папа, можно перестать писать стихи, но нельзя разлюбить поэзию, — серьезно ответила Валерия. — А стихов я не пишу сейчас, вероятно, потому, что мне нужны какие-то новые впечатления. Недавно я обнаружила, что совсем не знаю мира, в котором живу. Вот, например, там, за окном, идут по тротуарам или едут в машинах люди. А что их волнует, какие заботы ими движут — я не знаю. Понимаешь, сейчас для меня это интересно… Или возьмем другое: мы с тобой ездили по разным странам, но у меня в памяти остались только дорогие отели, картинные галереи, архитектурные сооружения. То есть, я хочу сказать, что до сих пор смотрела на мир глазами туристки, а теперь мне хочется заглянуть в него поглубже.
— Я понимаю тебя, дочка. Это естественное желание в твоем возрасте. Только знай, что тебе неизбежно придется столкнуться с разочарованием, поскольку реальный мир очень жесток. В нем много зла, грязи и крови… Но у тебя есть любящий отец, который всегда защитит свою дорогую девочку.
— Я это знаю, папа. Спасибо. Я очень люблю тебя!
Выйдя на улицу, Валерия увидела, как тот самый сеньор, которого она снимала в Толедо, открывает дверцу автомобиля и собирается отъехать от здания банка.
На раздумье было всего лишь мгновение, и Валерия решилась:
— Простите, — подбежав к машине, сказала она, — могли бы вы задержаться на минуту?
— Слушаю вас, — вежливо ответил ей Карлос.
— То, что я встретила вас, — волнуясь, произнесла Валерия, — большая удача! Я — журналистка… Правда, начинающая. И так получилось, что героем моего первого материала стали вы. Да, не удивляйтесь. Вы ведь были на днях в Толедо?
— Был. И сейчас я припоминаю, что видел вас там.
— Значит, я не ошиблась: это действительно вы. Знаете, поначалу я очень обрадовалась, что у меня взяли этот материал, и только потом почувствовала некоторую неловкость. Ведь я снимала вас без вашего ведома. А вы были там не один… В общем, я с опозданием подумала об этике. Возможно, вам не хотелось бы, чтобы…
— …чтобы телезрители увидели меня гуляющим с пожилой сеньорой? — помог ей Карлос. — Не беспокойтесь: это была моя мама.
— Я именно так и подумала! Даже со стороны видно, что вас связывают какие-то особенные, очень нежные отношения… Возможно, я покажусь вам чересчур навязчивой, но мне хотелось бы подробнее узнать о вас и вашей матери. Почему-то я уверена, что смогу услышать необычную историю.
— Но, надеюсь, вы не станете использовать мой рассказ для еще одного телесюжета? — насмешливо, хотя и вполне дружелюбно спросил Карлос.
— Разумеется. Если вы этого не хотите…
— К сожалению, у меня сейчас совсем уже не осталось времени, — вынужден был извиниться Карлос. — Через несколько минут я должен быть на одной важной встрече. Не возражаете, если мы увидимся в другой раз, и я отвечу тогда на все ваши вопросы?
— Нет, конечно. Буду вам очень признательна. Простите, что задержала лас.
— Не чувствуйте себя виноватой: мне приятно было поговорить с вами. А сейчас я, простите, должен ехать.
— Но… Где? Когда? — напомнила Валерия.
— Сможете подойти сюда завтра? В это же время? А потом мы решим, где нам будет удобнее поговорить.
— Да, — с готовностью ответила Валерия. — Здесь. Завтра. В это же время.
Провожая взглядом удаляющийся автомобиль Карлоса, она подумала, что ей удалось встретиться с человеком весьма неординарным. Ведь любой другой счел бы ее немного сумасшедшей и попытался бы поскорей отделаться от такой бесцеремонной и вовсе не нужной ему собеседницы. А этот, кажется, все понял правильно. Что ж, тем интереснее должна быть их завтрашняя встреча.
В том, что она состоится, у Валерии даже не возникло сомнений.
Жизнь Яримы в Испании протекала достаточно уныло и однообразно. Друзей и близких знакомых здесь не имелось, и единственной отдушиной были беседы с Родриго — тоже, впрочем, нечастые. Чтобы не маяться от скуки, Ярима много времени и сил отдавала работе, а по вечерам, оставшись одна, развлекалась тем, что позволяла себе пропустить рюмочку-другую какого-нибудь крепкого напитка. Настроение после таких возлияний у нее заметно поднималось. В своем неистощимом на всякие каверзы воображении она проигрывала различные ситуации, способные привести ее к внушительному успеху и победе над всеми недоброжелателями. А если точнее, то все устремления Яримы были нацелены на то, чтобы взять реванш за поражение в многолетней истории с Херманом и попытаться, наконец, сделать свою жизнь счастливой.
С первой частью программы она справилась довольно легко: шантаж, угрозы, покушения — все годилось, и все так или иначе приводило Хермана к печальному концу. Но, всласть позлорадствовав и на некоторое время получив удовольствие от своей воображаемой победы, Ярима затем приходила в уныние, потому что не знала, чего же ей хочется для счастья.
Стать свободной и богатой? Да, пожалуй. Но что дальше делать с этой свободой и богатством? На что их употребить? Дорогостоящие путешествия по экзотическим уголкам мира ее не привлекали. Можно было бы, конечно, в одном из таких престижных уголков купить себе замок или виллу… И жить там одной, общаясь лишь с прислугой? Это, должно быть, очень печально и тяжко. Надо все-таки, чтобы рядом находилась родная душа…
Ярима вспомнила, что за всю жизнь ей встретился только один человек, к которому она была привязана, — Херман. А все остальные вызывали в ней только раздражение. Даже к родной сестре, Веронике, она не испытывала никаких теплых чувств. «Я, наверно, вообще не способна на подобные чувства, — честно призналась себе Ярима. — К Херману меня притягивала страсть, всепоглощающий огонь, но теплоты не было и там.»
Такое открытие вовсе не смутило Яриму. Она решила, что это отнюдь не недостаток, а всего лишь ее особенность: просто в ее палитре присутствуют одни чувства и отсутствуют другие. И она с завидным упорством продолжала соображать, как ей устроить свою жизнь, если там не будет Хермана. Кем его заменить? На кого направить весь пыл своих страстей? В какие-то мгновения ей казалось, что она еще сможет полюбить кого-нибудь так же сильно, как Хермана, Например, чем плох Родриго? Может, стоит им заняться всерьез? Не похоже, правда, чтобы он был влюблен в нее, и это даже несколько задевает ее самолюбие. Но, надо признать, что и страданий не доставляет, как это было в случае с Херманом. Потому что и Ярима-то не пылает любовью к Родриго. Нет, видимо, ей уже никогда не суждено познать страсть к мужчине… Если бы можно было родить ребеночка и жить ради него! Но и тут судьба проявила к ней жестокость…
Ярима тяжко вздохнула и, отхлебнув очередной глоток из рюмки, тупо уставилась в экран телевизора. Внезапно взгляд ее стал осмысленным и сосредоточенным: на экране она увидела крупным планом лицо Амалии. «Нет, вряд ли это она», — подумала Ярима и в тот же момент увидела другое знакомое лицо — Карлоса. Сомнений больше не оставалось: это были они — Амалия и Карлос. Что за странная компания? Почему они гуляют вдвоем, тем более здесь, в Испании? Ярима стала вглядываться в подробности возникшего на экране пейзажа и поняла, что съемки производились в Толедо, куда она сама недавно ездила по совету Родриго.
Камера между тем еще раз скользнула по лицам Карлоса и Амалии, а затем в кадре появился роскошный закат, отражающийся в водах Тахо, и зазвучала тихая, приятная музыка, подготавливающая зрителя к восприятию совсем другого сюжета.
Ощутив острую тревогу, Ярима стала гадать, какие дела могли привести Карлоса Гальярдо в Испанию. Неужели Херман разузнал каким-то образом, где скрывается Ярима, и послал по ее следу Карлоса? Такой вариант возможен, но при чем тут Амалия? Старые родственные связи? А что, вполне вероятно: ведь Амалия — сестра покойной жены Хермана. Прежде они не слишком-то роднились, но во время болезни Альваро заметно сблизились. Амалия проводила много времени у постели племянника, а Херман и вовсе не отходил от умирающего сына.
Яриме припомнилось, каких трудов стоило ей выпроводить Хермана из палаты, чтобы подсунуть его дорогому сынку яд. Воспоминание это оказалось для Яримы неприятным, ибо оно повлекло за собою другие воспоминания — о том, как под дулами пистолетов приходилось убегать от полиции, а затем скрываться в холодной тесной пещере. Нет, не хотелось бы Яриме, чтобы нечто подобное повторилось в ее жизни, потому она так и встревожилась из-за появления в Испании Карлоса.