Несомненно, к ней эти проявления веселья не имели отношения. Но как повела себя Оливия Маргарет Уайтфилд, занимающая одну из высших ступенек на иерархической лестнице общества? Развернулась и ушла прочь от Гранта Медисона?
Отнюдь! Она отпрянула от него, и влепила ему пощечину…
Очнувшись от воспоминаний, она глубоко вздохнула и снова погрузилась в воду, сожалея, что не может найти в себе силы утопиться от стыда. Как она теперь будет смотреть в глаза людям и ему? К тому же целых два месяца?
Глава вторая
В выходные дни Оливия пряталась от всех. Отключив телефон, она с головой окунулась в работу: покрасила туалетную комнату в дальней части холла, навела порядок в цветнике, окаймляющем патио, и в своем гардеробе.
В понедельник, благословляя про себя современное чудо — компьютер, Оливия выполнила накопившуюся работу. Однако во вторник она принялась ломать голову, чтобы найти благовидную причину и не идти на планерку в «Спрингдейл Дженерал».
«Ты взрослая женщина, Оливия! — уговаривала она себя. — Что особенного произошло, из-за чего нельзя показаться в свете? В конце концов, ты свободная дама».
Но спустя некоторое время ей пришлось все-таки проглотить горькую пилюлю чужого любопытства.
— Слышала, твой муж вернулся в город? — приветствовала ее Ингрид из кулинарии, когда Оливия заглянула к ней по пути в госпиталь. — А твой отец, говорят, в бешенстве от этого.
Ингрид являлась постоянным источником информации — в маленькой кулинарии было много постоянных посетителей в лице местных матрон, которые живо интересовались всеми новостями, по большей части касающимися личной жизни персон им известных.
Ну а такая новость, как возвращение доктора Медисона, была исключительно волнующей. Оливия была не единственной, кто находил его неотразимо сексуальным и в высшей степени умным.
— Мне, пожалуйста, банку маслин и маленькую упаковку фасолевого салата, — холодно сказала она, надеясь пресечь разговор на корню. — И, к слову, он мой бывший муж.
Однако Ингрид не отличалась тактичностью.
— Думаешь, люди ничего не заметили, голубушка? Сейчас у нас в городе масса интересных мероприятий. Миссис Боулс устраивает прием одна из первых, и доктор Медисон — в числе приглашенных. Понимаешь почему? — Ингрид, поудобнее устроилась за прилавком. — Ее дочь Джоанна сделала красивые зубы, сбросила лишний вес и выглядит потрясающе. Миссис Боулс намерена выдать ее замуж за богатого; во всяком случае, машина твоего бывшего им импонирует.
— Что ж, желаю им удачи, хотя бы потому, что ничего не знаю, о его богатстве.
— Не думаю, что тебя интересует материальная сторона, — хитро прищурившись, сказала Ингрид. — Все-таки жалеешь о разводе?
— Конечно же, нет!
— Ну что же, пусть будет так. Но он слишком крупная рыба, и его трудно удержать в руках, — уколола ее Ингрид.
— Всего доброго! — сказала Оливия, стремительно направляясь к выходу — у нее не было больше сил отбиваться от глупых умозаключений Ингрид.
Но вместо того, чтобы пойти в больницу, она решила сделать крюк через парк и по дороге нашла скамейку в тихом уголке с видом на речку. Ей нужно было некоторое время, чтобы прийти в себя, прежде чем отважиться встретиться с кем-нибудь еще.
Почему же последние слова Ингрид, так сильно задели ее? Почему ей неприятна мысль, что какая-нибудь интересная женщина может стать для Гранта Медисона тем, чем была она, Оливия? Значит ли эта охота на Гранта местных мамаш, что она не будет никуда приглашена?
Она знала ответ: нет. У нее есть Генри. Но… хочет ли она его, она, женщина во цвете лет? Пора, пора ей быть замужем, иметь детей и спать каждую ночь рядом с отцом ее детей… Да, у нее есть Генри, который влюблен в нее. Но выйти за него замуж, заняться с ним любовью, иметь от него детей?.. Нет, к счастью, он джентльмен, а джентльмены силой женщину не берут. В отличие от Гранта…
И как некстати проносятся перед ее взором воспоминания того давнего лета! Ей было почти двадцать, когда они с Грантом встретились, и сказать, что она влюбилась в интересного молодого врача, — значит, ничего не сказать: она как в омут бросилась в эту любовь.
На третье свидание Грант взял напрокат лодку, и они провели вторую половину дня, плывя вниз по течению. На ней было белое платьице и под ним хлопковые трусики; на нем — джинсовые шорты и голубая рубашка поло. Она расправила юбку и, подложив под голову руку откинулась на борт лодки, а другую руку опустила вниз, пропуская через пальцы воду; она ни на секунду не сводила с него полуприкрытых глаз, любуясь игрой мускулов под лоснящейся загорелой кожей его рук и ног и хорошо понимая, что он тоже наблюдает за ней.
Далеко за пределами города он направил лодку в тихую заводь, привязал ее и повел Оливию по берегу к огромной старой плакучей иве. Девушка заметила нетерпеливую страсть в его глазах и поняла, что поцелуями дело не кончится и сопротивляться она не будет…
Даже по прошествии стольких лет она краснела от того, с какой готовностью отдалась ему. Мгновенно была задрана юбка, обнажена грудь и спущены трусики! Как бесстыдно она позволяла ему доставлять ей удовольствие, какие непристойные стоны вырывались из ее груди, когда он скользил языком по изгибу ее плеч и истязал не спеша, втягивая губами в рот по очереди ее обнаженные соски! И как доверчиво открылась ему ее зовущая плоть, а его, такая твердая, горячая, большая, вошла в нее…
Она помнит, как долго лежала, ожидая от него тех единственных слов, которые женщина хочет слышать в этот момент…
Но молчание затянулось и заставило заволноваться: неужели она разочаровала его? Когда же она наконец, набралась храбрости и взглянула на него, то увидела на его лице ленивую улыбку.
— Ну, как? — вполголоса пробормотал он.
— Что — как? — почти закричала она. — Что будет дальше?
А дальше Грант небрежно влез в свои шорты и, бросив взгляд на часы, потянул Оливию за ногу.
— Нам пора возвращаться назад, — сказал он и нежно поцеловал ее. — Меня ждут в больнице.
Ее платье было в пятнах от травы, и она заплакала, когда обнаружила их.
— Все узнают, чем мы занимались, — причитала она.
— Как? — удивился Грант. — Я не собираюсь разносить весть по всему городу. — Он перегнулся через весла и снова ухмыльнулся. — Твой внешний вид, ничуть не отличается от моего, дорогая.
Она была раздавлена его безучастностью к тому таинственному превращению, которое произошло с ней. Значит, он к ней равнодушен и ему нужно только это!
Ее отец тотчас же почувствовал в ней перемену и, когда Грант не позвонил на следующий день, как обещал, критически заметил:
— Вот что ты получила за то, что уступила такому мужчине, как Грант Медисон. Он использует тебя, Оливия, и ты будешь жить, проклиная тот день, когда встретилась с ним.
Отец был прав, думала она. А чего стоит воспоминание о том, как она в феврале сказала ему, что беременна, после свадьбы, состоявшейся в сентябре.
— Вот некстати! — вздохнул он, опускаясь на край их кровати и обхватывая голову руками. — Как, черт возьми, это произошло?
И как будто накаркал: у нее случился выкидыш.
— Нет, худа без добра, — сказал Грант с присущей ему профессиональной уверенностью, словно Оливия была его пациенткой. — Тебе сейчас больно, но ты молода и здорова, и нет причин, которые помешали бы тебе выносить и родить ребенка в нужные сроки.
Но это время еще не пришло, Оливия.
Конечно, не пришло — для него, в то время одержимого работой. Конечно же, она знала, за кого выходила замуж — за врача, но в то же время и за эгоиста, зацикленного на своих желаниях и потребностях так, что беспокоиться о ком-то еще, в том числе и о своей жене, было для него тягостной обузой.
Как ни странно, эти горькие воспоминания взбодрили ее. Хватит быть только дочерью Сэма Уайтфилда или женой доктора Гранта Медисона! Оливия самодостаточная женщина, достойная уважения, которого добилась сама. Она никому больше не позволит превратить ее жизнь в нечто хаотичное, зависящее от слухов о ее личной жизни, успехах бывшего мужа и т. д.
Отчистив пятно на рукаве куртки, она поднялась со скамейки и направилась к главному входу больницы.
В этот утренний час в центральной приемной было полно посетителей, а также обслуживающего и медицинского персонала. Все были заняты своими делами, и тем не менее, несколько любопытных взглядов проводило ее до площадки перед лифтом. «Да, — подумала с досадой Оливия, — слухи распространились и в больнице». У нее оставалась надежда, что, возможно, ей показалось, но она улетучилась, как только Оливия переступила порог конференц-зала.
— Молодец, вы не стали отсиживаться дома из-за головной боли, — встретила ее глава комитета по связям с общественностью Дафна Джером. — И вообще, дорогая моя, я восхищена силой вашего духа.
Оливия знала, что Дафна не восхищалась никем, кроме самой себя, и ее замечание истолковала как вульгарное любопытство: что же все-таки произошло в субботу?
Притворившись удивленной, Оливия вежливо проговорила:
— Не понимаю, Дафна, о чем вы?
— О появлении вашего бывшего мужа! Без преувеличения он был в центре внимания на свадьбе Джастина Грира. Но вы вели себя вполне достойно — после стольких лет разлуки…
— Собственно, особого повода для волнения не было. Мы разведены уже так давно, что эмоции любого рода отсутствуют.
— Я рада за вас. Было бы несправедливо, если б вы страдали.
Оливия поняла, что совершила ошибку, пускаясь с Дафной в словесную игру, и решила, со своей стороны, тоже всадить шпильку.
— Женщине вашего возраста следовало бы доверяться сердцу, а не слушать сплетни. Мне жаль тратить время на то, чтобы снабжать вас достоверной информацией, и не будем больше обсуждать мое настроение. Где доктор Хат? Ему, как заведующему отделением кардиологии, было бы полезно поприсутствовать на сегодняшнем собрании.
— Разве вы не слышали? Его вызвали в город, а заместитель, доктор Грир, сейчас в отпуске по случаю своего медового месяца. Здесь второй его заместитель и… — Дафна лукаво улыбнулась