Лифт успел опуститься на три фута ниже уровня седьмого этажа, и мне приходится карабкаться обратно. Затем я ползу по полу, чтобы вдыхать поменьше дыма – еще один полезный совет из серии «как вести себя при пожаре»; мне и в голову не приходило, что они действительно пригодятся мне в жизни.
Я кашляю и зову Руфуса, но мой голос теряется в шуме. Щурясь, я пытаюсь разглядеть хоть что-то сквозь дым. Руфус такой крошка, а мои глаза застилают слезы. Сквозь пелену я вижу, как пожарные в шлемах и масках врываются в квартиру 7С, приглушенно переговариваясь. За открытой дверью квартиры виднеется горячее зарево.
Огонь.
Яркий, пульсирующий, окрашивающий холл оранжево-желтым.
Я встаю на ноги, завороженная этим светом. Мне больше не страшно. Только любопытно.
Я делаю шаг вперед и снова кашляю.
– Джулс, – кричит Грета из лифта, – хватай собаку и давай убираться отсюда.
Я не обращаю на нее внимания и делаю еще шаг. Кажется, у меня нет выбора. Я попала в ловушку.
Я иду вперед, ощущая тепло на лице. Жар обволакивает мою кожу.
Я закрываю глаза, защищая их от дыма.
Делаю глубокий вдох, пока меня не пробирает кашель. Тяжелый, резкий, от которого я сгибаюсь в конвульсиях.
От дыма у меня кружится голова, и на мгновение я забываю, где я и что я здесь делаю. Но потом за спиной у меня раздается лай, и я резко оборачиваюсь, глядя на бегущее ко мне сквозь пелену дыма создание.
Руфус.
Растерянный и напуганный.
Совсем как я.
Я падаю на колени и вслепую хватаю его, не давая пробежать мимо. Руфус лает и пытается вырваться. Я неуклюже ползу к лифту, не вставая на ноги. Достигнув цели, я спрыгиваю обратно в кабину и, удерживая Руфуса одной рукой, закрываю решетку. Грета бросает на меня шокированный, испуганный взгляд и нажимает кнопку первого этажа.
Чем ниже мы опускаемся, тем сильнее рассеивается дым. В лобби видна лишь легкая дымка. Но я продолжаю кашлять. И с хрипом втягивать в себя воздух в перерывах между приступами кашля.
Грета молчит и не смотрит на меня. Боже, она, наверное, думает, что я сошла с ума. Я бы подумала то же самое, если бы не знала настоящей причины своего безрассудства.
Выходя из лифта, мы проходим мимо трех парамедиков с носилками, спешащих наверх. Один из них вопросительно смотрит на меня.
Мне хватает сил кивнуть в ответ. Да, мы в норме.
Они бегут к лестнице. Мы идем в другую сторону, следуя за шлангами, тянущимися к дверям. Я, Грета и Руфус. Мы жмемся друг к другу, выходя наружу, где светят красными мигалками скорая помощь и две пожарных машины. Весь квартал перекрыт, и у входа собралась небольшая толпа, в том числе несколько репортеров.
Они подбегают, стоит нам только выйти на порог.
Меня ослепляют вспышки камер.
Один из журналистов выкрикивает вопрос, но у меня в ушах по-прежнему звенит вой сирен.
Руфус лает, рассерженный не меньше меня. На его лай оборачивается Марианна Дункан. Она одета как Норма Десмонд[8]. Развевающееся платье в восточном стиле, чалма, солнечные очки. Ее лицо покрыто толстым слоем крема.
– Руфус?
Она подбегает и берет Руфуса у меня из рук.
– Мой малыш! Я так волновалась! – и добавляет, обращаясь ко мне: – Он испугался сигнализации и выпрыгнул у меня из рук. Я хотела его найти, но пожарный велел мне уходить из здания.
Она начинает плакать. Слезы прочерчивают дорожки в слое крема у нее на лице.
– Спасибо, – твердит она, – спасибо, спасибо!
Мне едва удается кивнуть. У меня кружится голова от сирен, вспышек камер и дыма, который по-прежнему клубится у меня в легких.
Я оставляю Грету с Марианной и осторожно пробираюсь через толпу. Жильцы Бартоломью заметно выделяются среди посторонних наблюдателей. Их легко отличить по одежде для сна. Дилан одет в пижамные штаны и кеды и, кажется, вовсе не замечает ночной прохлады. На Лесли Эвелин красуется элегантное черное кимоно – вместе с Ником она пересчитывает выбравшихся наружу жильцов.
Когда из дверей выходят парамедики с мистером Леонардом на носилках и в кислородной маске, толпа начинает аплодировать. Мистер Леонард в ответ дрожащей рукой показывает большой палец.
Я наконец выбираюсь из толпы. Иду на север, желая оказаться подальше от Бартоломью. У каменной стены, ограждающей Центральный парк, я наконец опускаюсь на скамейку.
Кашляю еще раз.
И только теперь я позволяю себе заплакать.
Сейчас
Доктор Вагнер выглядит удивленным, и я его понимаю. В его голосе звучит тревога, скрывающаяся под напускным спокойствием.
– Убегали?
– Да, говорю же.
Я не хочу ему грубить. Доктор Вагнер не сделал мне ничего плохого. Но мне трудно ему довериться. Результат нескольких дней, проведенных в Бартоломью.
– Я хочу поговорить с полицией, – говорю я. – И с Хлоей.
– Хлоей?
– Моя лучшая подруга.
– Мы можем ей позвонить, – говорит доктор Вагнер. – Вы помните ее номер?
– Он у меня в телефоне.
– Я попрошу Бернарда, чтобы он его нашел.
Я облегченно вздыхаю.
– Спасибо.
– Простите за любопытство, – говорит он, – но как долго вы жили в Бартоломью?
Мне нравится эта формулировка. Прошедшее время.
– Пять дней.
– И вам показалось, что вы в опасности?
– Сначала нет. Но потом – да. Со временем.
Я смотрю на картину Моне, криво висящую на стене за спиной у доктора Вагнера. Мне знакома эта картина, хотя я не могу вспомнить, как она называется. Наверное, что-то вроде «Голубой мост над кувшинками», потому что именно это на картине и изображено. Красивая картина. С койки мне виден изгиб моста над цветами в воде. Но я знаю, что, если взглянуть на картину с другого ракурса, она будет выглядеть иначе. Линии моста будут не столь изящны. Кувшинки превратятся в бесформенные пятна краски. Вблизи картина наверняка будет уродлива.
Так часто бывает. Чем ближе ты оказываешься к чему-то красивому, тем отвратительней оно кажется.
Совсем как Бартоломью.
– Вы почувствовали опасность и скрылись, – подытоживает доктор.
– Убежала, – поправляю я.
– Что подтолкнуло вас к этому решению?
Я снова опускаюсь на подушки. Придется все ему рассказать, хотя, возможно, это и не лучшая идея. Но доверие в данном случае ни при чем. С каждой минутой я все сильнее убеждаюсь, что доктор Вагнер действительно хочет мне помочь.
Вопрос не в том, что ему рассказать.
А в том, поверит ли он в то, что я расскажу.
– Бартоломью – как дом с привидениями. Но вместо привидений – прошлое. Там произошло столько ужасного. Столько трагедий. Они переполняют это здание.
Доктор Вагнер приподнимает брови.
– Переполняют?
– Как дым, – отвечаю я. – И я вдохнула этого дыма.
Три дня назад
21
Я просыпаюсь в семь с небольшим из-за того же самого звука, который слышала прошлой ночью.
Звук, не похожий на звук.
На этот раз я уверена, что в квартире никого нет, но мне все равно любопытно, что же это такое. В любом доме есть свои собственные звуки. Скрипучие ступени, гудящие холодильники, звенящие от ветра оконные рамы. Главное – понять, откуда берется этот звук, и он больше не будет тебя беспокоить.
Так что я вылезаю из постели, дрожа от холода – окна пришлось оставить открытыми на всю ночь. Из-за пожара квартира пропахла дымом, будто в ней выкурили пачку сигарет.
Я шлепаю вниз по лестнице, босиком, в одной только ночной рубашке, и периодически прислушиваюсь – прислушиваюсь изо всех сил к происходящему в квартире. Я слышу много разных звуков, но ничего, похожего на тот самый. Тот звук куда-то пропал.
На кухне надрывается забытый на столешнице телефон – рингтон означает, что звонит Хлоя. Это внушает тревогу, потому что мы еще в колледже договорились – никаких звонков до утреннего кофе.
– Я еще не пила кофе, – говорю я, отвечая на звонок.
– После пожара можно сделать исключение, – отвечает Хлоя. – Ты в порядке?
– Да, я не пострадала.
Огонь не продвинулся дальше квартиры 7С, где живет мистер Леонард. Как выяснилось, у него снова участилось сердцебиение. Но вместо того, чтобы вызвать скорую, как настоятельно советовал ему Ник, мистер Леонард решил, что все пройдет само. Поздно вечером, когда он готовил себе ужин, у него случился инфаркт. Уже четвертый.
В этот момент он держал в руках прихватку, которую тут же выронил. Та упала прямо на плиту и мгновенно загорелась. Огонь распространился по всей кухне, пока мистер Леонард пытался доползти до двери, чтобы позвать на помощь. Открыв дверь, он тут же потерял сознание, и сквозняк начал раздувать пламя и разносить дым по всему зданию.
Пожарных вызвала Лесли Эвелин, тоже живущая на седьмом этаже. Она почуяла запах гари, вышла на лестницу и увидела дым, валивший из открытой двери мистера Леонарда. Благодаря быстроте ее реакции здание почти не пострадало. Только небольшой ущерб от воды в холле седьмого этажа и следы дыма на стенах седьмого, восьмого и девятого этажей.
Я узнала все это, когда жильцам разрешили вернуться в свои квартиры, через два часа после пожара. Поскольку в лифт влезает не больше двух человек, а подниматься по лестнице никто не хотел, в лобби завязался оживленный разговор. Я не знала почти никого в той толпе. Из всех присутствующих только я, Дилан и Ник были младше шестидесяти.
– Я имею в виду, эмоционально, – говорит Хлоя.
Тут все несколько сложней. У меня было время успокоиться, но легкая тревога не желает меня отпускать – совсем как дым, не до конца выветрившийся из квартиры.
– Это было тяжело, – говорю я. – И страшно. Я плохо спала, но все в норме. С моими родителями все было совсем иначе. Кстати, как ты узнала про пожар?
– Из газеты, – говорит Хлоя. – На первой полосе твоя фотка.
У меня вырывается стон.
– Насколько паршиво я выгляжу?
– Как трубочист из «Мэри Поппинс». – Я слышу стук клавиш и клик мыши. – Проверь почту.