Не ошиблась.
– Огромное спасибо, – громко говорю я в надежде заглушить зародившееся сомнение.
Не помогает.
– Тогда почему ты выглядишь так, будто вот-вот впадешь во внезапный сон?
Именно так я себя и чувствую. Будто застыла на краю обрыва и рискую вот-вот сорваться в бездну.
– Мне просто неловко, – говорю я. – Не стоило утруждаться.
– Мне совсем не трудно, – говорит Грета. – Я бы не стала этого делать, если бы не хотела тебя порадовать.
– Но вы были правы, когда рассердились на меня в тот день. Наверняка вам все время надоедают просьбами об автографах. Особенно временные жильцы.
– Ты ошибаешься. Я раньше никогда не подписывала книгу для кого-то в Бартоломью. Ты особенная, Джулс. И я хотела показать тебе это.
Я стараюсь изобразить, что очень польщена, прижимаю книгу к груди и нарочито восторгаюсь – так, как восторгалась бы совершенно искренне, если бы Грета сделала это вчера. На самом деле я хочу отбросить книгу как можно дальше.
– Мне очень приятно, – говорю я. – Честное слово. От всего сердца, спасибо вам.
Грета по-прежнему смотрит на меня с беспокойством.
– Ты уверена, что все в порядке?
– Честно говоря, мне нездоровится. – Раз изобразить энтузиазм не вышло, остается только найти подходящее оправдание. – Кажется, простуда. Я всегда заболеваю, когда начинает холодать. Думала, что после чашки чая мне станет лучше, но теперь понимаю, что нужно прилечь.
Если Грета понимает, что я всего лишь хочу ее выпроводить, то не подает виду. Она просто допивает свой чай, вешает на плечо сумку и неторопливо выходит из кухни. У двери она говорит:
– Отдохни. Я загляну к тебе завтра.
Я через силу улыбаюсь.
– Если я не загляну к вам раньше.
– А, так это соревнование, – говорит Грета. – Что ж, я принимаю вызов.
Она выходит и по пути к лифту машет мне рукой на прощание. Как только она скрывается из виду, я закрываю дверь и бегу в кабинет. Схватив с полки экземпляр «Сердца мечтательницы», который я заметила в свой первый день в Бартоломью, я открываю его на первой странице.
То, что я вижу, вызывает странное чувство у меня в груди. Как будто мое сердце разбивается на множество острых осколков.
Я дала Грете возможность сказать правду, но она солгала. Я не знаю, зачем. Не знаю, что это значит.
Знаю лишь, что в этой книге почерком Греты написано то же самое, что и в двух других экземплярах. Различаются лишь имена.
В одной книге – мое имя.
В другой – имя Ингрид.
А в этой…
Дорогая Эрика,
Очень рада знакомству! Энергия твоей молодости наполняет меня жизнью!
С наилучшими пожеланиями,
34
Я твержу себе, что это ничего не значит.
Что Грета пишет одни и те же слова каждый раз, когда у нее просят автограф.
Что книги с такой подписью есть у сотен женщин.
Что Грета вовсе не завела дружбу с Эрикой и с Ингрид так же, как завела ее со мной. Что она не приглашала их к себе, не звала на ланч, не рассказывала про свое прошлое, чтобы потом… Что? Убить их? Похитить?
Разумеется, нет.
Она не способна на это. Ни физически, ни душевно.
По причине своего возраста и хрупкого здоровья Грета Манвилл совершенно безобидна.
Но почему она солгала? В самих автографах нет ничего сомнительного. Грета – писательница. Естественно, она раздает автографы. Если бы она просто признала, что подписывала книги для Ингрид и Эрики, у меня не возникло бы и тени подозрения. Меня напугала именно ее ложь.
Остается надеяться на то, что так Грета пыталась меня защитить. Она знает, через что я прошла. Я сама выложила ей все свои грустные истории. Вполне вероятно, что она жалеет меня и думает, что я почувствую себя менее особенной, если узнаю о других книгах. Будто бы если я стану любимицей Греты, мое прошлое перестанет быть таким дерьмовым.
Или, возможно, Грета знала Ингрид ближе, чем признает. И Эрику тоже. Она дружила с ними и теперь, зная, что они пропали, не желает быть втянутой в расследование. Это не значит, что она виновата в их исчезновении. И не значит, что ей все равно. У нее просто нет времени и сил искать их так же настойчиво, как это делаю я.
Но третье возможное объяснение заслоняет собой два других – Грета что-то скрывает.
Она уже говорила, что Ингрид приходила к ней, якобы с расспросами о пугающем прошлом Бартоломью. Что, если и это – очередная ложь? Что, если Ингрид спрашивала Грету не про здание, а про Эрику?
Это вовсе не так невероятно, как может показаться. Я пришла к Грете, чтобы расспросить ее об Ингрид. Вполне возможно, что та поступила точно так же, пытаясь найти Эрику. Может, как и у меня, у нее были причины полагать, что Грета и Эрика были подругами.
С другой стороны, Ингрид действительно могла спросить ее о Бартоломью – потому что подозревала, что об этом спрашивала Эрика. Маловероятно, но возможно. Чтобы подтвердить это предположение, нужно проверить, не интересовалась ли Эрика прошлым Бартоломью.
Я сажусь обратно на алый диван и открываю браузер на телефоне Эрики, чтобы проверить закладки и историю. В закладках – стандартный набор девушки, живущей в Манхэттене. Расписание общественного транспорта, прогноз погоды, меню ресторанов с доставкой. А вот в истории пусто – Эрика ее очистила. Ну конечно. Глупо было рассчитывать, что я увижу поисковые запросы о зловещем прошлом Бартоломью.
Вместо того, чтобы закрыть браузер (что мне следовало бы сделать) или швырнуть телефон через всю комнату (что мне хочется сделать), я открываю гугл. Да, Эрика очистила историю, но есть шанс, что она пользовалась функцией автозаполнения, которая запоминает наиболее частые запросы.
Я начинаю с Бартоломью. В ответ на букву «Т» поисковик немедленно предлагает знакомое имя: Томас Бартоломью – врач, спроектировавший и построивший здание, и полгода спустя сбросившийся с его крыши. Эрика явно успела про него почитать.
Я ввожу запрос, и на экране появляется список статей о несчастном докторе Бартоломью. Первая же ссылка ведет на статью, которую я прочла пару дней назад.
ТРАГЕДИЯ БАРТОЛОМЬЮ
Я возвращаюсь к результатам поиска и листаю дальше, пока не нахожу ссылку, не связанную со смертью доктора Бартоломью. Нажав на нее, я попадаю на каталог недвижимости Манхэттена. В нем содержится лишь название, адрес и несколько скупых фактов о здании.
Год постройки: 1919
Количество квартир: 44
Владелец: здание принадлежит семье Бартоломью. В общем доступе отсутствуют данные о стоимости, доходности и приблизительной цене за квартиру.
Я закрываю браузер и возвращаюсь к сообщениям Эрики. Ничего интересного. Она просто болтала с друзьями и назначала встречи с Диланом. В журнале вызовов – то же самое. В последние дни перед своим исчезновением она звонила только Дилану и во Дворец Хунань.
Но третьего октября ей звонила Ингрид.
А на следующий день Эрика исчезла.
Я быстро возвращаюсь к голосовым сообщениям, пролистывая те, которые мы с Диланом успели послушать в парке. Чуть ниже – сообщение, до которого мы не дошли.
Я нажимаю на него и слышу голос Ингрид, приглушенный и взволнованный:
Я думала о том, что ты сказала мне вчера, и решила разузнать побольше. Ты права. Здесь действительно происходит что-то очень странное. Не знаю, что именно, но меня это по-настоящему пугает. Перезвони.
Эрика так и не перезвонила – либо поговорила с Ингрид лично, либо решила, что это не важно. Думаю, первое. Голос Ингрид звучал слишком обеспокоенно – Эрика не могла ее проигнорировать. Хотела бы я знать, что Эрика ей сказала и что Ингрид узнала потом. К сожалению, я не могу их спросить.
Я откладываю телефон Эрики в сторону и беру свой собственный. Потом набираю сообщение для Ингрид, хотя прекрасно знаю, что она не ответит. Меня подталкивает отчаянная надежда, что из десятков сообщений, которые я отправила за последние пару дней, она каким-то образом ответит именно на это.
Если ты прочитаешь это сообщение, ПОЖАЛУЙСТА, ответь. Мне нужно поговорить с тобой про Бартоломью и про Эрику, и про то, что ты о них знаешь. Это очень важно.
Я кладу телефон на кофейный столик экраном вниз и смотрю на стену. В отличие от Греты, я не могу выбрать, на что смотреть. Я вижу лица, нравится мне это или нет.
Они безучастно смотрят на меня в ответ, распахнув темные рты, словно пытаясь сказать что-то, рассмеяться или спеть. Я зябко ежусь и закрываю глаза. Глупо, я знаю. Как будто они не видят меня, раз я не вижу их.
Но тут мой телефон вибрирует, и я резко открываю глаза.
Мне пришло сообщение.
Я беру телефон и холодею от шока, увидев, кто мне написал.
Ингрид.
Привет, Джулс. Пожалуйста, не волнуйся. Со мной все хорошо.
Я чувствую невероятное облегчение. Оно теплой, опьяняющей волной прокатывается по моему телу, до самых кончиков пальцев.
Я ошибалась. Во всем. Ингрид жива и здорова. И, если ее внезапному отъезду есть разумное объяснение, то, возможно, объяснения есть и для того, что случилось с Эрикой и Меган.
Но пока что я хочу знать, что это за объяснение.
Я отправляю три сообщения, одно за другим – мои пальцы, все еще теплые от радости, стремительно порхают над экраном.
Где ты?
Все в порядке?
Что происходит?
Проходит минута. Потом еще две. Чтобы скоротать время в ожидании ответа, я начинаю прохаживаться туда-сюда по комнате, считая шаги. Когда я дохожу до шестидесяти семи, на экране появляются три голубые точки, подпрыгивающие вверх-вниз. Ингрид набирает сообщение.
В Пенсильвании. Друг помог найти работу официанткой.
Я волновалась. Почему ты не писала и не звонила?
На этот раз ответ приходит незамедлительно.