Снаружи раздается торопливый цокот каблучков.
Лесли Эвелин.
Я жду, пока она пройдет мимо, и оглядываюсь, чтобы осмотреть темную палату.
И тут я замечаю Грету.
Она в оцепенении сидит на койке и в ужасе смотрит на меня.
Приоткрыв рот, она балансирует на грани крика.
Один-единственный звук меня выдаст, поэтому я смотрю на нее в ответ широко распахнутыми глазами, мысленно умоляя ее не кричать.
Губами я произношу одно-единственное слово.
Пожалуйста.
Грета так и сидит с открытым ртом, пока Лесли проходит мимо. Через несколько секунд Грета наконец подает голос:
– Уходи, – произносит она хриплым шепотом. – Быстрее.
54
Я дожидаюсь, пока Лесли не откроет дверь палаты, в которой я лежала. Из нее вырываются клубы серого дыма, моментально заполняя сестринскую. Под прикрытием дыма я спешу к концу коридора. С каждым шагом боль будто бы притупляется. Не знаю, действительно ли она ослабевает, или я просто к ней привыкаю. Неважно. Главное – не останавливаться.
И я иду дальше.
До конца коридора.
Через дверь, которую Лесли оставила открытой.
В квартиру Ника.
Я закрываю за собой дверь – для этого мне приходится упереться в нее плечом. Мне на глаза попадается щеколда.
Я запираю дверь.
Меня наполняет удовлетворение, хотя я не питаю надежд, что Лесли и все остальные оказались в ловушке. Наверняка есть и другой выход. Но мне удалось их задержать, а большего мне и не требуется.
Я бреду дальше, полная усталости, боли и адреналина. От этой смеси у меня кружится голова.
И вот я на кухне Ника, и она словно плывет у меня перед глазами. Шкафчики. Столешница с деревянной стойкой для ножей. Дверь, ведущая в столовую, и темный парк за окном.
Не расплывается лишь изображение уробороса.
Оно извивается.
Как будто змей вот-вот выползет из рамы.
Я чувствую на себе его огненный взгляд, когда подхожу к стойке для ножей и хватаю самый большой из них.
Нож в руке помогает мне сфокусироваться. Головокружение не отступает полностью, как и боль, но я могу его преодолеть. Мне нужно отсюда выбраться. Это мой долг перед семьей.
Я смотрю на фотографию, прижатую к груди. Когда передо мной стоял выбор, проглотить таблетки или нет, я взглянула на лица своих родных и поняла, что я должна сделать.
Бороться.
Жить.
Стать единственным членом семьи, который не исчез без следа.
Я иду дальше, через кухню назад в коридор, куда уже просочились тонкие струйки дыма. Звук пожарной сирены здесь едва слышен. Больничные палаты словно отделены от остального здания.
По мере того, как я продвигаюсь по коридору, звук становится еще тише. В конце коридора – кабинет Ника; потайной ход за шкафом все еще открыт. По ту сторону лежит квартира 12А. Кабинет. Затем коридор. А там – путь на свободу.
Одна дверь за другой.
Пошатываясь, я бреду к проему, не обращая внимания на дым, боль, изможденность, головокружение. Все мои мысли сосредоточены на выходе. На том, чтобы достичь его. Пройти по нему. Но, когда я добираюсь до прохода, мою спину будто окатывает внезапный жар.
Я резко оборачиваюсь и вижу в углу кабинета Ника.
В руках у него – пистолет Ингрид.
Ник поднимает его, направляет на меня и нажимает на спусковой крючок.
Я зажмуриваюсь, вздрагиваю, пытаюсь посвятить последнее мгновение своей жизни на земле мыслям о своей семье, о том, как я скучаю по ним и как сильно надеюсь на воссоединение в загробной жизни. До меня доносится металлический щелчок.
Потом еще один.
Еще и еще.
Я открываю глаза и вижу, как Ник раз за разом продолжает нажимать на спуск незаряженного пистолета. Словно ребенок, играющий в ковбоя.
Я не пытаюсь убежать. В моем состоянии это бессмысленная затея. Вместо этого я опираюсь о книжный шкаф и смотрю на Ника, который улыбается, явно довольный собой.
– Не бойся, Джулс, – говорит он. – Я тебя не пристрелю. Ты слишком дорого стоишь для этого.
Опустив пистолет, Ник приближается на несколько шагов.
– Моя семья немало заработала на таких, как ты. Да, в этом есть определенная ирония. Ты совершенно бесполезна, но твои внутренности имеют большую ценность. А у многих других людей, тех людей, кто действительно приносят миру пользу, внутренности нуждаются в замене. Ты считаешь нас убийцами.
Я зло смотрю на него.
– Вы и есть убийцы.
– Нет. Я оказываю миру услугу.
Теперь нас разделяет около десяти футов. Я крепче сжимаю нож.
– Подумай о тех, кто приходит сюда, – говорит Ник. – Писатели и художники, ученые и первопроходцы. Подумай о том, что они могут сделать для мира. А теперь подумай о себе, Джулс. Кто ты такая? Что ты можешь предложить миру? Ничего.
Он делает еще два шага.
Я поднимаю нож, почти не осознавая свои действия, и прижимаю его к собственной шее. Лезвие надавливает на кожу под нижней челюстью. Сердце бешено бьется под сталью.
– Я это сделаю, – говорю я Нику. – И тогда у тебя не останется ничего.
Он знает, что я блефую.
– Давай, – отвечает он, небрежно пожимая плечами. – Твое место займет кто-то другой. Не одной тебе нечего терять, Джулс. Тысячи людей нуждаются в укрытии, в деньгах и надежде. При необходимости мы уже завтра найдем кого-то тебе на замену. Так что давай. Перережь себе горло. Нас это не остановит.
Он делает еще два шага. Один медленный, другой – внезапный, застающий меня врасплох.
Я выбрасываю руку с ножом вперед, и он втыкается Нику в живот.
Пауза. Сопротивление плоти, мускулов, внутренних органов. Но лезвие ножа легко его преодолевает, пронзая эту плоть, мускулы и внутренние органы, погружаясь все глубже. Так глубоко, что мой сжатый кулак в конце концов соприкасается с рубашкой Ника.
Я выдыхаю.
Ник тоже.
В кабинете одновременно звучат два потрясенных, судорожных вздоха.
Я резко выдыхаю еще раз, выдергивая нож.
Ник нет.
Он только стонет, пока кровь заливает его рубашку, за считаные секунды перекрашивая ее из белого в красный. Потом Ник падает. Быстро и неотвратимо.
Я пячусь от него и от расползающейся лужи крови. Спиной вперед я захожу в темный проем и оказываюсь в кабинете квартиры 12А. Там я снова наваливаюсь плечом на книжный шкаф. Прежде чем он встает на место, я бросаю последний взгляд в квартиру Ника. Он все еще лежит на полу, истекая кровь; он все еще жив.
Но, скорее всего, ненадолго.
Книжный шкаф встает на место.
Я почти на свободе.
В квартире 12А не осталось никаких следов моего пребывания. Квартира выглядит точь-в-точь так, как в тот день, когда я в нее въехала. Нежилой. Безжизненной.
Это ловушка.
Теперь я это знаю.
Следовало бы знать и тогда.
Идеальная квартира с идеальным видом из окна в идеальном здании. Все выверено до мелочей с одной-единственной целью – завлекать таких, как я, кто родился и жил в нищете. Что хуже всего, в этом нет ничего нового. Таково было истинное предназначение Бартоломью с самого начала. Служить богатым и приманивать бедных.
Мертвые слуги на тротуаре. Горничная Корнелии Суонсон. Дилан, Эрика, Меган и все остальные несчастные мужчины и женщины, у которых не осталось близких и которые мечтали нажать на кнопку перезапуска.
Они заслуживают покоя.
Но еще больше они заслуживают отмщения.
И это означает лишь одно.
Это проклятое здание нужно спалить дотла.
55
Я начинаю с кабинета – снимаю книги с полок и кидаю в кучу на полу. Закончив, я беру экземпляр «Сердца мечтательницы», который Грета дала Эрике, и подношу огонек зажигалки к краю суперобложки.
Книгу охватывает пламя.
Я кидаю ее к остальным и иду дальше.
В гостиной я снимаю с алого дивана подушки. Одну запихиваю под кофейный столик и поджигаю.
Потом проделываю то же самое в столовой – кладу подушку под громадный стол, поджигаю и ухожу.
На кухне я сую подушку в духовой шкаф и выкручиваю температуру на максимум.
На столике в закутке у окна лежит еще один экземпляр «Сердца мечтательницы». Я открываю страницу с автографом Греты и подношу зажигалку. Когда пламя разгорается, я бросаю книгу в шахту кухонного лифта.
Потом я иду в спальню и забираюсь вверх по лестнице так быстро, как только могу. На прикроватном столике лежит последний экземпляр «Сердца мечтательницы». Та самая книга, которую читала мне Джейн.
Этот экземпляр я беру с собой.
Когда я дохожу до прихожей, квартира уже наполнена дымом. Очаги возгорания вышли из-под контроля. Кинув взгляд в коридор, я вижу, как огонь расползается по полу кабинета. В гостиной языки пламени облизывают кофейный столик, от поверхности которого поднимается дым. Треск, доносящийся из столовой, дает мне понять, что обеденный стол постигла та же участь.
Я удовлетворенно открываю дверь и в последний раз выхожу из квартиры 12А.
Дверь остается открытой, и за моей спиной расползаются клубы дыма. Дойдя до лифта, я нажимаю кнопку вызова. Пока лифт неторопливо ползет наверх, я подхожу к мусоропроводу. Потом я щелкаю зажигалкой и поднимаю «Сердце мечтательницы».
Моя рука не желает подносить огонь к страницам.
Это не какая-то книга.
Это моя книга.
Книга Джейн.
Но я знаю, чего хотела бы Джейн. Бартоломью оказался совсем не таким, как мы думали. Это темная версия наших фантазий. Зловещая и насквозь прогнившая. Если бы Джейн знала правду, она бы возненавидела Бартоломью не меньше, чем я.
Переборов сомнения, я подношу книгу к пламени зажигалки. Огонь моментально охватывает обложку, и я бросаю книгу в мусоропровод, где она с шипением приземляется в мусорный бак внизу.
Включается противопожарная сирена, и в этот момент лифт наконец приезжает на двенадцатый этаж. Я захожу в кабину, не обращая внимания на сирену, сигнальные огни, клубы дыма, вырывающиеся из квартиры 12А.
Я просто спускаюсь, глядя на кровь, капающую на пол из-под моей больничной рубашки. Мои швы разошлись. Из одной из ран сочится теплая жидкость, и по рубашке расползается красное пятно.