— С какой стати я должна что-то знать? — покраснев, отвечает она. — Я не имею привычки создавать странички на «Фейсбуке» от имени давно умерших школьных подруг. Меня даже нет на «Фейсбуке».
— Да нет же, я и не думала, что это ты послала запрос. Я просто… ну, я испугалась. Я думаю, кто-то побывал у меня дома, и меня точно преследовали на улице пару дней назад.
— Что? — Она озабоченно морщит лоб. — Ты сообщила об этом в полицию?
— А что они могут сделать? У меня нет никаких доказательств. Да, еще вот что… вчера мне пришло сообщение. От того же человека. Можно я тебе его покажу?
Она пожимает плечами, давая понять, что я не оставила ей выбора, и я протягиваю ей телефон. Читая с экрана, она поджимает губы, словно опасается проговориться. Эстер прокручивает экран, и выражение ее лица смягчается. Она выдыхает, медленно и долго, и я понимаю, что она смотрит на фото Марии.
— Как ты думаешь, что я должна спросить у тебя?
— Разве это не ясно? Нас обеих дразнили и преследовали в школе. Тот, кто тебе написал, знает об этом.
Я начинаю возражать, но она перебивает меня:
— Знаю, знаю, ты никогда не травила меня. Просто бросила, как только мы пошли в школу, и больше со мной не общалась. Но то, как вы с Софи поступили по отношению к Марии, вряд ли можно назвать по-другому. Не так ли?
Я вся горю от стыда. Не отваживаюсь смотреть ей в глаза.
— Мне не надо было приходить, — говорю я, глядя в пол. — Я подумала, мне стоит с кем-то это обсудить, от Софи толку нет, вот я и решила, что, может быть, ты сможешь как-то помочь мне, что ли.
— Ты обсуждала это с Софи Хэнниган? Ты с ней до сих пор общаешься? — Тон Эстер дает мне понять, что если отвечу утвердительно, то упаду в ее глазах еще ниже.
— О господи, нет же, мы со школы не виделись. Я ее сейчас нашла.
— На «Фейсбуке»?
— Да.
— Ну разумеется. Держу пари, она постоянно там. «Только посмотрите, как я роскошно выгляжу, как я шикарно живу». Не выношу этого! Поэтому меня и нет там — все это настолько фальшиво, прямо специально придумано для того, чтобы ты чувствовал, в каком дерьме живешь.
Пытаюсь сообразить, как мне преодолеть барьеры, которые Эстер выстраивала с того момента, как я вошла в ее офис.
— Послушай, я признаю, что обращалась с Марией не лучшим образом.
Эстер фыркает.
— Ладно, ужасно обращалась. Теперь, когда я вспоминаю об этом, мне так стыдно, словно я была другим человеком. Не могу поверить, что могла вести себя подобным образом. Дня не проходит, чтобы я не думала о Марии. Но я не в состоянии изменить сделанного. — «Боже, как бы я этого хотела. А ведь Эстер даже не знает, что я натворила на самом деле». — Я могу влиять только на себя сегодняшнюю. И не могу понять, почему это происходит именно сейчас. Связано ли это как-то с вечером выпускников? У людей в головах зашевелились воспоминания?
— А будет встреча выпускников?! — С лица Эстер слетает маска, и она не успевает показать мне то выражение, которое хотела продемонстрировать. На секунду у нее на лице отражаются точно такие же эмоции, какие испытала я сама, когда узнала про встречу: разочарование, стыд, ненависть к себе. Но в отличие от меня, у Эстер есть аудитория, так что она быстро берет себя в руки: — Я не пошла бы туда, даже если бы мне заплатили. Ты ведь не пойдешь?
— Я вообще-то собиралась, — бормочу я. Почему мне так неловко? Почему я до сих пор не могу вырваться из шкуры подростка, выйти из роли, которую играла в том давно прошедшем времени?
— Луиза, ты все еще ждешь одобрения окружающих? Боже, да ты совсем не изменилась!
— Послушай, забудь об этом, — говорю я, желая оказаться где-нибудь далеко отсюда. — Я вижу, что ты не можешь мне помочь. Или не хочешь.
Ее лицо смягчается.
— Дело не в том, хочу я или нет, я просто не в курсе происходящего. С того дня, как я вышла за порог школы, я никогда ни с кем не встречалась. Не то чтобы специально. Слушай, дай мне свой номер, если мне придет что-нибудь в голову, я свяжусь с тобой.
— Благодарю, — тихо отвечаю я и пишу на листочке номер телефона.
Она рассматривает свои сжатые в кулаки руки. У меня складывается впечатление, что она прямо-таки впивается ногтями в ладони.
— Для тебя это, должно быть, стало большим потрясением, я имею в виду запрос. Да еще ее фото.
— Да. Оно, скорее всего, было сделано очень давно — сама понимаешь.
Говорить больше не о чем, и я покидаю офис с твердым намерением вернуться прямиком домой. Однако неожиданно для себя на перекрестке я поворачиваю направо и, с трудом вписавшись в поворот и не успевая опомниться, оказываюсь в пригороде Шарн-Бей. Здесь не сильно все изменилось, хотя я замечаю ряды домов, которых не было тут прежде, а над входом в угловой магазинчик, куда мы бегали за сластями, теперь красуется вывеска «Теско-Метро». Эта сторона города ближе к морю, я опускаю стекло, впуская в салон порывы просоленного воздуха.
Проезжая мимо до боли знакомых или дезориентирующе новых пейзажей, я прокручиваю в голове свою встречу с Эстер. Что-то не дает мне покоя, и по мере того как я забираю вправо, чтобы сделать круг и выехать на дорогу, ведущую к школе, до меня доходит: это была та секунда, когда на ее лице отразился страх. Почему Эстер испугалась? Если кто-то сыграл злую шутку со мной ради мести, то Эстер не о чем беспокоиться. Она-то как раз всегда была добра к Марии. И ей нечего бояться. Прошло больше двадцати пяти лет с тех пор, как Мария утонула.
Или не утонула?
Глава 91989
Наш следующий разговор с Марией произошел вне стен школы. Она, должно быть, избегала встречи со мной, потому что целую неделю я ее почти не видела, если не считать совместных уроков, на которых она садилась так, чтобы не попадаться мне на глаза.
Прежде меня не приглашали на вечеринки, которые устраивал Мэтт Льюис, но Софи сказала, что Мэтт определенно разрешил мне прийти. Он едва знал, кто я такая, но думаю, что согласился бы выполнить любую просьбу Софи. В те выходные его родители куда-то уехали. Однажды я видела его мать на родительском собрании. Она подошла поболтать с моей мамой, пока мы ждали мистера Дженкинса. Контраст был вопиющим: мама Мэтта с высветленными прядями и безукоризненным макияжем, в ярко-синем брючном костюме излучала изысканность и очарование; моя же мама в своей чуть расклешенной юбке и бежевой короткой куртке с маленькой сумочкой на коленях лишь отчаянно пыталась соответствовать разговору.
К вечеринке я готовилась у Софи. Пока она завивала мне волосы, по включенному на всю громкость телевизору показывали «Свидание вслепую», которое дома мне смотреть не разрешали. Я притащила к ней практически все свои наряды и перемерила каждую шмотку перед большим зеркалом в гардеробной Софи. Потом Софи начала просматривать свой гардероб и выдавать мне вещи для примерки.
— Как насчет вот этого? — Софи кинула мне приталенное мини-платье из черного вельвета.
— Мне в него ни в жизнь не влезть, — запротестовала я.
— Да ладно, влезешь, — ответила она и шагнула мне навстречу, чтобы помочь натянуть платье вверх через бедра. Она взяла меня за плечи и повернула.
— Ой. Не думаю, что оно пойдет наверх. Можно было бы, но боюсь, я его порву…
Раскрасневшись и с большим трудом, я вылезла из платья.
— Ну-у-у, тогда вот это, — предложила она, извлекая на свет красную юбку-карандаш. — Она миленькая и тянется. Можно попробовать с той длинной темно-синей майкой, хотя тоже может оказаться чуть маловато.
— Не беспокойся, я лучше надену что-нибудь свое.
— А-а-а, и правда? Ну, хорошо, — пожала плечами Софи, надевая юбку-карандаш. Она расправила ее на бедрах и посмотрелась в зеркало, критически оценив свой идеально плоский живот.
— Как думаешь? Тесновато?
В конце концов я вырядилась во все черное, потому что так всегда выглядишь стройнее, и мне не хотелось слишком выделяться или прийти в чем-нибудь неуместном. У Софи в гардеробной была припрятана бутылка, и мы прикладывались к ней, пока готовились к вечеринке. Софи слила туда разнообразные напитки, которые ей удалось стащить из бара ее матери: там были джин, ром, водка, еще какой-то странный желтоватый напиток, который ее мать привезла из отпуска, для вкуса Софи добавила туда еще и колы.
Дом Мэтта находился в районе, где стояли все эти крутые великолепные частные дома, больше похожие на огромного размера коттеджи, стилизованные под старину. На подходе к дому глухо звучала музыка, куча народу, судя по всему, направлялась туда же, куда и мы. Когда мы шли по дорожке ко входу, я видела, что в доме горят все окна. Парни и девушки группками выходили во дворик, засыпанный окурками, пустыми стаканами и бутылками. Входная дверь была нараспашку, и мы проскользнули внутрь через огромную прихожую с черно-белой плиткой на полу. Направо наверх вела широкая лестница, а налево от нее тянулся коридор, который, очевидно, упирался в кухню. Пока мы пробирались сквозь толпу, Софи приветствовали парни, которых я никогда прежде не встречала. Кухня оказалась огромной, и тут было жарко. Мэтт сидел за большим дубовым столом и скручивал косяк, справа от него сидел Сэм.
— Соф! — позвал Мэтт. — Ты пришла!
— Ну конечно, — ответила она и наклонилась, чтобы поцеловать их обоих. — Привет, ребята!
Не знаю, мне показалось, или ее рука действительно задержалась на плече Сэма дольше, чем она лежала на плече Мэтта?
Мэтт в нерешительности уставился на меня.
— Все хорошо? Рад тебя видеть, э-э-э…
— Привет, — пробормотала я, покраснев. Он даже не знает, как меня зовут. Но это не имело значения, — я знала, что нахожусь под покровительством Софи, как за блестящей титановой стеной, состоящей из популярности и красоты.
— Выпей чего-нибудь, — предложил Мэтт, махнув рукой в сторону мраморного стола, залитого напитками и засыпанного сигаретными окурками; на нем тут и там стояли полупустые бутылки из-под алкоголя и колы, большие фляги с сидром, замазанные губной помадой пластиковые стаканы и несколько бутылок с каким-то ярко-синим напитком. Впервые в жизни оказавшись на подобной вечеринке, я колебалась между дикой радостью оттого, что я тут, а значит, своя, и неотступным страхом сказать что-нибудь не то или совершить какую-то ошибку, и тогда все поймут, кто я на самом деле.