Он останавливается, и я расплачиваюсь с ним, объяснив, что дальше пойду пешком, если меня пропустят. Я суетливо вылезаю из машины, легкомысленное пальтишко не защищает меня от пронизывающего восточного ветра.
Улицу блокирует полицейская машина, рядом с ней стоит молодой полицейский. Пока я пересекаю дорогу, он направляется мне навстречу.
— Вам помочь?
Я объясняю, что была на вечере выпускников и меня попросили приехать. Он меняется в лице и просит подождать минуту-другую, пока он вызовет кого-нибудь. Полицейский отходит в сторону, и я не слышу, что он говорит в свою рацию. Я стою около машины, неловко оглядываясь вокруг. Журналистка, которую я уже видела в новостях, пытается уложить развевающиеся на ветру волосы, готовясь к очередному прямому эфиру. Возвращается мой полицейский.
— Хорошо, вы можете пройти в школьный зал, — говорит он. — Спросите следователя Рейнолдс.
Я иду своим вчерашним путем, минуя школьную подъездную дорожку; кутаю голову в воротник и пытаюсь контролировать свое дыхание. Наконец с облегчением попадаю внутрь здания. В холодном дневном свете лобби выглядит совсем по-другому. Шар-диско, украшения, баннеры — все, что здесь было вчера, уже убрано. Рядом за столиком одиноко сидит небритый и бледный мистер Дженкинс. Полицейский принес ему чашку чая, которую мистер Дженкинс с благодарностью принимает. Мне вспоминается, что организатор вечера так и остался неизвестным. Я не думаю, что это затея администрации школы, у них, несомненно, есть дела поважнее. Кто-то же связался со школой, создал страницу на «Фейсбуке», прошелся с мусорным мешком и вымыл полы, но я не имею ни малейшего понятия, кто это мог быть. Ко мне никто не подходит, так что я направляюсь к мистеру Дженкинсу.
— Мистер Дженкинс?
— Да? — У него осунувшееся встревоженное лицо.
— Здравствуйте, я — Луиза Уильямс.
— А, привет. Вы ведь были здесь вчера, не так ли?
Похоже, он совсем меня не узнает, ни со вчерашнего вечера, ни со времен моей учебы. Это потому, что я не была отличницей и не числилась в отпетых хулиганах: делала вовремя домашку, на уроках не выпендривалась, училась средне. В общем, проскочила под радарами.
— Простите, что беспокою, но я хотела спросить… вы не знаете, кто организовал этот вечер? Это была инициатива школы?
— Нет, — отвечает он. — С нами связалась одна из бывших учениц и попросила разрешения использовать школьное помещение. Она утрясла все формальности, заказала бар, наняла декораторов и уборщиков. Она только попросила, чтобы мы поставили сотрудника школы на вход. Она сказала, что это очень мило, если будет такая связь со школой. Я был не против встречать гостей.
— А вы лично виделись с ней? С той женщиной, которая все это организовала? — Я стараюсь говорить спокойно.
— Нет, все общение шло через электронную почту.
— А как ее звали? — я с трудом подбираю слова.
Он оглядывается, видимо хочет получить разрешение от полиции, но поблизости никого нет.
— Думаю, это не имеет значения, — нерешительно отвечает он. — Ее звали Наоми Вестра.
— О! Именно Вестра?
Я не помню никого с таким именем. Чуть успокаиваюсь, сердце уже так не колотится.
— Она вместе с нами выпускалась?
— Так она сказала. Кажется, у вас была какая-то Наоми? Может быть, Вестра — это фамилия по мужу. Честно говоря, мы не проверяли, были ли гости выпускниками 1989 года… — На его лице появляется тревога. — Я предположил, что все желающие прийти на вечер будут из вашего выпуска. А зачем еще ходить на такие мероприятия?
Видимо, есть зачем. Интересно, а имеется среди оставленных бейджик Тима Вестона? Я собираюсь продолжить свои расспросы, когда вижу, как прямо к нам направляется высокая крупная женщина в темном брючном костюме.
— Луиза Уильямс?
Я киваю, а она представляется: детектив-инспектор Рейнолдс — и просит меня пройти с ней. Мы усаживаемся в сторонке, где стоит стол с ноутбуком и несколько стульев.
— Спасибо, что пришли, мисс Уильямс.
— Можно просто Луиза, — автоматически замечаю я.
— Луиза, постовой Уэллс сообщил мне, что вы были на школьном вечере.
— Да, это так. — Мне кажется, что я сплю и вижу все, паря в воздухе. Что случилось с моей тщательно организованной жизнью, куда все подевалось? Как я здесь оказалась?
— Вы ведь слышали о том, что произошло?
— Да, я видела в новостях.
— Как вам известно, мы обнаружили в лесу тело женщины. При ней была сумочка, так что мы смогли ее предварительно идентифицировать.
— То есть… вы можете сообщить мне… — «Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы это был кто-то, кого я не знаю».
— Да. — Я вижу, что она внимательно следит за моей реакцией. — Жертву звали Софи Хэнниган.
Лицо мое остается неподвижным, но меня бьет мандраж, словно вместо крови по жилам пустили газировку.
— Вы ее не знали? — Она явно разочарована. Ожидала, что я ахну, даже всплакну. Но я смотрю на нее, замерев и пытаясь сохранить способность дышать, и истина начинает доходить до нее.
— Вы ее знали?
Я молча киваю, Рейнолдс сидит, не произнося ни слова, давая мне время опомниться. Наверное, она думает, что я в шоке, но я далека от этого. Лишь чувствую, как внутри усиливается тупая боль, которая возникла во время просмотра новостей в гостинице. Меня крутит и сжимает. Все это время я ждала чего-то подобного.
— Да, я ее знала, — произношу наконец. Но знала ли я ее на самом деле? — То есть когда-то мы дружили. Я не виделась с ней со школы, не считая одного раза, пару недель назад.
— А что случилось? Где вы встречались? — Она проявляет интерес. Я быстро соображаю. Про запрос в друзья от Марии я ей рассказать не могу — возникнет слишком много вопросов из тех, на которые я не захочу ответить. Никто на свете не должен знать, что я наделала.
— Я связалась с ней, когда узнала про встречу выпускников… подумала, хорошо бы повидаться до этого события. После окончания школы я почти ни с кем не поддерживала связи, это было бы слишком — вот так взять и явиться на вечер выпускников. Вы меня понимаете. А встреча с Софи могла бы все упростить.
— А как вы ее нашли?
— Через «Фейсбук». — Я стараюсь ничем не выдать свои эмоции.
— Ну и как она себя вела в тот вечер?
— Отлично. Предвкушала встречу с одноклассниками. Похоже, она не слишком изменилась со времен нашей юности.
— Может быть, она ждала встречи с кем-то или, наоборот, боялась увидеть кого-то?
— Она очень радовалась предстоящей встрече, но никого конкретно не упоминала. Мне кажется, у нее не было никаких сомнений или страхов. В школе она была звездой, понимаете?
— М-м-м, угу.
Она делает попытку сохранить непроницаемое выражение лица, но я-то вижу, что сама она не была особо популярна и знает, что и я не входила в круг избранных. Я хорошо представляю себе, как детектив-инспектор Рейнолдс выглядела в шестнадцать лет: такая же высокая и массивная, как сейчас; длинные волосы свисают за спиной сальными прядями; вваливается в класс, тяжело плюхается на стул; красивые девчонки хихикают. Она всегда была лучшей ученицей, по всем предметам успевала на отлично. Она знала, что популярность — это еще не все в жизни; выжидала своего часа, у нее самые лучшие результаты по школе, а потом — все. Она поступит в университет, где начнет с чистого листа, там будут те, кто ее поймет.
— Хорошо. Вернемся непосредственно к вечеру, вы можете вспомнить, когда видели ее в последний раз?
— Думаю, около десяти часов.
— Это было, когда вы уходили?
— Нет, я ушла почти в одиннадцать, но, мне кажется, после десяти я ее не видела.
— Вы долго с ней общались?
— Да нет, недолго. Мы, знаете, поболтали, обменялись новостями. Там было много народу.
— И как она выглядела?
Я вспоминаю, как Софи в панике вцепилась мне в рукав. Она была напугана.
— Да вроде нормально, — говорю я, не в силах совладать с собственной паникой. Я все глубже зарываю себя; я так боюсь сказать что-нибудь не то, что не говорю Рейнолдс ничего. — Хотя, как я уже упоминала, мы не виделись много лет, так что мне трудно сказать, выглядела ли она как обычно или нет.
— Она с кем-то разговаривала?
— Я видела, как она общалась с Клэр Барнс, Сэмом Паркером, Мэттом Льюисом… — перечисляю еще несколько имен, стараясь вспомнить каждый раз, когда она смеялась, экстравагантно целовалась с собеседниками, поправляла волосы.
Рейнолдс ловит каждое мое слово.
— Софи пришла на вечер одна? — спрашивает она.
Я запинаюсь на долю секунды, но она — профи, она это сразу замечает. По какой-то нелепой причине я не решаюсь втянуть в эту историю Пита, хотя это смешно — другие люди обязательно вспомнят о нем.
— Софи пришла с мужчиной. С Питом.
— Это ее бойфренд? — настораживается Рейнолдс. У меня в руках палка, и она чувствует, что я сейчас ее брошу. — Вы знаете его фамилию?
— Простите, не знаю. Мне кажется, он не совсем ее бойфренд, очевидно, они встречались раз или два. Она познакомилась с ним в Интернете.
— И привела его на вечер выпускников? — уточняет она скептически.
— Я ее спросила об этом, но она сказала, что ей не хотелось приходить без пары, особенно когда все остальные уже давно замужем, хвалятся своими детьми и все такое. — Мой голос срывается, в горле комом встают слезы.
Бедная, глупая, тщеславная Софи! Я была так занята, упрекая себя за излишние переживания по поводу того, что думают обо мне мои бывшие подружки-подростки. До этой минуты мне и в голову не пришло, что Софи страдала еще больше, чем я, с этой ее придуманной работой в модном бизнесе, с чужой квартирой, Питом. Я думаю об Эстер, от которой не отходит ее образцовый супруг и которая демонстрирует фотки детишек в смартфоне. Похоже, у каждого из нас свои страхи.
— Не спешите. — Голос Рейнолдс звучит успокаивающе, но она пристально следит за моими реакциями.
— Они как будто ссорились ближе к концу вечера. Как раз перед тем, как я видела ее в последний раз.