Здесь не существует действующих фундаментальных законов. Масштабно-инвариантные свойства проявляются во всех развивающихся сетях. «Большинство возникающих в мире сетей являются результатом того или иного процесса роста, – объяснял Барабаши. – У нового узла больше шансов присоединиться к узлу с большим количеством связей, чем к узлу-изгою. Таким образом, старые узлы обзаводятся еще большим числом связей». Как говорил Бейлер, «вы можете воспринимать эти микоризные сети как процесс “заражения”. Есть главные деревья, и сеть разрастается от них. Деревья, соединенные с большим числом других деревьев, обычно накапливают еще больше связей быстрее остальных».
Значит ли это, что архитектура «вселесных паутин» будет похожей в других частях света? Возможно, но мы закартографировали недостаточно сетей, чтобы с уверенностью утверждать это. Экстраполяция того, что известно о растении в цветочном горшке, на целую экосистему вызывает сложности; экстраполяция сведений, полученных на 30-метровом участке, не менее проблематична. Быть растением можно по-разному, так же как и быть грибом можно самыми разными способами. Некоторые растения способны завязывать отношения с тысячами видов грибов; некоторые растения образуют связи меньше чем с десятью и создают замкнутые сети только с членами своего собственного вида. Мицелий некоторых типов грибов легко прививает себя на другие мицелиевые сети и образует с ними большие сложносоставные единства; другие грибы скорее склонны к самоизоляции. В Панаме я узнал, что войрия зависела от одного-единственного вида грибов, но такая узкая специализация вовсе не ограничивала ее возможностей: ее грибной партнер был самым распространенным микоризным грибом в лесу, и у него были завязаны отношения со всеми широко распространенными видами деревьев, что позволяло войрии подключиться к самому большому числу других растений. Другие микогеты, росшие в том же лесу, разработали другую стратегию и наладили связи с целым рядом видов грибов.
Даже на небольшом участке леса, который Бейлер выбрал для изучения – частично из-за простоты, – мы упускаем какие-то части головоломки. Его карты показывают, как деревья и грибы были расположены и связаны, но мы не знаем, чем они в действительности занимались. «Я рассматривал только один вид деревьев и два вида грибов – ничего даже близко напоминающего все лесное сообщество, – размышлял он. – Это был только мимолетный взгляд; крохотное окошко в огромную открытую систему. Все, что я описал, – это грубое приуменьшение степени взаимосвязанности леса».
Войрия потеряла способность формировать сложную корневую систему. Она ей не нужна; корневой системой ей служат общие грибные сети. Там, где когда-то находились корни, у войрии растут пучки мясистых «пальцев». Вскройте их, и вы увидите внутри клеток войрии извивающиеся и прорывающиеся сквозь них гифы. Иногда ее корни даже не погружены в землю, а просто сидят маленькими кулачками на поверхности почвы. Войрию легко сорвать. Ее грибные связки рвутся моментально. Кажется странным, что жизненные артерии растения можно так легко повредить. Связь войрии с ее сетью – это вопрос ее жизни и смерти, и тем не менее физические связующие нити настолько непрочны. Я часто пытался понять, как весь строительный материал, необходимый для создания целого растения, мог переместиться по такому хрупкому путепроводу.
Как и во время большинства исследований микоризных сетей, поиск ответов на вопросы о войрии требовал собрать эти цветы, разрывая таким образом их связь с их сетью. Я много дней занимался этим. И много дней думал об иронии ситуации, вынуждавшей меня разрывать те самые связи, которые я изучал. Конечно, биологи часто губят организмы, которые надеются понять. Я свыкся с этой мыслью, насколько вообще можно с ней свыкнуться. Однако разрывать связи в сети, чтобы изучить эту сеть, представлялось мне верхом абсурда. Ученые Илья Пригожин и Изабель Стенгерс заметили, что попытки разбить сложную систему на составляющие ее компоненты часто не приводили к удовлетворительным объяснениям; мы редко понимаем, как заново сложить вместе все кусочки головоломки. «Вселесные паутины» представляют собой особую сложность. Мы все еще не знаем точно, как мицелиевые сети координируют свои собственные действия и поддерживают связь с отдельными частями своей собственной сети, не говоря уже о том, как они управляют своими взаимодействиями с многочисленными растениями в природных почвах. Тем не менее мы знаем достаточно, чтобы понимать, что мицелиевые сети – это скорее непрерывные процессы, нежели объекты. Мы знаем, что мицелиевые сети способны сливаться друг с другом, отделяться от других сетей, перенаправлять поток веществ по своим системам, выделять – и реагировать на – шлейфы летучих химических веществ. Мы знаем, что микоризные сети образуют и изменяют свои связи с растениями, сплетаясь с ними, расплетаясь и вновь привязываясь к ним. Короче говоря, мы знаем, что «вселесные паутины» – это динамические системы, находящиеся в непрекращающемся мерцающем и трепещущем круговом движении.
Сущности, ведущие себя подобным образом, условно называются сложными адаптивными системами. Сложные, потому что их действия трудно предсказать, ориентируясь только на понимание принципов действия составляющих их частей; адаптивные, потому что они самоорганизуются в новые формы или схемы поведения по ситуации. Вы – как и все организмы – представляете собой комплексную адаптивную систему. Такой же системой является всемирная паутина, а также мозг, колонии термитов, роящиеся пчелы, города и финансовые рынки – и это всего несколько примеров. Внутри комплексных адаптивных систем незначительные изменения могут вызвать серьезные последствия, которые можно будет увидеть только при взгляде на общую картину. Очень редко можно провести четкую стрелку-указатель от причины к следствию. Раздражители-стимулы, которые сами по себе могут быть чем-то совершенно непримечательным, превращаются в вихри часто поразительных реакций. Удачным примером такого рода динамических нелинейных процессов служат финансовые кризисы. А также чихание и оргазмы.
Тогда как лучше всего рассматривать общие микоризные сети? С чем мы имеем дело? Со сверхорганизмом? Метрополем? Живым интернетом? Яслями для деревьев? Социалистическим строем в почве? Нерегулируемыми рынками эпохи позднего капитализма, где грибы толпятся, соперничая друг с другом, в торговом зале лесной стоковой биржи? А может быть, это грибной феодализм, в котором верховные владыки-грибы помыкают своими батраками-растениями ради своего только блага? Все эти образы весьма проблематичны. Вопросы, поднимаемые «вселесными паутинами», ведут дальше, чем позволяет представить себе этот ограниченный состав действующих лиц. И все же нам действительно придется включить воображение. Вероятно, нам придется свыкнуться с мыслью об общих микоризных сетях как о подобных, потенциально более изученных сложных комплексных адаптивных системах, если мы хотим понять, как и вправду ведут себя общие микоризные сети в комплексных экосистемах – что они собственно делают, а не на что они способны.
Симард проводит параллели между общими микоризными сетями в лесу и нейронными сетями в мозге животных. Она утверждает, что неврология может обеспечить методы для лучшего понимания того, как возникают сложные типы поведения в экосистемах, связанных грибными сетями. Неврология дольше, чем микология, занимается тем, как динамические самоналаживающиеся системы могут вызывать разные типы сложного адаптивного поведения. Она не имеет в виду, что микоризные сети являются мозгом. Эти две системы отличаются по многим параметрам. Во-первых, мозг состоит из клеток, принадлежащих одному организму, а не множеству организмов различных видов. Мозг анатомически заключен в рамки и не может продвигаться по местности, на что способны грибные сети. И все же сравнение соблазнительно. Трудности, с которыми сталкиваются ученые, изучающие «вселесные паутины», и нейробиологи не так уж различаются, хотя неврология имеет фору в несколько десятилетий и миллиардов долларов. «Неврологи препарируют мозг, чтобы выявить нейронные сети, – шутил Барабаши. – Вам, экологам, приходится препарировать лес, чтобы вы смогли понять и увидеть, где находятся все корни и все грибы и кто с кем связан».
Симард замечает, что, оказывается, действительно существуют некоторые информативные – хоть и поверхностные – зоны частичного совпадения. Сети мозговой активности обладают масштабно-инвариантными свойствами с несколькими модулями, характеризуемыми большим количеством связей и позволяющими информации пройти из пункта А в пункт В всего в несколько итераций. Мозг, как и грибные сети, может изменить свою конфигурацию – или «адаптировать электрический контур» – в зависимости от вновь сложившейся ситуации. Малоиспользуемые нейронные пути удаляются, как и малоиспользуемые участки мицелия. Новые связи между нейронами – или синапсы – образуются и укрепляются, как и связи между грибами и корнями деревьев. Химические вещества – нейротрансмиттеры – проходят через синапсы, позволяя информации поступать от одного нерва к другому; сходным образом химические вещества проходят по микоризным «синапсам» от гриба к растению или от растения к грибу, в некоторых случаях перенося информацию от одного к другому. Известно, что аминокислоты глутамат и глицин – основные сигнальные молекулы в растениях и самые распространенные нейротрансмиттеры в головном и спинном мозге животных – переходят от растений к грибам и обратно по этим узлам.
Однако в общем и целом действия «вселесных паутин» неоднозначны, и наши аналогии с мозгом – как и с интернетом или политикой – накладывают свои ограничения. Как бы эти сети ни координировали себя, как бы подсказки – или все-таки сигналы – ни проходили по грибным каналам, грибные сети частично перекрывают друг друга, и у них нестабильные границы, которые, разрастаясь, стремятся вырваться наружу, затягивая в себя многое по пути. Включая бактерий, которые мигрируют с места на место внутри грибного мицелия. И тлей, и ос-наездников, паразитирующих на них, привлеченных на пиршество летучими соединениями, выделяемыми кормовыми бобовыми растениями. Еще один шаг, и люди тоже окажутся на крючке. Сознательно или нет, но мы взаимодействуем с микоризными сетями столько же времени, сколько мы взаимодействуем с растениями.