Он что-то еще говорил, шептал успокаивающие слова, и девушка проваливалась в его голос, как в исцеляющую воду, пока не заснула у него на коленях.
Тимофей отнес ее в кровать, раздел, уложил, накрыл одеялом. Но ничего этого она не слышала, не чувствовала, спасаясь от горя в обморочном сне, как не слышала, что он с Надькой до самого утра занимался любовью, скрипя железной койкой, и как ушел утром, поцеловав спящую Катьку на прощание в лоб.
Он приезжал только к ней, она была его домом и семьей, в любой выдавшийся отпуск и увольнительные – домой. К Катерине.
Давно обзаведясь сотовыми, они болтали часами, и письма писали регулярно. Куда и зачем посылала его Родина, для нее оставалось тайной, военно-стратегической, о которой права не имел распространяться. А она и не спрашивала, иногда скупо и зло сам рассказывал, но без точных дат и мест действия.
Доставалось ему.
После того его приезда в лето первого курса их отношения, пройдя через очистительную боль, стали глубже, откровенней, чище, так Катерине чувствовалось. Она только потом поняла, что он в очередной раз спас ее и защитил от разрушения, отказавшись от совместной жизни.
Обоих спас.
Вот только обещанной тогда влюбленности в принца и желания Катерина Воронцова так и не испытала.
До недавних пор, когда посмотрел на нее обещающим взглядом Кирилл Степанович Бойцов, а честнее, еще раньше, когда копал могилку Петруше и она не могла оторвать глаз от его сильных больших ладоней.
Но если это и есть интерес – желание – влюбленность, то ну их к лешему!
Переживания такие!
И что, скажите на милость, за ерунда, если она который день думает об этом, и все отделаться не может от этих его глаз, многозначительно смотрящих?
И растормошил, растревожил, и она все вспоминает, вспоминает жизнь свою, Тимофея, и, замирая, гадает, что же дальше.
Умученная навязчивыми мыслями, Катерина часов до одиннадцати все маялась, словно пятый угол спокойствия искала, выпила литры чаю, заливая думы непонятные, раз сто принималась за статью в журнале, каждый раз потряся головой, сдвинув брови после приказа сосредоточиться. Не помогало. Фильмец какой-то посмотрела, забыв вникнуть в суть происходящего на экране. Играла сама с собой в обманку и понимала это, уговаривая забыть, как навязчивый мучающий и пугающий сон, все недосказанное, предполагаемое, обещанное только ее воображением.
В начале двенадцатого, заставив ее подпрыгнуть от неожиданности, прозвучал звонок в дверь.
С бутылкой шампанского, фруктами и коробкой конфет в руках на пороге стоял убийца тишайшего жизненного спокойствия доктора Воронцовой господин Бойцов.
– Катерина Анатольевна, я бы хотел выразить глубокую благодарность за вашу помощь и участие.
– Взяток с родственников пациентов не беру!
Весьма недовольно и холодно отказалась она, не делая ни одного движения, которое хоть отдаленно можно было бы расценить как приглашение войти.
– Я настаиваю, – требовательно, с нажимом, недовольно сказал Кирилл, как на сатисфакции настаивал.
И сам себя, в раздражениях, пригласил войти, слегка отодвинув локтем с дороги зазевавшуюся от такого напора и нападения Катерину, и прошел в кухню. Свалил на стол принесенные «дары» и приступил к открыванию шампанского, с тем же упрямым, недовольным выражением лица.
– Где у вас бокалы? Выпьем за Сонино выздоровление.
Она смотрела, мучимая выбором, что делать – выгнать к чертовой матери за такое беспардонство, обложить нелитературно, наплевать и выпить шампанского, или предложить ему изложить истинную цель прихода.
Все варианты были опасны, как на мину пехотную наступить, – любое движение, и…
Катерина, так ничего и решив, стояла, молчала, размышляя, что все-таки сказать.
– Так, понятно, – резюмировал Бойцов, глядя на нее в ожидании ответа, на простой, казалось бы, вопрос.
Поставил бутылку, бросил пробку на стол, сделал шаг навстречу, а со вторым шагом Катерина вся оказалась в его руках.
И поцеловал.
Атака, конечно, была стремительной, но не то чтобы совсем неожиданной.
Она неизвестное количество раз представляла себе этот поцелуй, их первый поцелуй, и гадала, как это будет?
Кроме того, единственного, тестового и злого поцелуя с Тимофеем, в ее жизни никаких иных не случалось. Попыток со стороны мужчин предпринималось несчетное количество, но она их, как говорил Тим, «вычисляла на подходе» и умело останавливала. А потому что неинтересны все были, и не звенело ничего внутри.
А вот с Кириллом…
Все другое. С самой первой встречи – интерес, интрига, ожидание, и честно-честно – желание! Она хотела его, понимала это, ее непреодолимо тянуло к этому мужчине!
Ей бы осмыслить, подумать, порадоваться, что состоялся их первый поцелуй, как она и собиралась, представляя его себе!
Какое подумать!
Катерина и представить не могла, что простое соприкосновение губ может вызвать ТАКОЙ отклик всего тела!
Дышать, думать, смешно сказать, осмысливать что-то там перестала одномоментно. Ничего не соображала, только чувствовала, как растекается жаром по телу волна наслаждения, требуя больше, больше, и подгибаются коленки, расплавившись, и одна потребность прижаться как можно сильнее, ближе, раствориться в этих волнах, поглотила весь разум.
И рвалось куда-то, хотело и рвалось тело, непонятно и странно!
– Ты не умеешь целоваться, – оторвался от нее на миллиметры Кирилл.
Когда он говорил тихим проникновенным голосом, его губы еле-еле касались ее, щекоча, посылали по всему телу через кровь электрические заряды, стучавшие барабанчиками в кончиках пальцев.
– Я очень сообразительная и быстро учусь, – не открывая глаз, плывя куда-то в кольце рук, уютно устроив голову в его ладони, ответила Катерина.
– Учись, – медленно, растягивая звуки простого слова, превращая его в магическое, позвал за собой Бойцов.
Тройка лучших Катерининых друзей – мудрость, осторожность и разум, – выкинув белый флаг, ретировались в неизвестном направлении, уступив место помрачению какому-то, но такому сладкому!
А она и не сопротивлялась. Неслась в неизвестность и не могла оторвать рук, губ, тела от Кирилла, не сразу осознав, что неизвестным чудесным образом оказалась раздетой. Мозг робко кашлянул тем участком, который отвечает за анализ событий, сообщив об этом «голом» факте, когда мужчина отодвинул ее от себя, придержав рукой, и рассматривал. Всего несколько секунд жадным, восторженным взглядом, от которого Катерину обдало жаром и загорелись щеки, даже слезы навернулись.
По-хорошему, надо было… что там?
Засмущаться, стесняться, попытаться срочно прикрыться, оттолкнуть?
А она рванулась к нему, Бойцов прижал ее сильно, обнял, как капкан захлопнул, оторвав от пола, и побежал.
Бежал недолго, до кровати в спальне, и что-то говорил шепотом, девушка кивала, соглашаясь, не разбирая и не слыша слов, торопливо расстегивая его рубашку. Он неловко помогал одной рукой, прижимая и не собираясь отпускать, и все дергал, стягивал одежду с себя.
– Сейчас, Кать, я сейчас! – обещал что-то.
И наконец прижался к ней всем освобожденным от одежды горячим телом.
И вошел в нее одним резким мощным движением!
А Катерина распахнула глаза, выскочив из колдовского восторженного состояния, как пробка из бутылки теплого шампанского. Всего на несколько секунд, за которые успела увидеть его лицо, осознать и почувствовать их соединенность.
– Ты что… – спросил обо всем Кирилл.
И вернулась назад – к ним.
– Ничего, ничего…
А он все всматривался в выражение ее глаз, не двигаясь, словно на пляже загорал и никуда не торопился, а не в безумном жарком соитии участвовал, войдя в женщину.
– Кири-и-илл, – позвала Катерина.
Он поцеловал ее и повел, повел за собой в пространство, где кожа, кровь, тело жили своей отдельной сверхчувствительной жизнью и торопились, торопились куда-то, куда обязательно необходимо дойти, дотянуться, чтобы все познать.
И Катя рвалась, стремилась вместе с ним, навстречу тому, что звало, обещало…
– Кири-и-илл!!
На эту станцию они попали вместе!
Девушка пришла в себя первой, она бы и попребывала с удовольствием в состоянии парения и полного расслабления, но действительность давила на нее тяжелым мужским, распластавшимся безвольно на ней телом Кирилла.
Катерина попробовала столкнуть его с себя.
– Не двигайся, а то начну все сначала, – сонным голосом, приглушенным подушкой, в которую уткнулся лицом, предупредил Бойцов.
Ответ на столь самонадеянное заявление выразился еще более активными действиями по освобождению из-под мужского тела посредством рук и ног.
– Это предложение? – тем же тоном, не сдвинувшись ни на миллиметр, поинтересовалось «тело».
– Я борюсь за жизнь, пытаясь не задохнуться, – ответила та, не прекращая бесплодных попыток.
Он перекатился на спину, увлекая ее за собой, уложил на себя и поглаживал по спине горячей большой ладонью.
– Дай мне пару минут, и я принесу шампанского, отметить знаменательное событие.
– О как! – развеселилась Катя. – Отметим соблазнение девицы?
– Кстати, насчет девицы… – встряхнулся Кирилл.
– Неси шампанское, – перебила она ненужные вопросы.
Мужчина открыл глаза, поразглядывал ее некоторое время, вздохнул, не так чтобы уж очень показательно, но намек на отступление после предупреждения читался. Чмокнув легко Катерину в губы, переложил ее с себя на кровать и начал подниматься.
– Между прочим, это не я тебя, а ты меня соблазнила, – изрек господин Бойцов.
Встав возле кровати во всей своей голой красе, улыбался и разглядывал ее, раскинувшуюся на кровати тоже в красе, соответственно голой.
– Я всего лишь пришел выразить благодарность!
– И выразил ее поистине глубоко! – в тон ответила Катя, улыбаясь соблазнительной улыбкой сирены.
– М-м-мда, – согласился он. – Шампанское!
И вышел из комнаты. Она разлеглась на кровати, раскинув руки-ноги, и посмотрела на потолок.