Помощник шерифа разбудил меня и сказал, что моя двоюродная бабушка едет забрать меня и что моя мама умерла. Я не понимала, что случилось, не понимала, почему мама ушла, но знала – она уже никогда не вернется обратно. Я плакала так сильно, что меня вырвало – все заднее сиденье «Кадиллака» тетушки Марты было испачкано.
Он тоже помнил ту ночь. Помнил заднее сиденье полицейской машины и Мэг, рыдавшую под боком. Но какой смысл об этом вспоминать?
– Когда я познакомилась с тобой, – продолжала Мэдди, – то не ожидала, что ты мне понравишься, но так случилось. Я и мысли не допускала, что меня потянет к тебе со страшной силой и мы окажемся в одной постели, но и это произошло. Я не предполагала, что влюблюсь в тебя – но так вышло. Я с самого начала знала, что должна сказать тебе правду о том, кто я. И у меня было море возможностей во всем признаться. Знала, что единственный правильный путь – объяснить тебе все, но понимала так же – стоит мне это сделать, и я тебя потеряю. Знала, одно мое слово – ты уйдешь и никогда не вернешься. Так и случилось.
Мэдди положила коробку из-под бумаги фирмы «Ксерокс» на письменный стол.
– Пусть это принадлежит тебе. Это та книга, ради которой я приехала сюда, прочитай ее. Пожалуйста. – Она опустила взгляд на коробку. – Диск тоже там, и я стерла файл у себя на компьютере. Это единственная копия – делай с ней и с рукописью, что угодно. Выброси, раздави своим грузовиком или сожги. Тебе решать.
Она снова смотрела на него – спокойно, не отводя взгляда.
– Надеюсь, что когда-нибудь ты сумеешь простить меня. Не потому, что мне необходимо твое прощение. Оно мне не нужно. Но за прошедшие месяцы я кое-что поняла. Даже если ты отказываешься признавать что-то, отказываешься думать об этом, оно все равно существует и влияет на тебя и на тот выбор, который ты делаешь в жизни.
Мэдди облизала губы.
– Я прощаю твою мать. Не потому, что в Библии сказано, будто я обязана прощать. Полагаю, я не слишком хорошая христианка – не достаточно великодушна. Я прощаю ее потому, что, делая это, освобождаю себя от гнева и горечи прошлого – и тебе желаю того же. Я думала о своих поступках с момента приезда в Трули, и мне жаль, что я обидела тебя, Мик. Но я не сожалею о том, что встретила тебя и влюбилась. Любовь к тебе разбила мне сердце и причинила боль, но она помогла мне измениться. Я люблю тебя, Мик, и надеюсь, наступит тот день, когда ты найдешь кого-то, кого сможешь полюбить. Ты заслуживаешь от жизни большего, чем вереница женщин, которые на самом деле не имеют для тебя особого значения, и для которых ты не намного важнее. Любовь к тебе показала мне, каково это – любить мужчину, и я надеюсь, что однажды встречу человека, который полюбит меня так, как не сумел полюбить ты. Потому что я заслуживаю большего, чем череда мужчин, которым на самом деле на меня наплевать. – Взгляд Мэдди скользнул по лицу Мика, а потом вернулся к его глазам. – Я пришла сюда сегодня отдать книгу и попрощаться.
– Ты уезжаешь? – Ему уже не нужно было больше гадать, что он почувствует при расставании с ней.
– Да, мне пора.
Это лучшее, что она могла сделать – и не важно, что Мику показалось, будто Мэдди снова взрезала ему грудь и, достав сердце, растерзала его на мелкие кусочки.
– Когда?
Девущка пожала плечами и направилась к двери.
– Еще не знаю. Скоро. – Она в последний раз оглянулась через плечо и сказала:
– Прощай, Мик. Всего хорошего.
И ушла, а он остался с огромной дырой в груди и запахом ее кожи, витавшим в комнате. Красная кофта, в которой она была в ту ночь, когда явилась к нему в белом платье с завязками на шее, все еще висела на крючке за дверью. Мик знал – ангора по-прежнему пахла клубникой.
Он сел в кресло, откинулся назад и подумал о старом пьянице Рубене Сойере. Тот провел уже три десятка лет за стойкой бара – понурый и жалкий, неспособный двигаться дальше, справиться с болью от потери жены. До такого Мик пока не докатился, но теперь понимал старого Рубена так, как не понимал раньше, прежде чем влюбился в Мэдди Джонс. Мик не пристрастился к бутылке. Владея двумя барами, он знал, куда вела эта дорожка. Но вот в пару драк бывший вояка уже успел ввязаться. За несколько дней до того, как встретить Мэдди в парке, он вышвырнул из «Морта» братьев Финли. Обычно, если требовалось разобраться со всякими засранцами и безбашенными психами, вызывали полицию, но в ту ночь Мик отвел душу на этих придурках. Трудно было заподозрить наличие у братцев интеллекта, но драться они умели неплохо, так что потребовалась помощь бармена, чтобы вышвырнуть их на улицу, где и состоялся бой без правил. Мик со старших классов школы не чесал кулаки с таким удовольствием.
Мужчина провел руками по волосам и выпрямился. С той ночи, когда Мэдди призналась, кто она, его жизнь низверглась в адскую бездну, и он не имел ни малейшего представления, как оттуда выкарабкаться. Каждый новый день казался мрачнее предыдущего. Мик надеялся, что все изменится к лучшему, но пока радужных перспектив на горизонте не предвиделось, и он не знал, что делать. Мэдди была самой собой, а он был Миком Хеннесси, и не важно, как сильно он ее любил. Реальная жизнь – это вам не выдуманные специально для телика мыльные оперы, вроде тех, что показывали по женскому каналу, который с удовольствием смотрела Мэг.
Он наклонился вперед и подтянул к себе коробку «Ксерокс». Сняв крышку, заглянул внутрь – оранжевый диск и стопка бумаги. На первой странице жирным шрифтом напечатано: «Пока смерть не разлучит нас».
Мэдди сказала, что это единственный экземпляр. Почему же она принесла ему рукопись? Зачем тратить столько сил и времени на книгу, а, закончив, отдавать ее Мику?
Ему не хотелось браться за это. Не хотелось возвращаться в прошлое. Не хотелось читать о гулящем отце, больной матери и той ночи, когда она окончательно слетела с катушек. Не хотелось видеть фотографии и вникать в полицейские рапорты. Он уже пережил это однажды и не испытывал желания повторить опыт, но, когда Мик взял крышку коробки, чтобы вернуть на место, взгляд зацепился за первое предложение:
«– Обещаю, теперь все будет по-другому, детка, – Элис Джонс взглянула на свою маленькую дочку, а затем вновь на дорогу, – тебе понравится в Трули. Это место немного смахивает на рай. Наконец-то Иисус привел нас к хорошей жизни.
Девочка не проронила ни слова. Все это она уже слышала и раньше».
* * *
Мэдди вставила диск в плеер и усадила котенка на кроватку перед телевизором. Еще не было и десяти утра, а она уже устала от капризов питомицы.
– Если ты не научишься себя вести, я посажу тебя в переноску и запру в багажнике машины.
– Мяу.
– Я правда так сделаю.
У Снежинки настал какой-то пассивно-агрессивный период в жизни. Она мяукнула, чтобы ее выпустили на улицу. Мяукнула, чтобы впустили обратно, но, когда Мэдди открыла дверь, непоседа убежала в противоположном направлении. Вообще-то приблудышу следовало быть более благодарной.
Хозяйка погрозила пальцем у кошачьего носа.
– Предупреждаю – ты только что осушила чашу моего терпения.
Мэдди на цыпочках покинула комнату. Снежинка за ней не последовала – отвлеклась на маленьких попугайчиков, щебетавших на экране.
В дверь позвонили, и девушка подошла к глазку. Прошлой ночью, окончательно попрощавшись с Миком, она не ожидала увидеть его снова. Но вот он у нее на пороге – какой-то взъерошенный, со щетиной на щеках, как бывало после их совместных ночей. Мэдди открыла дверь и увидела свою коробку у него в руках. Сердце девушки упало. Столько работы, а он даже не потрудился прочесть.
– Ты не пригласишь меня войти?
Мэдди открыла дверь шире и захлопнула, когда Мик оказался внутри. На нем была флисовая куртка, под темной щетиной щеки раскраснелись от утренней прохлады. Он прошел за ней в гостиную, привнеся свой собственный аромат, смешанный с запахом осени. Ей нравилось, как пахнет Мик, и ей очень его не хватало.
– Твоя кошка смотрит телевизор? – хрипло спросил Мик.
– В данный момент да.
Гость поставил ношу на кофейный столик.
– Я прочитал твою книгу.
Мэдди посмотрела на часы над телевизором, чтобы проверить, сколько же времени. Она отдала ему рукопись, чтобы он прочел ее и уничтожил, потому что любила его, а Мик, по-видимому, просто пролистал сочинение.
– Быстро ты.
– Мне очень жаль.
– Не о чем сожалеть. Некоторые люди очень быстро читают.
Мик улыбнулся, но улыбка не затронула его голубых глаз, да и ямочки на щеках не появились.
– Нет. Я хочу извиниться за то, что моя мать сделала с твоей. Кажется, никто из моей семьи еще не просил у тебя прощения. Мы все были слишком заняты своими переживаниями, чтобы хотя бы задуматься о том, что же случилось с тобой.
Мэдди моргнула и ухитрилась выдавить:
– О… Тебе не нужно извиняться. Ты же не сделал ничего плохого.
Он безрадостно рассмеялся.
– Не стоит так легко прощать меня, Мэдди. Я очень многое сделал неправильно. – Мик расстегнул куртку, под которой обнаружилась та же футболка «Мортс», в которой он был вчера. У него их, наверное, целая куча. – Верить в то, что прошлое не мешает и не влияет на меня, если о нем не думать, было не просто ошибочно, а ужасно глупо. Если бы я действительно справился с ним, то не имело бы значения, кто ты есть. Новость, наверное, удивила бы меня, возможно, потрясла бы, но особого значения не имела бы.
Но ее признание оказалось важным для него. Настолько важным, что он вычеркнул Мэдди из своей жизни.
– Я всю ночь не спал – не мог оторваться от твоей книги. Сначала мне не хотелось ее читать, потому что ожидал, что найду там подробный перечень того, что натворили мои родители, дополненный скверными фотографиями. Но все оказалось иначе.
Мэдди хотелось приблизиться к Мику, коснуться, провести ладонями по его груди и зарыться лицом в шею.
– Я старалась быть объективной.
– Тебе удалось сохранить поразительную объективность. Если бы твоя мать убила мою, мне навряд ли удалось бы настолько честно обо всем рассказать. Я почувствовал какую-то странную связь с родителями. С тем ребенком, которым я был когда-то. Теперь понимаю, как вся наша жизнь отправилась к чертям. Понимаю, что не всегда вып