– Уф, ты собираешься это сделать, верно?
– Я еще не решила.
Но сестра достаточно хорошо меня знает. То, что я сразу не сказала «нет», – это как если бы я сказала «да».
– Будем надеяться, что папа раскошелится на частную школу в Швейцарии, потому что именно туда тебе придется отправиться, когда твои голые фотки просочатся в Сеть. – Она на всех парах проносится через перекресток.
Я вздыхаю.
– Спасибо за поддержку.
– Ты разве ничего не слышала про порноместь? Это реальная штука и очень гадкая. Сейчас вы счастливы, но, если вдруг что-то пойдет не так, кто запретит ему загрузить твои фотографии в Интернет, где они будут жить вечно? А когда захочешь устроиться на работу, то первым, что найдут про тебя сотрудники отдела кадров, введя в строку поиска твое имя, будут твои сиськи.
– Это никогда не случится. – Но я не чувствую той уверенности, с которой произношу эту фразу.
После ужина мне приходит сообщение от Гидеона.
«Что делаешь?»
«Занимаюсь. – Я смотрю на свой учебник химии. Ненавижу научные дисциплины. – А ты?»
«Тусуемся с братьями».
И тут же, словно почувствовав мою неуверенность, он присылает мне небольшое видео из комнаты отдыха Ройалов. На экране проектора какая-то игра. Я вижу Истона, лежащего на полу, и макушки близнецов. В конце записи Рид приветствует меня двумя пальцами. Должно быть, он сидит рядом с Гидеоном.
«Хочешь приехать к нам?»
«ДА!» – мысленно кричу я, но он сейчас со своими братьями, и мне не хочется влезать между ними.
«Очень много домашки».
«Ясно. Я скучаю. Давай рванем куда-нибудь в выходные? На лодке. Только ты и я».
Мое сердце начинает колотиться как сумасшедшее.
«ДА!»
В ответ мне приходит фото поднятого вверх большого пальца. Боже, я обожаю его руки. Теперь все мое тело охвачено трепетом.
«Отправь мне селфи. Скучаю по твоему красивому личику».
«Сначала ты», – отвечаю я.
Гидеон круто фотографирует других людей, но удивляет меня, прислав свою темную нечеткую фотку. Одна бровь выгнута, а кончик языка касается уголка его верхней губы. Боже, я умерла.
«Как неприлично, – печатаю я. – Засунь язык обратно, пока не убил меня».
«Хотел подразнить свою девочку».
Его слова напоминают мне о том, что сказала Джордан. Она права. Если я не могу довериться Гидеону, то нет смысла встречаться с ним.
Я вбегаю в ванную и раздеваюсь до трусиков и лифчика. Естественно, они не сочетаются. Низ телесного цвета, а верх белый, в розовый горошек. О чем я только думала?
Стягиваю лифчик и поднимаю телефон с включенной камерой.
Нет. Я не готова фотографироваться топлес. Не все сразу.
Достаю обтягивающую черную маечку и новую пару трусиков, тоже черных, и возвращаюсь в ванную. Делаю фото и проверяю. В зеркале отражается вспышка, а что там, в углу? Пятно от зубной пасты? Нет, я не буду это отправлять!
Телефон пикает. Новое сообщение от Гидеона.
«Ты там живая?»
«Минутку».
Я лихорадочно оглядываюсь по сторонам. В комнате чисто, а кровать – вполне себе сексуальное место. Снимусь там.
Ставлю на столе стопку из трех учебников и устанавливаю таймер на камере телефона. Бегу к кровати, сажусь на колени и пытаюсь призывно смотреть в объектив. Срабатывает вспышка, и я бросаюсь к столу, чтобы проверить, что вышло.
Недостаточно сексуально. А если честно, выгляжу так, будто у меня запор. Может, улыбнуться?
Я снова устанавливаю таймер и возвращаюсь на кровать. В этот раз оттягиваю пальцем трусики и поднимаю майку, чтобы были видны живот и косточки внизу. И улыбаюсь.
Опять проверяю фотографию. Уже лучше, но у меня по-прежнему странный вид. Делаю еще несколько фоток. Без майки. Лежа. Полностью обнаженной. Но потом их удаляю. Я не настолько люблю свое тело, чтобы отправлять их. В итоге из двадцати с лишним селфи выбираю самое лучшее.
Правда, на нем моя голова слегка срезана, но все равно можно понять, что это я. Одна лямка свисает с плеча, резинка трусиков немного опущена. Одну руку я убираю за спину, поднимая волосы с шеи, а второй опираюсь о кровать.
Применив фильтр в теплых тонах, быстро отправляю фото Гидеону, пока не передумала.
Он ничего не отвечает.
Приуныв, я опускаюсь на кровать. Наверное, стоило отправить другую фотографию. Листаю изображения в галерее. Надо было потратить время и как следует подготовить место и поиграть со светом. Да и комплект нижнего белья для такого случая прикупить не помешало бы. Боже, мне не по себе. Может, вообще не надо было ничего отправлять? Может…
Звонит телефон. Это Гидеон.
Под стук бешено колотящегося сердца я отвечаю:
– Да.
– У тебя еще много домашней работы? – натянуто спрашивает Гид.
– Что? – Я отправила ему сексуальное селфи, а он спрашивает меня про домашку? Боже, я ходячая катастрофа! Неужели все было так плохо?
– У тебя еще много домашней работы? – повторяет Гидеон.
– Э-э-э, осталось дочитать пару страниц…
– Я буду у тебя через десять минут.
– Что? – Я сбита с толку. – Зачем?
– Зачем? Да потому что, если я не прикоснусь к твоему телу через десять минут, то умру.
Линия обрывается. Гидеон повесил трубку. И он приедет через десять минут! От радости я подбрасываю телефон в воздух. И тут до меня доходит. Он приедет через десять минут.
Я подскакиваю с кровати и несусь в ванную. Похоже, Джордан была права. Горячие селфи – вот ключ к сердцу парня.
11
У меня слишком много барахла, решаю я, оглядев комнату. На столе громоздятся стопки книг. На полочках в ванной косметики больше, чем в мусорном баке у черного входа в магазин «Сефора».
Собрав с пола одежду, засовываю ее в шкаф. Мне приходится три раза пнуть дверцу, чтобы она закрылась. В шкафчике под раковиной только два крошечных ящика, поэтому я скидываю туалетные принадлежности и косметику в ванну и задергиваю занавеску. Вряд ли Гидеон станет рыться в моем шкафу или принимать ванну, верно?
Надеваю коротенькие шорты, в которых сплю, и огромную толстовку, из-за размеров которой кажется, что под ней на мне ничего нет. Толстовка – для Гидеона, а шорты – для меня: в них я чувствую себя уверенно.
Телефон тренькает.
«На месте», – гласит сообщение.
Я выбегаю из ванной и несусь к двери. Моя рука уже поворачивает ручку, когда за спиной раздается покашливание. Развернувшись, я вижу Гидеона, прислонившегося к стене между двух окон.
Я ахаю. Хотя нет, этот звук больше похож на испуганный вопль.
– Как ты попал сюда? – свистящим шепотом спрашиваю я.
Криво ухмыляясь, он показывает большим пальцем на окно. Округлив глаза, я подбегаю к нему и выглядываю на улицу. По примеру большинства огромных домов-усадеб на юге, в нашем доме тоже есть балкон, но те два под моими окнами – французские, то есть декоративные, шириной не больше метра, с кованым ограждением. На них невозможно стоять, что уж говорить про то, чтобы вскарабкаться туда.
Я пытаюсь понять, как Гид попал сюда. Сад, носик для слива на конце водосточной трубы, трельяж, покрытый лозами желтого жасмина. Он сделан из кедра, но недостаточно крепко сидит в земле. Мальчишка, который косит у нас траву, постоянно сбивает его. Папа жалуется на то, что каждое воскресенье ему приходится переставлять северный столбик.
Я с подозрением смотрю на Гидеона.
– Ты не?..
– Да, – самоуверенно отвечает он. Его руки сложены на груди, и вид его напрягшихся мышц вызывает у меня сухость во рту. – Но должен сказать, мне было бы намного проще, если бы под твоим окном росло дерево. Может, нам посадить его?
– Конечно. Но ты сможешь воспользоваться им, э-э-э, лет через десять, не меньше. – Мне удается произнести это небрежным тоном, хотя я пляшу от радости: он и правда верит в то, что мы будем вместе так долго?
От мысли о том, что мы с Гидеоном вместе увидим, как саженец вырастет во взрослое дерево, мне хочется хлопать в ладоши. Я еле нахожу в себе силы сдержать порывы и скрыть воспаленные фантазии под завесой холодного равнодушия. Я и так отправила ему селфи. Незачем демонстрировать ему свое отчаяние.
– Бамбук полностью вырастает за шесть дней, – говорит Гидеон, пересекая комнату и останавливаясь перед моей кроватью. Он скидывает обувь и ложится, подложив руки под голову. Похоже, что ему здесь так же комфортно, как в собственной комнате.
Я залезаю на кровать и тоже ложусь, оставив между нами столько места, что там мог бы поместиться кто-то третий.
– Мама вырубит его еще до того, как он успеет хотя бы чуть-чуть подрасти. Бамбук не впишется в ее южный стиль.
– Твоя мама любит юг больше, чем еноты – копаться в мусоре.
– Еще как. – Мама родилась в Коннектикуте, но ненавидит любые напоминания о своем прошлом. По ее мнению, жизнь началась только тогда, когда она поступила в Университет штата Миссисипи. С первого курса она пыталась избавиться от своего северного происхождения. Правда маа-маа вряд ли когда-нибудь позволит папе забыть о том, что он женился на янки.
Гидеон хлопает по свободному месту между нами.
– Ждешь еще кого-то?
– Нет. Я и тебя не ждала.
Я подвигаюсь ближе и прижимаюсь к нему. Он подкладывает руку под мою шею, и моя голова ложится в небольшую ямку под его ключицей.
Тепло его тела так и манит прижаться к нему еще сильнее. Гидеон обнимает меня за талию.
– Я не мог не приехать.
Мне приятно это слышать. Лежа в его объятиях, я удивляюсь, почему вообще так встревожилась. Гидеон любит меня. Я знаю это. Он не обнимал бы меня вот так, если бы не любил.
– Но почему ты не воспользовался входной дверью? – спрашиваю, стараясь придать своему голосу непринужденность. Хотя мое сердце поет от радости.
– Ну, это скучно.
– И то правда. – Но мне все равно не по себе. Почему он не постучал в дверь? Он хотел спрятаться от моих родителей? – Мама с папой любят тебя, ты и сам знаешь. Они не против, чтобы ты приходил.