Он одобрительно кивает.
– Отличная работа.
Я хихикаю.
– Хм, а вандализм – это прикольно. Теперь не подсесть бы.
– У меня внушительный трастовый счет. Думаю, я смогу позволить себе внести за тебя залог.
Гидеон хватает меня за руку, и мы бегом возвращаемся к «рендж роверу».
– Но я могу снова попасть в неприятности.
Он усмехается, бросая пустой пакет на заднее сиденье. Тепло его улыбки смогло бы согреть меня на протяжении всей зимы в Каролине. Я делаю глубокий вдох, но тут же понимаю, что не могу дышать.
Гидеон берет меня за запястье и притягивает к себе.
– И я снова внесу за тебя залог.
У меня подгибаются колени, в лодыжках слабость. Меня клонит в сторону Гидеона.
– И сколько раз ты будешь это делать?
– Столько, сколько понадобится. – Его рот в миллиметрах от моего. Я чувствую запах мяты в его дыхании, тепло, согревающее мою щеку. – И так долго, как тебе будет нужно.
Его рука скользит от моего запястья вверх по локтю и плечу, чтобы коснуться моей щеки. Тогда я перестаю дышать. Воздух стал слишком тяжелым, чтобы наполнить легкие. Боюсь, что любое случайное движение может заставить его исчезнуть, как это было в моих снах.
– Саванна, – шепчет Гидеон.
Его большой палец касается моего подбородка, а потом замирает на середине нижней губы.
Это прикосновение отзывается во всем моем теле. Его пальцы обвиваются вокруг моей шеи. Медленно он тянет меня к себе, давая время отстраниться. Я двигаюсь. Поднимаюсь на цыпочки. Ближе. Настолько, чтобы стереть расстояние между нами. Еще ближе, чтобы мои губы могли коснуться его. Чтобы чувствовать, как поднимается и опускается его грудь, когда он жадно глотает воздух. И еще ближе, настолько, чтобы стереть прошлое, всю боль и сожаления.
Настолько, что для меня сейчас существует только он один.
Его сердцебиение стучит у меня в ушах. Его нежность сладостью остается на моем языке. Мы целуемся так, как будто не стоим посреди улицы перед машиной, которую только что испортили, так, словно никогда не ссорились, не говорили друг о друге плохого слова и не расставались.
Гид сжимает меня крепче, будто боится, что я снюсь ему. Это вызывает у меня улыбку, придает смелости. Я прижимаюсь к нему, двигая его назад до тех пор, пока его спина не ударяется о «ровер». Обнимаю его за шею и наклоняюсь, целуя в ответ, пока он не начинает задыхаться.
Гидеон подхватывает меня за ноги. Чувствую, как он поправляет себя подо мной, как расставляет ноги шире, скользнув руками под мою попу и прижимая меня к себе. Как же я по нему скучала!
Мои пальцы устремляются к нижнему краю его футболки и пробираются под нее, чтобы коснуться кубиков на его животе, накачанных благодаря часам, проведенным в бассейне и тренажерном зале.
Одним молниеносным движением Гидеон открывает дверь машины и бросает меня на мягкую кожу заднего сиденья. Он наваливается на меня своим твердым телом, заполняя собой пространство, такое знакомое и такое чужое одновременно. Его рот оказывается на моей шее, а пальцы впиваются в бока.
– Снимай! – Я тяну его за футболку. – Снимай ее.
Он стаскивает ее с себя через голову, и у меня есть несколько секунд, чтобы полюбоваться настоящим произведением искусства – телом Гидеона Ройала. Бог так щедро одарил его. У него не только красивое лицо: твердая челюсть, прямой нос, полные губы – но и тело, которому позавидовала бы статуя.
Я облизываю губы в предвкушении.
– Отлично.
Потом жестом подзываю его к себе. Гид подчиняется без единого слова.
Теперь он тянет вверх мой топ. Я помогаю ему снять его. Рот Гидеона находит мою ключицу, ласкает кожу над кружевным бюстгальтером, а затем покрывает поцелуями живот и опускается ниже. Я помогаю ему с пуговицами, молниями и кружевами.
А потом мы вдвоем стираем прошлое, облегчаем боль и заменяем все плохие воспоминания новыми, замечательными.
– Саванна, – шепчет Гидеон, растягивая три слога в целый напев. Он целует изгиб моей щеки, трется носом о мой подбородок, целует разгоряченную впадину между грудей, а потом повторяет: – Саванна, я скучал по тебе.
В его словах скользят подлинное одиночество, искренность, которую нельзя не услышать.
– Больше не отпускай меня, – шепчу я в его лоснящуюся от пота кожу.
– Не отпущу. Никогда. Я люблю тебя, Саванна. – Он поднимается на руках, чтобы посмотреть на меня. – Я отдал тебе свое сердце в ту самую минуту, как впервые увидел тебя. Прошу тебя, скажи, что мы снова будем вместе.
Я притягиваю его к себе. Горячая кожа на горячей коже.
– Мы снова вместе. Я тоже люблю тебя, Гидеон. Я пыталась избавиться от этого чувства, но это невозможно. Теперь ты не отделаешься от меня.
Это не угроза, это обещание. Его глаза светятся от счастья, и мы снова сливаемся в поцелуе. Я притягиваю его ближе, чтобы он оказался еще глубже. В этой сумрачной аллее мы изгоняем тьму и заменяем ее нашей чистой, светлой любовью.
Позже, намного позже, Гидеон лежит рядом со мной. В открытую дверь задувает легкий прохладный ветерок. Гид слишком высокий, чтобы поместиться в автомобиле. Такой риск должен был напугать меня, но я лишь смеюсь. Вокруг машины могла бы собраться хоть целая толпа народа – я все равно не заметила бы.
– Что такое?
– Ничего. – Я сажусь, убирая с лица влажные пряди волос. – Нам пора ехать.
Я оглядываюсь в поисках своего топа.
Гидеон тоже садится.
– Хочешь побыстрее убраться с места преступления?
Я протягиваю ему его футболку.
– Это второе правило в инструкции Бонни и Клайда.
– А какое первое?
Я широко улыбаюсь.
– Всегда совершайте преступление вместе.
21
– Езжай аккуратно. – Я целую Саванну в лоб и убираю прядь волос за ухо. Сегодня они прямые. Я еще не решил, что мне больше нравится: шелковые пряди или неукротимые кудряшки. Наверное, и те и другие.
Она нервно улыбается мне.
– Приедешь домой в следующие выходные?
Я чувствую ее тревогу, хотя она делает все возможное, чтобы скрыть ее. Наклоняюсь поближе, надеясь, что она прочитает искренность в моих глазах.
– Да. В пятницу освобожусь где-то к полудню, так что в Бэйвью вернусь до того, как закончатся твои занятия. Кстати, осталось подождать всего три недели, и я вернусь домой на все лето. – Я еще раз обнимаю Сав, а потом поднимаю ее маленький чемоданчик.
– Сколько времени ты собираешься проводить в Бэйвью во время летних каникул? – Она открывает заднюю дверь своего «мерседеса» и ждет, пока я уберу туда чемодан.
– Пока трудно сказать. Ты сделала все, что нужно было? – Я тяну время, гадая, куда подевалась Джули.
– Да. Я побывала на факультете киноискусства, посмотрела, где будет проходить большая часть моих занятий, познакомилась со своим будущим куратором. – Саванна барабанит пальцами по дверце. – Утром звонила Шии, так что они ждут меня дома через пару часов.
Я неохотно ставлю чемодан на заднее сиденье. Сав закрывает дверь и сразу же обнимает меня.
Я замираю, потому что чуть не забыл обнять ее в ответ. Мы так долго не общались. Я и забыл, как мне это нравится. В любое другое время я бы подхватил ее на руки и утащил к ближайшей горизонтальной поверхности. Прошлой ночью я настолько потерял над собой контроль, что не смог дождаться, когда вернемся в мою квартиру. Но ничто на свете не заставит меня пожалеть о прошлой ночи.
Я прижимаю ее голову к своей груди, а сам высматриваю своих друзей.
– Э-э-э, ты меня раздавишь. – Сав извивается в моих объятиях.
Я медленно отпускаю ее.
– Прости, я уже отвык обниматься.
– А я думала, вы с Кэлом каждую ночь жметесь друг к дружке. Ты, конечно, будешь маленькой ложечкой, – дразнится она.
– А вот и нет. Кэл всегда – маленькая ложечка. Помяни черта. – По мне прокатывается волна облегчения, когда я наконец замечаю своих друзей, спешащих к нам. Если бы они не появились, почти все, что я задумал ночью, полетело бы коту под хвост.
– Простите! Простите! – подбегая, кричит Джули. – Мне позвонила мама, и потребовалась целая вечность, чтобы отделаться от нее. – Она хватает Сав за руку. – Ты должна вернуться на минутку. Нам нужно кое-что сделать перед твоим отъездом.
– Но я уже сказала сестре, что буду дома…
– Перезвонишь ей, – перебивает Джули и чуть ли не силой утаскивает прочь продолжающую что-то лепетать Саванну.
Я улыбаюсь и машу им рукой, пока Сав не оказывается в безопасности, в общежитии. Затем, нахмурившись, поворачиваюсь к Кэлу.
– Дотянули до последнего, да? Кстати, и чем вы там с Джули занимались?
На лице Кэла вспыхивает румянец.
– Охренеть! – восклицаю я, на мгновение отвлекшись от своего плана. – Как это случилось?
Он пожимает плечами, вид у него при этом одновременно сконфуженный и довольный.
– Сам не знаю. Мы ждали твоего звонка и начали говорить о любви и прочей херне. Одно привело к другому. Я, похоже, сказал, что у меня есть чувства к ней. – Друг на секунду отворачивается, переполненный эмоциями. Может, это смущение, а может, счастье. Я жду, пока он соберется с духом. Только через мгновение он расправляет плечи и смотрит мне прямо в глаза. – Короче, она сказала, что у нее тоже есть ко мне чувства, ну а историю про птичку и тычинку я повторять не буду, ладно?
Я согласно киваю, хотя мне очень интересно, как ее рассказывали Кэлу.
– Круто, мужик. Я рад за тебя. – Я ухмыляюсь и хлопаю его по плечу.
Он улыбается в ответ.
– Спасибо. Ну кто смог бы устоять передо мной, верно? Я лучше, чем стейк с картошкой фри, от которых не толстеешь.
– Ну конечно. Кстати, это пестики и тычинки.
Кэл почесывает голову.
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно.
– Мне кажется, ты ошибаешься, сынок. – Мой друг скорбно качает головой. – Эту историю мне рассказывали и папа, и дядя, и я точно помню, что там фигурировали птички и тычинки.