— Хотите сказать, что у вас найдется дюжина носовых платков, помеченных инициалами «Ф.Б.»? — ядовито заметил Пэйнтер.
— С памятью у меня действительно неважно, — любезно согласился Шейн. — Но мы можем вместе заняться поисками, если вы позволите мне спокойно допить мой кофе. — Он поднес чашку к губам и с удовольствием осушил ее.
— Брось, Майкл, — остановил его Джентри. — Никакие увертки тебе не помогут… Если она была здесь, то мы хотим знать, где сейчас.
— Я не умею гадать, Уилл, — отозвался детектив, с аппетитом поглощая второй бутерброд.
— Но вы не можете отрицать, что она была здесь? — выкрикнул Пэйнтер.
— Я могу отрицать все, что мне заблагорассудится, — огрызнулся Шейн. — И неплохо преуспеть в этом, по крайней мере до тех пор, пока имею дело с вами. — Он отвернулся от возмущенного маленького детектива и снова обратился к Джентри:
— Тебе удалось сделать что-нибудь из того, о чем я просил тебя утром?
— Абсолютно ничего. Мы только зря потеряли время, рассылая телеграммы в Нью-Йорк. Досье Педикью чисто, как рождественский снег.
— Могли бы обратиться и ко мне, — встрял в разговор Пэйнтер. — Я проверил его еще прошлой ночью.
— Меня нисколько не интересует ничего из того, — оборвал его Шейн, — что бы вы могли сообщить мне.
— Относительно девчонки Брайтонов, — остановил его Джентри, — она была здесь прошлой ночью?
— Вы сами были здесь, — напомнил ему Шейн. — Вы же не видели ее, не так ли?
— Вам лучше начать говорить по делу, и чем скорее, тем лучше, — предупредил его Пэйнтер, угрожающе выпячивая нижнюю губу, — чтобы суметь объяснить присутствие этого носового платка с инициалами Филлис Брайтон в вашей спальне.
— А я и не собираюсь ничего объяснять. Сами занимайтесь дедукцией, если вам так хочется, а я посмотрю, что у вас получится. — Шейн встал из-за стола, собрал грязную посуду и, перенеся ее в кухню, сложил в мойку. Добродушно насвистывая, он вымыл посуду и тщательно разложил ее по полкам; после чего извлек из бара полную бутылку коньяка и водрузил ее на стол.
Пэйнтер гневно опустил взгляд на пол. Что касается Джентри, то он задумчиво наблюдал за Шейном, который между тем успел достать два бокала и наполнил их до краев. Подчеркнуто игнорируя детектива из Майами-Бич, он вручил один из них Джентри.
— За новые кровавые убийства, — провозгласил Шейн, подымая бокал. — И если вы, ребята, выяснили все, что хотели, то я не рискую вас больше задерживать, — продолжал он, ставя пустой бокал на стол и тщательно вытирая губы носовым платком.
— Мой Бог! — взорвался Пэйнтер. — Голос анонимного доброжелателя звучал в точности как ваш. Вы просто глупы, Шейн, если рассчитываете таким способом провести меня. Думаете, что это снимет с вас подозрения о причастности к исчезновению девушки? Где вы были в одиннадцать сорок пять?
— Не ваше собачье дело, — отрезал Шейн, усаживаясь и закуривая сигарету.
— Мы можем арестовать его на основании имеющихся у нас подозрений, — прошипел Пэйнтер, поворачиваясь к Джентри, продолжавшему внимательно наблюдать за Шейном.
Джентри пожал плечами.
— Он окажется на свободе через час после ареста, — возразил он, покачав тяжелой головой. — Нет, я не думаю, что он знает больше, чем мы, о местонахождении девушки. Пожалуй, нам лучше уйти отсюда, — закончил он, резко подымаясь со своего места.
— Заходите, ребята, — ухмыльнулся Шейн, — в любое время, когда вам приспичит. Кто знает, когда убийца снова будет спать в моей постели? — Со своего места он насмешливо наблюдал, как детективы направились к двери.
Выждав несколько минут, он подошел к телефону и, позвонив в вестибюль, спросил у дежурного портье, ушли ли полицейские. Клерк, знавший Джентри в лицо, сообщил, что они только что покинули здание. Шейн положил трубку и направился в спальню. Он обыскал туалетный столик, заглянул под подушку и матрац в поисках записки, но ничего не нашел. В комнате царил полный порядок. Шейн перешел в ванную, затем на кухню, но с тем же успехом. Дверь, ведущая на пожарную лестницу, была заперта на задвижку. Повинуясь неожиданному импульсу, он свернул в гостиную и открыл ящик стола. Пистолет исчез.
В заключение своего осмотра Шейн подошел к входной двери и исследовал сломанный замок. Неизвестный взломщик оказался мастером своего дела, к тому же, по-видимому, обладавшим первоклассным набором инструментов. Дверь была снабжена автоматическим американским замком, но взломщику при помощи ломика удалось отодвинуть ее от косяка настолько, чтобы просунуть в образовавшуюся щель тонкую полоску стали и сбросить щеколду. Вся операция заняла, очевидно, лишь несколько минут и была проделана совершенно бесшумно.
Больше в квартире Шейну было нечего делать. Он запер дверь, обнаружив, что повреждения не настолько велики, чтобы помешать замку функционировать более или менее нормально. Детектив взял шляпу и спустился в вестибюль.
Отель, где снимал квартиру Шейн, был слишком невелик, чтобы содержать в штате служащих собственного детектива. Мальчики-лифтеры сообщили, что не заметили ничего необычного поблизости от его квартиры этим утром. Он попробовал описать им внешность Филлис, но ни один из них не смог припомнить, что видел, как она выходила из здания. Разумеется, каждый, пожелавший остаться незамеченным, мог свободно выйти из дома через боковой вход.
Шейн зашел в кабинет управляющего и, поставив его в известность о том, что дверь его квартиры была взломана, попросил опросить всех служащих отеля на предмет, не заметил ли кто из них каких-либо подозрительных личностей, слонявшихся в первой половине дня по коридорам здания.
Покончив с формальностями, он вышел из дома и направился по привычному маршруту вниз по Флеглер-стрит.
Пелхэм Джойс снимал небольшую мастерскую на втором этаже одной из многочисленных галерей, составлявших одну из достопримечательностей названной улицы. Шейн вскарабкался по грязной лестнице и вошел в просторную комнату, выходившую окнами на Флеглер. Грязный пол без каких-либо признаков ковра был покрыт пеплом и окурками сигарет. Картины в грубых подрамниках занимали все пространство стены. Мольберт с неоконченным портретом стоял у окна. Несколько поломанных стульев стояли в различных уголках помещения. Пелхэм Джойс сидел в кресле-качалке у окна, водрузив обутые в домашние тапочки ноги на подоконник.
При появлении Шейна он вытянул шею, равнодушно, кивнул и возвратился к прежнему занятию — созерцанию дорожного движения внизу. Пелхэм Джойс был высохшим человеком с массивной лысой головой и худым болезненным лицом. Он был одет в запачканные краской джинсы, некогда белую, а ныне откровенно грязную рубашку, пышный галстук в горошек, небрежно повязанный вокруг тонкой шеи, и потертый вельветовый жакет. О его возрасте трудно было сказать что-либо определенное, хотя, по прикидкам Шейна, ему должно было быть далеко за семьдесят. Когда-то он изучал живопись в Европе и одно время даже пользовался репутацией незаурядного портретиста. Но постепенно бульвары Парижа и главным образом абсент, в изобилии подававшийся в небольших бистро, подточили его здоровье, а затем и мастерство. Поселившись в Майами, он быстро позабыл честолюбивые притязания юности и с тех пор плыл по течению жизни, лениво созерцая уходящие годы под лучами яркого тропического солнца, довольствуясь тем немногим, что требовалось, чтобы удержаться на поверхности.
Шейн знал его уже много лет. Детектив с трудом отыскал стул, способный выдержать его вес, и уселся рядом с Джойсом. Тот меланхолично махнул рукой в сторону окна, за которым текла обычная жизнь курортного города. Его рука была настолько тонкой, что казалась почти прозрачной.
— Глупцы! Живут своей мелкой, ничтожной жизнью и уверены, что важнее их сегодняшних забот нет ничего в целом свете.
— Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Д. К. Хендерсон, — поспешно прервал его разглагольствования детектив.
— Разумеется, — отвечал Джойс, даже не взглянув в сторону детектива. — Самоуверенный болван, вообразивший себя единственным знатоком Искусства. Колесит по миру, дабы удовлетворить тщеславие новоиспеченных миллионеров, мечтающих прослыть покровителями Искусства. — Каждый раз, когда Пелхэм Джойс произносил слово «искусство», он делал на нем особое ударение, старательно артикулируя первую букву «И».
— Людей типа Брайтонов? — небрежно предположил Шейн.
— Брайтонов и им подобных, — Джойс по-птичьи склонил голову и заглянул в глаза Шейна. — Надо отдать ему должное, Хендерсон подобрал несколько неплохих работ для коллекции старого осла, когда тот еще только начинал собирать свою коллекцию. Брайтон сделал в свое время широкий жест, передав свою коллекцию музею «Метрополитен»… и я слышал, что он пытался аннулировать дарственную, когда сам оказался на мели… Разумеется, «Метрополитен» отказался выполнить это абсурдное требование. Слава Богу, хоть они умеют сохранить приобретенное… Так что я весьма сомневаюсь, что ныне Брайтон способен быть покровителем Искусства…
Детектив терпеливо ждал, когда старый чудак исчерпает свои реминисценции.
— А вы не знаете, является ли ныне Хендерсон агентом Брайтона? — спросил он, когда Джойс сделал паузу.
— Не думаю, что он ныне вообще может позволить себе такую роскошь, как нанять агента, — усмехнулся Джойс.
— Но разве не бывает так, что некоторым из агентов удается приобрести за бесценок неизвестную или утерянную работу старых мастеров, чтобы позднее продать ее за целое состояние?
— Что ж, в газетах случается прочесть и не такие байки, — проворчал Джойс.
— Но иногда подобное случается и в жизни? — настаивал Шейн.
— Бывает, конечно. Если мне не изменяет память, именно Хендерсон откопал подлинного Рембрандта где-то в глуши Италии лет пять тому назад. Сейчас эта картина — одна из жемчужин в коллекции Брайтона.
— Сколько можно получить за такую картину? — поинтересовался Шейн.
— Практически любую цену, какую только какой-нибудь чокнутый коллекционер способен выложить из своего кармана, — раздраженно отвечал Джойс. — Сотню тысяч… полмиллиона… два миллиона… В данном случае цена зависит только от возможностей коллекционера и не имеет ничего общего с Искусством.