К подростку вернулось то самое беспокойство, которое он испытывал в самом начале. Его рука дрожала, и это не укрылось от внимания Чэн Ю.
Психотерапевт заговорил:
– Каждая картина – это отражение нашей души, нашей жизни. Кисть в твоих руках. Если тебе не нравится такой конец, почему бы не изменить его, начав с самого начала?
Голос Чэн Ю был хриплым, но говорил он твердо и спокойно.
Цзи Чэн начал рисовать. Принцесса, которую он нарисовал, теперь твердо стояла на ногах, ее взгляд был решительным, словно она давала клятву: «Я буду защищать свою гордость и честь, буду на страже достоинства королевской семьи!»
Девушка, одетая не в роскошное и пышное платье, а в рыцарские доспехи, теперь была похожа на сильную Жанну д’Арк [25].
Чэн Ю смотрел, как кисть порхает по бумаге, как рождается новый образ принцессы. Он кивнул и искренне улыбнулся.
На второй картине принцесса приняла прядь волос из руки старой королевы, но в то же время она держала в левой руке длинный меч и отрезала прядь собственных серебристых волос. Теперь в руке у нее было две пряди.
Чэн Ю несколько озадаченно посмотрел на подростка, и тогда Цзи Чэн начал рассказывать:
– Когда принцесса взяла локон из рук матери, она решительно отрезала прядь из своих собственных волос и соединила ее с волосами королевы. Она сказала матери: «Матушка, ваши волосы – это мой талисман, призванный меня оберегать и защищать. Но я выросла, и нам пора прощаться, теперь я научусь защищать себя сама, стану по-настоящему взрослой, буду себя оберегать и сама буду себе защитником!»
Сюжет начал развиваться в каком-то совершенно ином направлении, и Чэн Ю порадовался за Цзи Чэна.
На третьей картине камеристка приказала принцессе слезть с коня и самой испить воды, а девушка лишь уныло повиновалась.
Цзи Чэн продолжал с энтузиазмом размахивать кистью, за окном завывал ветер, мгла все еще спускалась, но уже казалась не такой непроглядной, и Чэн Ю почувствовал, что ему стало чуть легче.
Психотерапевт пару раз кашлянул, торопливо сделал несколько глотков горячей воды, а когда обернулся, Цзи Чэн уже дорисовывал третью картину.
Здесь принцесса, которая вначале печально распростерлась у кромки воды, теперь решительно стояла, ее рука была направлена на камеристку, в глазах читались гнев и обвинение. Принцесса выглядела гордой, она четко обозначила свои границы, словно бы размахивала флагом, подавая камеристке знак: не подходи, не вторгайся! Принцесса перестала быть маленькой хрупкой снежинкой, которая растает, стоит только к ней прикоснуться.
Она превратилась в глыбу льда и с твердостью этого же льда отстаивала свои границы. Давала понять, что она отдельная личность: я не ты, а ты не я. Я буду указывать тебе, что мне нравится, а что нет, а ты будешь соблюдать границы между нами.
Принцесса наконец громко сказала «нет» и решительно ответила отказом на наглость камеристки. Девушка твердо заявила: «Почему я должна подчиняться тебе? Почему я должна держаться за тебя? Если я и была слабой раньше, то на этот раз я обозначу и начну все заново! Я не хочу причинять тебе боль, но если бы ты не была такой наглой, а я не была бы такой слабой, то в конце концов наши судьбы не сложились бы так трагично…»
Голос Цзи Чэна стал мрачным, но в этой мрачности появилась новая сила, сила, которая брала начало из смелости, родившейся в момент отчаяния.
Следующей была картина четвертая, и в тот момент, когда Цзи Чэн взялся за кисть, его глаза внезапно расширились – рисунок изменился.
Здесь, на высоком троне, было пусто, камеристка стояла у подножия лестницы и смотрела на дворец. Ее лицо выражало страх. Она была одета в простую одежду служанки, так где же должна стоять принцесса?
Чэн Ю улыбнулся и кивнул Цзи Чэну, как бы говоря ему: да, именно здесь. Подросток глубоко вздохнул. Хотя воздух все еще был пыльным, он уже не так обжигал нос и горло, как несколько минут назад, даже мрачная погода за окном стала как будто приятнее и мягче.
Один взмах кистью, другой, и вот уже нарисована принцесса. Девушка теперь сидела на троне, ее кожа была белой, как снег, нефрит, серебристые волосы царственно рассыпались по плечам, а на голове красовалась корона, инкрустированная золотом, серебром и нефритовыми бусинами, которые сверкали и бросали блики на ступени.
Принцесса раскинула руки в стороны, а на ее лице появилась уверенная улыбка: она заняла свое место, которое и должна была занимать, и теперь финал сказки будет иным.
– Принцесса изменила свою судьбу. Оказалось, что перемены возможны только тогда, когда она поймет, кто она такая, и будет готова работать над собой ради этих перемен. Она победила наглую камеристку и вновь стала принцессой, заняла законное место на троне и взглянула на женщину, которая принесла ей столько бед и несчастий… Могла ли камеристка обладать таким могуществом? Необязательно. Неужели принцесса неправильно понимала, что такое добро и красота? Это не просто покорность и неумение отказывать, противясь чужой воле, забывать о себе и своих желаниях. Нет, истинное добро и красота – это ясно осознавать собственные потребности, уметь показать миру, что ты личность, и знать, что заслуживаешь лучшего отношения.
– Принцесса простила камеристку и осознала, что та может быть учителем, посланным небесами. Там, свыше, хотели, чтобы она по-настоящему выросла и научилась бороться и защищать себя и тех, кого любит. Поэтому принцесса не стала казнить камеристку, но всегда помнила урок: нужно бороться за то, что для тебя ценно, будь то прядь серебристых волос или огромное королевство.
7Искусство непредсказуемо
Цзи Чэн закончил свой монолог, перед ним лежала целая серия рисунков. Их можно было изучать последовательно или в обратном порядке, и каждая интерпретация могла привести к другому, непредсказуемому финалу.
Аромат красок наполнял кабинет, Чэн Ю сделал еще один глоток зеленого чая, горло немного отпустило. Кажется, простуда должна была скоро пройти.
Чэн Ю отставил чашку с чаем, спокойно посмотрел на Цзи Чэна, и в этом взгляде переплелись одобрение и подбадривание, он как бы спрашивал: «Ты ведь знаешь, что тебе делать дальше?»
Цзи Чэн отложил рисунки, на душе у него было удивительно спокойно.
Подросток провел в кабинете для консультаций уже намного больше времени, чем отведенные сорок пять минут. Пока он рисовал, испытывал бурные, очень смешанные чувства, следил за сменой сюжетов на картинах, а теперь гнев, жажда мести и обида улеглись, как море после ужасного шторма, и на сердце стало очень спокойно, словно наступил штиль.
Все это было совершенно удивительно, ведь учитель Чэн Ю не сказал ничего особенного, он просто слушал и смотрел, как Цзи Чэн рисует.
– Учитель, спасибо, теперь я знаю, что мне делать. Если сдерживать эмоции, рано или поздно они прорвутся наружу в самом омерзительном виде, лучше с самого начала обозначить собственные границы. – Цзи Чэн улыбнулся, его бледное лицо наконец-то наполнилось жизненной энергией, и он перестал быть похожим на двухмерного персонажа.
Аромат чая, знакомый, родной запах красок витали в воздухе, изгоняя удушливый смог за окном, и между ними вдруг возникло молчаливое согласие, как будто психотерапевт и пациент давно знали друг друга.
Посреди этой сказки Чэн Ю отыскал гусятницу и поддержал, воодушевил ее, помог ей найти выход из мучительного замкнутого круга.
– Учитель, вы просто удивительный человек… Спасибо, что выслушали меня.
К Цзи Чэну снова вернулся его образ хорошего мальчика, и Чэн Ю знал, что именно этот образ подросток больше всего хотел бы сохранить. Психотерапевт не собирался его менять, все изменения должны происходить изнутри, это должно быть внутреннее стремление самого человека.
«Будь собой. Говори „нет“ людям и тем вещам, которые тебе не нравятся. Может быть, поначалу тебе будет трудно привыкнуть к этому, но так твоя жизнь и правда станет приятней и счастливей».
Чэн Ю вывел эти слова на последней картине, где принцесса обрела свой трон и с уверенной и спокойной улыбкой на лице смотрела на свое королевство.
Все верно. Психотерапевт собирался подарить эту картину Цзи Чэну, который ее и нарисовал.
Эпилог
– Наставник, как ваша простуда, вам лучше? – Лин с беспокойством толкнула дверь и увидела, что Чэн Ю собирает разбросанные по столу листы с рисунками. – Вам нужно поберечь горло и меньше разговаривать! Зачем же вы перенапрягаетесь?
Лин увидела картины и широко распахнула глаза.
– Наставник, у этого пациента была проблема с определением и выстраиванием психологических границ?
Чэн Ю удивленно посмотрел на ассистентку – стоило ей только взглянуть на листы бумаги, как она сразу же уловила суть всей терапии. Эта девушка быстро училась и обладала незаурядным умом, должно быть, она далеко пойдет и определенно станет блестящим психотерапевтом.
Наставник наблюдал за тем, как Лин сосредоточенно наводит порядок в кабинете, и вдруг почувствовал, как сердце кольнуло. Что будет с ними через два года? Где будет Лин и где будет он сам?
Горло обожгло жгучей болью, Чэн Ю не сдержался и снова закашлялся, и девушка сразу же принесла ему воды.
– Наставник, сколько раз я вам говорила, но вы меня не слушаете! – В глазах Лин сверкнула рассерженность, но за этой рассерженностью скрывалось искреннее беспокойство.
Чэн Ю взял чашку в руки, вода оказалась теплой, именно такой температуры, какой надо. Юноша посмотрел в окно и подумал, что принцесса-гусятница наконец стала самой собой и на душе у нее царит спокойствие.
Изменения никогда не происходят в одночасье, они случаются понемногу, постепенно, подобно воде, точащей камень.
– За тебя, Цзи Чэн. – Психотерапевт отсалютовал чашкой с теплой водой и улыбнулся далеким горам.
Юность Сюань-цзуна
Пролог
В сумраке музея крепко спали культурные реликвии: найденные глубоко под землей позолоченные фляги в виде гарцующих лошадей и сосуды для вина в форме рогов носорога едва заметно поблескивали под тускло-желтым светом экспозиционных стендов.