– Жертва не обязательно должна становиться палачом, вы тогда были еще очень молоды и не могли защитить себя, это не ваша вина, – сказал Чэн Ю.
– Подойди-ка сюда, Сяо Сяо! Я даю тебе последний шанс вернуться в студию… – резко бросила Нин Хао и скрипнула зубами.
Чэн Ю перевел взгляд на девушку, та не двинулась с места. Психотерапевт все ждал и ждал.
Наконец она заговорила:
– Учительница, я вам сочувствую. Я сама не могу в это поверить – моя собственная учительница, как вы могли так поступить со мной? Я не смогу никому рассказать, я не посмею… Я помню ваши теплые чувства ко мне, но с этого момента вы больше не моя учительница. Нин Хао, только так я смогу принять эту реальность… Между нами все очень запуталось, но лучше нам оставить все обиды здесь и сейчас. Если вы сделаете хоть еще один шаг, я буду бороться, бороться с вами, потому что я хочу жить. Я хочу рисовать, я не хочу лишиться своей любви к живописи! Я хочу рисовать всю жизнь!
По лицу Сяо Сяо текли горячие слезы.
Чэн Ю в глубине души аплодировал ей.
Кроткая и послушная Сяо Сяо должна была научиться быть храброй, даже если человек, который причинял ей боль, был ее учителем. Даже если никто из окружающих ей не поверил бы, она должна была встать на защиту самой себя, иначе в будущем ей точно не избежать психологических проблем.
Нин Хао посмотрела на Сяо Сяо и пронзительно закричала:
– Так кто же начал первым? Кто оскорблял меня в Интернете? Кто писал мне сообщения о том, что желает моей смерти?! Это была ты, это точно была ты!
– Нин Хао, перестаньте проецировать свои обиды! Возможно, когда вам было столько же лет, сколько и Сяо Сяо, если бы у вас хватило смелости сказать что-то подобное, вы бы прожили другую жизнь, но нельзя все начинать сначала, Нин Хао, оставьте это! – сказал Чэн Ю.
Нин Хао развернулась и пошла прочь. Психотерапевт видел, что в ее глазах затаилась глубокая обида, им не удалось растопить лед в ее душе. Но Чэн Ю держал в руках неопровержимые доказательства, и если женщина посмеет предпринять отчаянные шаги, то он не бросит Сяо Сяо и поможет девушке противостоять ей.
– Что же мне теперь делать? – Пациентка безучастно смотрела вслед удаляющейся фигуре Нин Хао.
– Сяо Сяо, нарисуй портрет воительницы. Я хочу увидеть женщину-воина, которую ты нарисовала. С моей помощью или без нее, но ты уже не такая, как была прежде. Ты должна стать храброй воительницей, потому что у тебя нет пути назад, – сказал Чэн Ю.
Он вспомнил о лабиринте на своем столе. Ему оставалось всего ничего до завершения, и тогда он наконец бросит вызов этому беспорядку и построит свое королевство-лабиринт.
– В мире царит хаос, учителя не похожи на учителей, ученики не похожи на учеников, врачи не похожи на врачей, пациенты не похожи на пациентов… – Чэн Ю не любил хаос и беспорядок, и он был полон решимости завершить свой грандиозный настольный проект.
8
Прошло время, и Чэн Ю отправился на школьную выставку картин. Там он увидел новую работу Сяо Сяо, на которой была изображена богиня охоты Диана, богиня-покровительница девушек. В чистом лунном свете все ее тело сверкало серебром, как и ее доспехи. Позади нее стоял всадник и держал для нее щит, сама Диана держала в руке лук и стрелы, а ее взгляд был полон уверенности и отваги.
К своему удивлению, рядом с картиной Сяо Сяо он увидел работу Нин Хао.
На картине был изображен надменный юноша Нарцисс, проклятый нимфами за то, что влюбился в собственное отражение в воде. На полотне он выглядел истощенным и умирающим, со слезами на глазах. Но, в отличие от легенды, фоном на картине служил сплошь мрачный лес.
Самое удивительное, что обе картины находились на приличном расстоянии друг от друга: богиня охоты высоко держала в руке лук и стрелы, ее взгляд был обращен к Нарциссу, а юноша смотрел на Диану с растерянностью и недовольством.
Чэн Ю окончательно убедился в том, что, подобно сновидениям, картины могут отражать наше внутреннее подсознание, любовь и ненависть, радость и гнев и печаль, о которых мы никогда не говорили вслух и вряд ли наберемся смелости в них признаться.
9
– О небеса! Наставник, это просто поразительно!
Лин посмотрела на огромный дворец, выстроившийся на столе Чэн Ю: бесчисленные крошечные детали от хаоса пришли к порядку. Они выстроились по цветам и размеру: черный вход, оранжевый выход, зеленые и красные несчитанные разветвления, – все это развернулось перед ассистенткой.
– Пустяки, теперь можно и порисовать, – скромно ответил Чэн Ю. Конечно же, он не стал рассказывать Лин, сколько времени потратил, пока строил лабиринт и придумывал, как закончить дело Сяо Сяо.
Бесчисленные пары широко распахнутых глаз разметались по холсту, словно в жутком сне.
– Знаменитая кинокартина «Завороженный» [49]. Сюрреалистический занавес, который Дали нарисовал к фильму «Завороженный», это еще и самый дорогой занавес в мире, я полагаю? – безразлично проговорил Чэн Ю.
– Учительница Нин Хао увольняется, – сказала Лин.
– О… – Чэн Ю ожидал этого: эта женщина была гордой, но не могла допустить, чтобы кто-то узнал о ее внутренней тьме. – Сменив декорации, можно начать все с чистого листа.
– Наставник, вы слышали эти слухи? – Лин хотела еще что-то сказать, но промолчала.
Чэн Ю ничего не ответил, он старался быть милосердным и хотел предоставить Нин Хао пути для отступления.
– Вот это… – Лин передала наставнику свой мобильный телефон.
Чэн Ю машинально взглянул на экран, не отрываясь от написания картины, а затем его глаза расширились.
Это была фотография Нин Хао, выложенная в каком-то блоге, который пестрел злобными ругательствами и проклятиями!
Он вспомнил последние слова Нин Хао, которые та сказала Сяо Сяо. Кисть выскользнула из его рук и упала на пол.
С холста пристально, как в кошмарном сне, на него смотрело множество пар широко раскрытых глаз.
Сяо Сяо, какой нежной и хрупкой она выглядела, когда улыбалась, как хотелось ее защитить. Была ли эта нежность и хрупкость истинной? Или это была лишь маскировка?
То, что девушка видела во сне, не было ложью, но был ли сам Чэн Ю так уверен, что женщина-призрак, которая заунывно рыдала и колотила в стеклянный пол, была учительницей Нин Хао?
Сяо Сяо превратилась в большой знак вопроса, и этот знак вопроса трепетал в сердце Чэн Ю.
Черная река – это человеческое сердце, и Чэн Ю не мог точно сказать, где находится дно этой реки. Он горько рассмеялся, глядя на пару темных и глубоких глаз на репродукции картины Дали, с усмешкой и издевкой смотрящих на него. Он снова посмотрел на лабиринт, который соорудил на столе, – такую искусную постройку, в которой он тщательно продумал каждую деталь.
Чэн Ю подошел к лабиринту и под изумленным взглядом Лин смахнул со стола все блоки и разгромил всю конструкцию.
– Начнем все сначала! – сказал он твердым голосом.
В душе он был расстроен неудачей, но быстро все понял и простил сам себя. Провел переговоры со своим сердцем и наметил новый манифест, который учреждал новый порядок, пусть даже он будет действовать только в этом кабинете для консультаций площадью всего двенадцать квадратных метров.
Обои с вишенками
1
На ней было розовое шерстяное пальто. Мягкое, уютно-зимнее, украшенное рисунком вишни – сверкающие красные вишенки. Казалось, их можно сорвать, и сразу разольется сладкий аромат – стоит только протянуть руку.
Губы девушки тоже были похожи на хрустальные вишенки, они сияли и искрились. Но сейчас она опустила голову и даже не смотрела на стоящего перед ней Чэн Ю.
– Ин Лин, рад с тобой познакомиться, – мягко сказал психотерапевт, он уже успел кое-что узнать о ней, когда они общались по телефону.
Он выдерживал расстояние около трех метров от девушки, это было необходимо для посетителей с гетерофобией [50]. Дверь кабинета для консультаций была закрыта неплотно, оставалась небольшая щель, и порывы холодного воздуха проникали внутрь.
Девушка долго молчала, а психотерапевт легонько постукивал ручкой по столу.
Чэн Ю почувствовал, что как психотерапевт он ей не подходит, поднялся и сказал:
– Возможно, мне стоит познакомить вас с другим, более подходящим специалистом.
Лин уже напомнила Чэн Ю, что наиболее подходящим специалистом для Ин Лин, которая испытывала страх и отвращение к противоположному полу, должна быть женщина, это облегчило бы их общение. Но Чэн Ю иногда бывал упрямым. Перед консультацией он был полон уверенности, что станет исключением из правила.
Но теперь молодой человек начал просматривать свою записную книжку, чтобы найти более подходящего для этой девушки терапевта.
Холодный зимний воздух продолжал врываться в кабинет.
В этот момент Ин Лин медленно встала и указала на картину, висевшую на стене кабинета для консультаций: это была часть нарисованной Чэн Ю планеты Яракэми, которую он вырезал и повесил на стену.
Странная, фантастическая планета изначально не подходила для того, чтобы висеть в кабинете для консультаций. Чэн Ю, должно быть, потворствовал своим капризам – он хотел запомнить ощущение, как разрывается и воссоздается вновь граница между реальностью и фантазией, а запомнив это ощущение, он сможет лучше понимать своих пациентов.
Ин Лин окинула взглядом картину и сказала:
– Очень красивая звезда, такая свободная, парящая среди Вселенной. – Ее голос был похож на перезвон музыки ветра, мягко нарушающий тишину кабинета для консультаций.
В отражении стекла рамки она видела стоящего позади нее Чэн Ю – тот хранил молчание, ожидая, когда посетительница сама отбросит свои барьеры и начнет открывать душу.
Но Ин Лин, смотревшая на силуэт психотерапевта в стекле, постепенно изменилась в лице, зрачки ее глаз расширились, она прикрыла рот, и на глазах девушки навернулись слезы.