Чэн Ю с серьезным видом достал из рюкзака черную картонную коробку.
– Что это? – резко спросила мать Ин Лин, в каждом движении юноши ей чувствовалось что-то зловещее: чего же хотел этот человек?
Чэн Ю медленно открыл перед ней картонную коробку, его лицо не выражало ничего.
Внутри лежала черно-белая фотография, увеличенная до формата А4, на ней было запечатлено улыбающееся лицо молодой девушки Чжан Юэ, ее искрящиеся глаза были чистыми, как ручей, и похожими на сверкающие ягодки вишни. Эта фотография была сделана летом, когда ей было четырнадцать лет. Фотография до того, как все случилось.
Улыбка юной девушки была очень милой, но от черного-белого снимка веяло печалью. Коробка была выложена хлопчатобумажной тканью с рисунком из вишенок.
– Все прошлое, всю юность можно запечатать в гроб, если воспоминания об этом слишком трагичны. Попрощайтесь с ней, вы можете оплакать ее.
Чэн Ю достал зажигалку и поджег фотографию. Пламя заплясало, как в ритуале жертвоприношения, оно нежно поцеловало фотографию молодой девушки, медленно свернуло края, а затем медленно обратило снимок в серый пепел. Из окна в комнату ворвался зимний ветер, подхватил этот пепел и унес в холодное небо.
– Пусть она покоится с миром, не нарушайте больше ее спокойствия, отныне кошмары не вернутся, – сказал Чэн Ю, глядя на пепел, витающий в воздухе.
Мать Ин Лин… Нет, «мать Ин Лин» не было ее настоящим именем. Это была другая женщина, которая появилась после смерти молодой девушки Чжан Юэ. Ее звали Чжан Юэ, женщина Чжан Юэ.
Женщина Чжан Юэ долго и бесстрастно наблюдала за тем, как сгорает фотография, и наконец испустила душераздирающий вой. Спустя столько лет она наконец громко заплакала, и это больше не были тихие всхлипывания темной ночи, от которых раны на сердце все больше гноились. Не нужно было переживать, не нужно было думать о том, что подумают люди, она просто хотела хоть раз почувствовать облегчение и поплакать о своей судьбе.
Ненависть может передаваться из поколения в поколение, а как насчет любви? Может ли любовь стать силой, которая положит начало прощению?
Эпилог
На их следующую консультацию пришли мама Ин Лин и ассистентка Лин. Мама Ин Лин на этот раз не стала душиться ароматом под названием Poison. Если для женщины духи – это броня и оружие, то Чжан Юэ, похоже, решила, что в них больше не было необходимости.
Чэн Ю казался невозмутимым, и невозможно было разглядеть одиночество и борьбу в его душе. Были ли у него свои горести и радости? Он был похож на неразрешимую загадку, которую, как знала Ин Лин, ей никогда не удастся разгадать.
– Простите, учитель Чэн Ю, я просто боюсь, очень боюсь… – Ин Лин чуть не расплакалась, для нее это было слишком.
Психотерапевт не сказал ни слова, он просто положил руки перед ней, дружеские, теплые, мужские руки, большие, с тонкими пальцами, которые, казалось, принадлежали пианисту.
Ин Лин посмотрела на руки, который протянул ей Чэн Ю, подняла лицо и посмотрела на юношу – тот улыбался ей с ободрением и пониманием.
– Ин Лин, попробуй, мои руки не кусаются, – легко сказал психотерапевт.
Девушка собрала в кулак всю свою смелость, шарф с узором из вишенок на шее заискрился, и ее рука поднялась в воздух.
Мать Ин Лин посмотрела на свою дочь, в ее взгляде было и беспокойство, и неуверенность, но в конце концов она решилась и ободряюще улыбнулась дочери.
– Лин, милая, попробуй, у тебя получится.
Она хотела сказать еще кое-что: «Ты не такая, как я, ты заслуживаешь совершенно новой жизни».
– Мама…
Ин Лин почувствовала тепло и любовь во взгляде матери – это было для нее самой большой поддержкой в момент важных перемен.
Чэн Ю внезапно как будто что-то вспомнил. Он взял со стола пресс-папье и вложил его в руку девушке.
– Если моя рука ущипнет тебя, ты можешь использовать это, чтобы защитить себя. Ин Лин… – Не успел Чэн Ю договорить, как почувствовал, что его левую руку уже обхватили пальцы Ин Лин.
Маленькие холодные руки напомнили ему о разговоре с матерью в тот день.
– Все не так страшно, правда? В этом мире есть разные люди, и порой не так-то просто отличить, кто хороший, а кто плохой, особенно только по половому признаку. Мы должны быть сильными и держать ухо востро, но при этом не становиться непохожими на себя из-за страха… Теперь ты меня не так боишься? Верно? Запомни, как изменились твои чувства, это сделает тебя смелее… – Чэн Ю улыбался, его руку по-прежнему крепко держала Ин Лин.
Девушка слушала его слова, пока наконец не опустила голову и не издала тихий всхлип.
Чэн Ю и правда ничего не сделал, но Ин Лин чувствовала опасность, исходящую от него. Его близость вызывала у нее чувство страха, но чего она боялась?
Это был тот самый голос, который кричал в ее голове, заставляя ее убегать.
Но о таком чувстве Чэн Ю никогда не узнает. А у Ин Лин не было времени, чтобы до конца понять, что это чувство означает.
Через некоторое время мама похлопала девушку по плечу, взяла ее за руку. Они кивками попрощались с Чэн Ю и ассистенткой Лин и ушли. Мать и дочь шли рука об руку, одной было сорок пять лет, другой – пятнадцать, у них были такие похожие лица, изящный разрез глаз, темные радужки. Время и пространство накладывались друг на друга, казалось, что Чжан Юэ – девушка, а Ин Лин – женщина средних лет. Они были прочно связаны друг с другом, но все равно казались очень одинокими.
Чэн Ю почувствовал, как у него пощипывает в носу.
Когда дверь в кабинет для консультаций открылась, Чэн Ю увидел, что за дверью их ждал один человек. Это был отец Ин Лин. Психотерапевт впервые видел его вживую, от него веяло теплом. Он что-то негромко сказал и, взяв за руки дочь и жену, направился прочь от кабинета. Они шли далеко-далеко, прижавшись друг к другу и тихо переговариваясь. Они собрались у огня жизни, чтобы согреться. Это и был их дом.
Чэн Ю вспомнил одну историю. Жил-был один слепой, который каждый раз покупал лотерейный билет с одним и тем же номером. Когда-то этот слепой был звездой цирка, лучшим канатоходцем, весь мир был у его ног, он всем широко улыбался, и снова и снова зрители встречали его аплодисментами. В двадцать четыре года, во время циркового представления, он упал с каната и перестал видеть. В течение двадцати лет после этого он всегда покупал один и тот же лотерейный билет. Кто-то спросил его: «Почему ты всегда покупаешь билет с одним номером, он ведь ни разу не оказался выигрышным?» Слепой рассмеялся и ответил: «Бог мне задолжал, так что за ним должок».
Этот теплый и приятный человек, не он ли стал для девушки Чжан Юэ наградой за страдания?
Снег на склонах гор начал таять, и, пока он таял, воздух становился холоднее. Но из-за этого чувства человека обострялись, и можно было даже ощутить, как рождается движение воздуха.
В это время человек ярче осознает, что он жив.
Позднее Ин Лин отправилась к директору и завучу, но о том, что она им рассказала, никто не знал, а Чэн Ю на следующий день позвонили и сообщили, что он должен вернуться к работе в средней школе.
Психотерапевт положил трубку и почувствовал, что его сердце словно окаменело: в нем не было ни радости, ни грусти – оно было похоже на небо над юношей, солнечный свет тускло просачивался из-за облаков, на земле лежали тени и блики, и невозможно было сказать наверняка, пасмурный ли это день или ясный.
Чэн Ю позвонил Лин и поговорил с ней. Даже не видя ее лица, он ощутил радость в ее сердце, слыша лишь голос в телефоне, он чувствовал это совершенно отчетливо.
Но когда он положил трубку, его душу заполнили меланхолия и грусть.
Эта грусть была липкой и влажной, как тающее мороженое, оставляющее следы.
Что подумают о нем другие – его больше не волновало. Чэн Ю сел на мотоцикл, повернул за угол и ехал, ехал, ехал по извилистой горной дороге.
В большом супермаркете у подножия горы он увидел зимнюю вишню в тонких пластиковых контейнерах. Вишенки, будто покрытые легким льняным полотном, багряно-красные и хрустально сияющие.
Ему вдруг вспомнилось невинное, улыбающееся в небесах лицо молодой девушки с волосами, заплетенными в косички. Как можно говорить, что в этом нет смысла? Как можно говорить, что в этом нет ценности?
Чэн Ю и несколько других посетителей супермаркета были там единственными и напоминали путников, встретившихся во тьме ночи. Он был таким же человеком, как и они, но в его руках был ночник, и он зажег свет, чтобы осветить их общий путь, огромную дорогу впереди. Даже если Чэн Ю не сможет изменить мир, он подарит каждому, кого встретит в жизни, немного света. И этот слабый свет, возможно, и станет той самой силой, которая побуждает к жизни.
Им предстояло пройти долгий путь. Свет, который Чэн Ю зажигает для них, совсем слабый, но, если каждый раз продолжать что-то делать, пусть даже не сказав при встрече ни слова и не попрощавшись, этот свет будет гореть и дальше в их сердцах.
Если свет зажечь, он никогда не погаснет. Он освещает их и освещает самого Чэн Ю. Это величайшая награда, которую он получил.
Даже если тебя преследует уныние и разочарование, гони прочь отчаяние – это ведь так поется в одной песне? [53]
Настоящий психотерапевт никогда не озаряет весь мир, подобно солнцу. Но у него есть силы противостоять собственному разочарованию, слабости и ошибкам, и в то же время он знает, как зажечь свет и осветить им темный путь и себе, и своим пациентам.
Чэн Ю достал из рюкзака лист для рисования и торопливо начал делать наброски вишен. Он рисовал их очертания в цвете. Картины всегда будут храниться дольше, чем реальный мир.
Люди, проходящие мимо него в супермаркете, никогда не узнают о том, какие эмоции бушевали в его сердце. Эти эмоции вырывались наружу и оставались на бумаге в виде эмоциональных рисунков.
Вскоре радость и грусть переплелись воедино, и Чэн Ю, не сдерживаясь, расплакался, стоя у при