— Хоть косточки да найду.
— Наверное, в общую могилу зарыли.
Роман даже зубами заскрипел.
— С беляками, с гадами?! Нет, не успокоюсь…
Он вскоре же выехал на поиски.
От станции Лузино Роман пошел пешком по линии, расспрашивая будочников, случайных прохожих и ремонтных рабочих на линии.
Никто ничего не знал.
Он уже начал отчаиваться, как вдруг старый путеобходчик сказал:
— Стойте-ка, ребята! А не того ли он коммуниста ищет, которого мы зарыли?
Затаив дыхание Роман ждал.
— Он невысокий, черноватый?
Роман не мог ответить… закивал.
— Как его звали-то?
— Илья Светлаков… — с трудом произнес Роман.
— Он и есть! — оживился старичок.
И рассказал, как нашел среди трупов раздетого коммуниста. Он понял, что это коммунист, потому что на груди была вырезана звезда.
— Потужили мы, потужили, но что станешь делать. К жизни не воротишь. Я и говорю: «Давайте-ка, ребята, зароем его до времени! Не может того быть, что Советская власть совсем искоренилась. Придут наши! Может быть, кто будет искать. Уж если так его мучили, значит, человек видный был…» Мы осмотрели, — на белье метки есть: «И. С.». Мы эти же буквы над его могилкой и вырубили на сосне…
— На сосне? — беззвучно спросил Роман, делая усилие не разрыдаться.
— А вот пойдем, мы тебе покажем, раз такое дело… Это с версту, не больше!
Они пошли. Прерывающимся голосом Роман рассказал своим спутникам об Илье. Он не видел ничего кругом, шел, как слепой… Но, когда дошли до просеки и на синеве неба обрисовалась угловатая смуглая гора, ярость и горе снова забурлили в нем, как тогда…
Поодаль от стены леса, пощаженная почему-то лесорубами, стояла могучая сосна с шершавой корой. У подножия ее лежало поваленное бурей дерево, упавшее вершиной в малинник. Старичок обошел сосну кругом и показал буквы, грубо высеченные на стволе: «И. С.»
— Холмичек мы не насыпали… вот тут он и лежит…
Постояли в молчании. Потом Роман сказал отрывисто:
— Спасибо, друзья. Прощайте.
На объединенном заседании ревкома и организационного партийного комитета он поставил вопрос так:
— Товарища Давыда уральские рабочие чтут и любят… Надо устроить похороны… величественные! В его лице мы почтим тех, чьи могилы безвестны…
Помолчал.
— Если бы знать, где его жена, на руках бы принес!
Выбрали похоронную комиссию. Заказали цинковый гроб. Послали в редакцию газеты сообщение: «Перевальский организационный комитет РКП(б) извещает товарищей, что близ станции Лузино найдено тело расстрелянного белогвардейцами в июле прошлого года члена областного комитета партии коммунистов Ильи Михайловича Светлакова. Тело будет доставлено в Перевал. О дне и месте похорон будет объявлено завтра».
Из ревкома Роман вышел вместе с Марией Чекаревой, и они пошли в комитет, чтобы наметить группу товарищей, которые должны будут ехать завтра с Романом за телом Ильи.
В помещение комитета Мария вошла первая. Вдруг она вздрогнула, попятилась… и порывисто кинулась вперед.
Навстречу ей поднялась Ирина с заснувшим на руках ребенком.
Путь, разобранный отступающими белогвардейцами, только что восстановлен, — поезд осторожно ползет по свежей желтой насыпи. Медленно проплывает мимо сосновый бор, дышит в дверь теплушки прохладой и лесными запахами. Наискось лежит на полу жаркая солнечная полоса, искрится каменноугольная пыль.
В вагоне молчание. Все уже переговорено, рассказано… Каждый нетерпеливо думает: «Скоро ли Перевал?»
— Эвон та самая выемка, товарищ Светлакова!
Это сказал молодой красноармеец Никишин с забинтованной головой. Он стоял в дверях, вытягивая шею вперед, точно хотел опередить ленивый поезд.
Ирина кивнула. Она сидела в тени, на нарах, смуглая, в белой косынке, держала на коленях спящего ребенка.
— Пожалуйста, Наташа, присмотри за Машей! — сказала она своим выразительным голосом, сохранившим девический серебристый оттенок. Бережно приподняв полугодовалую Машу, Ирина уложила ее на пальто на нары и подошла к двери.
Год… нет не год, а тринадцать месяцев тому назад покинули они с Ильей родной город и расстались в этой выемке.
Она жадно вглядывалась в рыжий откос, точно он мог сохранить следы Ильи. А вот и куст шиповника возле обомшелого камня!
Вот следы боя: окопчики — бугорок и ямка, бугорок и ямка… Столбики с обрывками проволоки, расщепленное ложе винтовки, расплющенный котелок.
Бой!.. Ирине невольно пришло на память то первое сражение, в котором она принимала участие как сестра милосердия.
Во время боя Ирина не думала ни о себе, ни о муже. В первый раз встретилась она с людьми, страдающими от ран, и все ее мысли были обращены на то, чтобы утишить муки, успокоить страдания.
После боя ей пришлось везти тяжелораненых на станцию Полдень, но их там не приняли, так как госпиталь эвакуировался. Пришлось везти в Мохов.
Только сдав раненых в госпиталь, Ирина вернулась.
Нерадостные вести ожидали ее.
Оттеснить белогвардейцев не удалось. Отряд начал было наступление, но противник обошел его с фланга. Интервенты зашли в тыл, наткнулись на моряков, оттянутых на отдых. Балтийцы приняли врага в штыки. Но напор был силен. И балтийцам, и отряду Толкачева пришлось отступить.
О заслоне было известно только то, что он разбит. Смелые разведчики побывали в выемке, видели место боя, но ни раненых, ни мертвых не нашли.
Ничего не нашли, кроме огромной общей могилы.
Жив ли Илья, никто не знал. Была надежда: уцелевшие в бою товарищи могли пробраться лесами в Апайский завод, в Лысогорск и в Лосев.
Ирина вызвалась разыскивать их.
Ни минуты не сомневалась она, что муж ее жив.
Прежде всего она поехала по линии Лосев — Бердянск.
На остановках выходила, расспрашивала всех и каждого, не слыхали ли что об Илье и его товарищах. Заходила в штабы, в летучки, в санитарные вагоны, в теплушки. От станции ехала то в вагоне, то на платформе, то на тормозной площадке.
Иногда ей попадался зачитанный, с оторванными на закрутку полями номер областной газеты с новым адресом редакции: Кушвинский завод, заводской двор, вагон № 159… Все сорвалось с насиженных мест. Тихие заводы и станции стали местами кровавых сражений… И нельзя узнать, в чьих руках будет завтра тот пункт, где ты находишься сегодня. Ирина ехала и ехала, преодолевая дурноту и тошноту, свойственные беременности…
Лосевский комитет партии организовал поиски по окрестностям, дал знать углежогам, которые жили в лесных избушках. Не исключена была возможность, что Илья с товарищами пробирается лесами к Лосеву.
В Лосеве Ирина встретила несколько бойцов из заслона. Один из них видел Илью незадолго до налета белогвардейцев.
— Товарища Светлакова я видел живым, здоровым, — рассказывал он. — Мы после него заступили свою смену в секрете. Немного погодя в выемке началась стрельба. Разводящий пошел узнать, в чем дело, связь установить… Стрельба прекратилась, а он назад не идет. Смены мы не дождались. Видим, неладно дело. Решили идти. Но тут повалили белые — и конные, и пешие, нам пришлось скрываться…
Позднее отыскались многие… Одна группа вышла через леса и болота к Новой Бобровке, трое к селу Монастырскому, один добрался до Апайского завода… Ильи не было между ними.
Работая в походном госпитале в Лысогорске, Ирина встретила бойца, который был в секрете вместе с ее мужем.
— Глухих, где Светлаков? Ты видел его?
— Видел, — ответил Глухих. — Только что я пообедал, начал катать шинель, а белые как сыпанут из лесу! Нас окружили. Вижу, Светлаков отстреливается с колена. Я кричу ему: «Беги, товарищ Светлаков! К лесу беги!» — он не слышит, стреляет. Потом я пробился к лесу и больше его не видел.
— И не слыхал ничего о нем?
Глухих ответил, глядя в сторону:
— Смотри, жив ли он? Кабы жив был, уж он бы нашелся!
Но Ирина была твердо уверена, что муж ее жив.
Очевидно, он не успел пробраться к своим и остался в тылу белых, ведет подпольную работу.
Верилось, что они встретятся в Перевале, в освобожденном Перевале.
…Нельзя сказать, что Ирина, глядя на выемку, вспоминала последовательно свои поиски. Она лишь острее почувствовала тоску по мужу…
Поезд полз как черепаха.
Наконец он вышел из выемки и стал набирать скорость.
Вот и станция Лузино!.. Желтое здание вокзала с белой заплатой — новой двустворчатой дверью… сигнальный колокол с выбитым боком…
— Поехали!
Вдруг среди привычного лязга и постукивания послышался отдаленный гул орудийного выстрела. Все тревожно и вопросительно поглядели друг на друга…
— Это гром!.. — со смехом сказал Никишин, и все рассмеялись. Почти невидимая тучка пролилась крупным дождем. Солнце пронизывало его. В вагон дохнуло прохладой. Луга ярче зазеленели. Вдали поднялась знакомая синеватая гряда плавных гор.
Дай-ка нам, мамка, пеленку, — сказала Наталья Даурцева.
Ирина бросилась к девочке:
— Ай-я-яй! Маша, Маша!.. Такая большая!..
— Это я виновата, — сказала Наталья, — я проворонила.
Близился город. Все сгрудились у двери. Широко развернулся пруд. Завод с бездымными трубами показался на берегу — закопченные корпуса, пустой двор. Побежали мимо домишки пригорода, сады, огороды.
— Живой! Живой! — закричала вдруг Наталья, указывая пальцем на свой домик под тополями. Она смеялась и радовалась, точно вид домика говорил ей о том, что и Владимир жив и здоров.
Блеснул в кольце зелени второй городской пруд. Сверкнули кресты на церквах. Замелькали стройные широкие улицы.
Ирина надела заплечный вещевой мешок, взяла дочку на руки.
— К папе, девочка, к папе! — твердила Ирина вполголоса.
Ирина быстро шла по городу. От волнения, от усталости на лбу выступал пот, и она вытирала его концом пеленки. Маша весело таращила карие глаза и взмахивала ручонками, как крылышками.
Вот сад Общественного собрания, где в прошлом году они с Ильей проходили военное обучение… Вот клуб — место сбора отряда… Ирину начала бить нервная дрожь. Еще несколько шагов — и она дома! Как удивится, как обрадуется Илья нежданной дочке! Ирина еще не был